В бухте Нукухива капитан хотел отдать якорь. Во время заката солнца мы заметили очертания гор, а к утру подошли совсем близко к острову. Бухта была на дальней его стороне. Мы смотрели на цветущие долины, глубокие ущелья, водопады, прохладные рощи, скалистые мысы… Перед нами открывались поразительные красоты.
Те, кто впервые посещает южные моря, как правило, удивляются, когда видят острова. Многие склонны представлять, что их очертания мягки, на их равнинах журчат ручьи и растут тенистые рощи. В реальности же очертания берега очень изрезаны, прибой бьется о высокие скалы, лесистые долины разделены отрогами гор…
Ближе к полудню мы наконец вошли в бухту. Невозможно описать ее красоту. Но я не видел в тот миг ничего, кроме трехцветного французского флага на шести судах, чьи черные корпуса ясно говорили об их воинственном характере. Вскоре мы узнали, что привело их сюда. Группой островов только что завладел контр-адмирал де Пети-Туар.
Мы медленно двигались вперед, а бесчисленные каноэ начали отходить от берега, и мы вскоре оказались в середине целой флотилии. Дикари, безрезультатно пытаясь подойти к нашему борту, отчаянно толкали друг друга. Таких странных криков и страстной жестикуляции я никогда не слышал и не видел. Можно было подумать, что островитяне готовы перегрызть друг другу глотки, а на самом деле они просто мирно расцепляли свои лодки.
Между каноэ плавало множество кокосовых орехов, тесно сбившихся вместе и подпрыгивающих на каждой волне. По какой-то необъяснимой причине эти орехи неуклонно приближались к нашему кораблю.
Когда я с любопытством наклонился за борт, чтобы попытаться разгадать это таинственное явление, одна группа орехов, уплывшая далеко вперед от остальных, привлекла мое внимание. В ее центре было нечто, что я принял за кокосовый орех. Он вертелся и танцевал среди других в особой манере, и, подплыв ближе, я подумал, что он удивительно похож на бритый коричневый череп одного из дикарей. Я заметил у него пару глаз и вскоре понял, что это не что иное, как голова островитянина. Кокосовые орехи были связаны волокнами кожуры, частично оторванной от скорлупы. Их владелец, просунув голову в связку, тащил ее таким способом по волнам.
Я был удивлен, увидев, что среди туземцев, окружавших нас, не было ни одной женщины. В то время я еще не знал, что законы табу строжайше запрещают женщинам на острове пользоваться каноэ – смерть грозила им даже за вхождение в каноэ, вытащенное на берег.
Когда мы приблизились мили на полторы к берегу, некоторые островитяне, ухитрившиеся взобраться к нам на борт, указали нам на странное движение в воде. Сначала я подумал, что это рыбы, резвящиеся на мелководье, но наши дикие друзья заверили, что это молодые девушки, которые хотят приветствовать нас. Когда они подплыли ближе, я увидел их тела, поднятые правые руки, длинные темные волосы, распущенные по воде, и мне показалось, что передо мной настоящие русалки.
Их появление совершенно поразило меня; их молодость, прозрачный свет их коричневой кожи, их тонкие черты и невыразимо изящные фигуры, их мягкие конечности – все это казалось странно красивым. Мы не могли отказаться от таких пленниц, и все время, пока корабль оставался в гавани, и он, и наш экипаж были полностью во власти русалок.
Вечером мы стали на якорь; палуба была освещена фонариками. Туземные женщины страстно любили танцевать, и их танцы превзошли все, что я когда-либо видел. Их танцы разнообразны и сладострастны настолько, что я не смею пытаться их описать.
Глава 3
Мы прибыли на острова летом 1842 года; французы завладели ими на несколько недель ранее. Они посетили крупнейшие острова группы и высадили в различных местах около пятисот солдат. Они были заняты строительством укреплений против туземцев, которых можно было ожидать в любой момент. Островитяне смотрели на людей, завладевших их берегами, со смешанным чувством страха и отвращения. Они всем сердцем ненавидели чужаков; но в них жил страх перед плавучими батареями, которые были выставлены не против крепостей и редутов, а против десятка бамбуковых хижин, притаившихся в кокосовой роще. Несомненно, адмирал де Пети-Туар доблестен и благоразумен! Четыре тяжелых фрегата и три корвета, чтобы запугать до полного подчинения горстку дикарей! Шестьдесятивосьмифунтовые пушки, чтобы разрушить хижины из ветвей кокосовой пальмы, и ракеты Конгрива, чтобы поджечь несколько навесов для каноэ!
