На следующий день, встретив Мусу на ферме, я перехватила его взгляд и улыбнулась. «Вот увидит его отец, как мы счастливы, и даст согласие на наш брак», — сказала я себе. Вспомнилось, как папа говорил о моем везении. «Может, мне снова улыбнется удача», — думала я.
Но потом в нашу жизнь ворвались мятежники, и все изменилось.
Перемены начались в сезон засухи, когда мне исполнилось одиннадцать. В Сьерра-Леоне пришла война, и наш деревенский глава услышал, что жестокие повстанцы, которые громят деревни и убивают людей на востоке страны, движутся в сторону Магборо. Мятежники хотели свергнуть правительство, которое обвиняли в коррумпированности и нежелании помогать народу. Среди воюющих попадались представители разных племен Сьерра-Леоне, включая наше племя темне. Я не понимала, зачем повстанцам убивать бедняков и занимать наши деревни, зачем им отнимать у нас еду и спать в наших хижинах, но, судя по всему, именно этим они и занимались.
Как только появлялись слухи о приближении мятежников, деревенский глава приказывал всем жителям Магборо бежать в буш[1]. В первый раз мы не взяли с собой ничего: бросили дома и несколько дней прятались в кустах, слушая, как животы урчат от голода. После благополучного возвращения в деревню Мари и Али решили как следует подготовиться. Пустые мешки из-под риса они наполнили касса-вой и сушеными овощами; все члены семьи сложили в котомки смену одежды и циновки, чтобы спать. С тех пор, когда деревенский глава говорил о приближении мятежников, мы хватали приготовленные пожитки и гуськом уходили в буш вслед за Али.
Через какое-то время мы привыкли прятаться. Сельчане расстилали циновки на поляне посреди зарослей и не возвращались домой по целому месяцу. Поначалу я не боялась. Мы, дети, играли в те же игры, что и в деревне, пели и перекрикивались, а вечерами сидели у костра, рассказывали истории и делились слухами о войне. По ночам, лежа на спине, мы смотрели на луну и на звезд ы. Я вспоминала, как давным-давно отец говорил мне, что считать звезды нельзя.
— Если пересчитаешь и остановишься на своей звезде, то умрешь, — предупредил папа. Я толком ничего не поняла, но умирать мне точно не хотелось. Разговоры о мятежниках участились, и мы начали вести себя тише. Люди перестали готовить, чтобы мятежники не увидели дым от костров. Порой мы целыми днями ели только сырую кассаву, очень жесткую, сухую, пресную. Разговаривали все вполголоса. Стоило веточке хрустнуть в кустарнике за поляной, по спине у меня бежали мурашки. Пару раз я подслушала разговоры взрослых: они шептались о том, что мятежники не только убивают, но и пытают людей. После этого я старалась помалкивать. Когда мы прятались, Ибрагим частенько держался неподалеку и проверял, все ли у меня нормально. В таких случаях я совершенно не возражала против того, что двоюродный брат мной командует.
Год спустя в сезон засухи сообщения о мятежниках посыпались снова, и наш глава решил, что сельчанам нужно отправиться в деревню под названием Манарма.
— В Манарме много жителей, — пояснил он, когда мы собрались выслушать его предложение. — Там будет безопаснее, чем в буше.
Отправка в Манарму не отличалась от предыдущих побегов из родной деревни. Мы рассчитывали вернуться к нормальной жизни, когда наш глава скажет, что опасность миновала.
Только на этот раз получилось иначе.
ГЛАВА 2
Пальмовое масло — растительный жир из мякоти плодов пальмы. Цветом оно темно-оранжевое, и в Сьерра-Леоне готовят в основном на нем.
«Если приснилось пальмовое масло, жди кровопролития», — однажды, когда мне было семь лет, сказала бабушка.
Подрастая, я часто видела во сне пальмовое масло и действительно каждый раз то царапалась, играя в салки, то коленку разбивала. Самый ужасный сон про пальмовое масло приснился мне нашей первой ночью в Манарме. Мне виделась большая яма в земле, полная пальмового масла. Я стояла на дне ямы, и масло доходило мне до колен. Рядом с ямой был оловянный бак, в котором наша семья держала свежую озерную воду. Деревянные подпорки бака горели, вода в нем кипела, из сливного отверстия к безоблачному небу поднимались струи пара. Вот деревянные ножки закачались, и бак опрокинулся. Падая, он превратился в мою голову. Теперь я видела, что воды в баке нет — только пальмовое масло. Моя голова упала на землю, а тело полностью покрылось густым маслом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Проснулась я с криками. Той ночью я спала на полу, расстелив циновку рядом с Адамсей. В доме было человек пятнадцать, в том числе хозяин хижины с семьей, Мари и Али, Адамсей, Мохамед и Ибрагим. Утро только-только начиналось: за окнами в дальнем конце комнаты забрезжил свет. Мои крики разбудили Али. От его сердитого взгляда меня бросило в дрожь. Я знала: он злится, что я поднимаю шум. Нас предупредили, что о приближении мятежников мы узнаем по выстрелам, а пока надо вести себя как можно тише. Я боялась, что