В Нукухиве на берег высадилось около сотни солдат. Они расположились в палатках, изготовленных из старых парусов и запасных стенег, в середине редута с девятифунтовыми пушками, окруженного рвом. Через день эти войска в боевом порядке двинулись по направлению к одной из соседних возвышенностей и там в течение нескольких часов выполняли всевозможные военные упражнения в окружении туземцев, которые взирали на этот спектакль с диким восторгом, а на его участников – с дикой ненавистью.
Ко времени нашего прибытия туземцы толпами ходили вокруг лагеря и с живейшим любопытством наблюдали за тем, что там происходило. Кузница, устроенная в роще неподалеку от побережья, привлекла такую большую толпу, что потребовались величайшие усилия часовых, чтобы держать любопытных на расстоянии и не позволить им мешать работе.
Но ничто не вызвало такого восхищения, как лошадь, привезенная из Вальпараисо. Удивительно красивое животное было доставлено на берег и помещено в хижине из кокосовых ветвей внутри укреплений. Как-то лошадь, накрытую нарядной попоной, вывели оттуда, и один из офицеров проскакал на ней во весь опор по побережью. Это вызвало громкие приветственные крики, и «большая свинья» была объявлена островитянами самым необычным зоологическим видом, который им когда-либо встречался.
Глава 4
Не прошло и трех дней, как наше судно стояло в Нукухиве, а я решил покинуть его. Мои доводы в пользу этого решения были многочисленны и весомы, ведь я предпочел рисковать жизнью среди островитян тому, чтобы оставаться на борту «Долли». Попросту говоря, я решил смыться.
Когда я взошел на борт «Долли», я, разумеется, подписал договор, тем самым добровольно принимая на себя обязательства на время рейса. Но разве если одна из сторон не выполняет свою половину контракта, другая не освобождается от ответственности?
Теперь, поскольку вопрос решен принципиально, позвольте мне применить это решение к частному случаю, о котором идет речь. На судне, на котором я служил, бесчисленное множество раз нарушались условия контракта. Обращение было тираническим, больными жестоко пренебрегали, довольствие было мизерным, плавание необоснованно затягивалось. Виновником злоупотреблений был капитан: напрасно было надеяться, что он либо исправит их, либо изменит свое поведение, которое было непредсказуемым и жестоким до крайности. На все жалобы и протесты у него был один быстрый ответ – острый конец его костыля, очень убедительно и действенно заставлявший замолчать недовольных. К кому мы могли обратиться за помощью и защитой? Мы оставили и закон, и справедливость по ту сторону мыса Горн; команда, за немногими исключениями, состояла, к сожалению, из трусов и подлецов, которые сходились между собой лишь в том, что касалось непротивления тирании капитана. Было бы просто безумием, если бы двое или трое из нас попытались без поддержки остальных воспротивиться его жестокости. Мы бы только навлекли на себя месть и подвергли товарищей еще большим трудностям.
В конце концов, это можно было терпеть какое-то время, если бы была надежда избавиться от рабства. Но нас ожидала мрачная перспектива! Длительность китобойных плаваний за мысом Горн вошла в поговорку – часто они затягивались до четырех-пяти лет…
Итак, я решил оставить «Долли» – конечно, бесславно тайно бежать от тех, кто причинил мне обиды, но другого выхода не было. Чтобы спланировать побег, я стал собирать все сведения об острове и его обитателях, какие только мог получить.
Бухта Нукухива напоминает по форме подкову и, пожалуй, имеет девять миль в окружности. Попасть к ней с моря можно через узкий проход между двумя островками, конусообразно поднимающимися приблизительно на пятьсот футов. Берег ее описывает широкий полукруг. Он поднимается зелеными отлогими склонами, переходящими в величественные горы. Здесь глубокие романтические ущелья, лощинки, ручьи и водопады.
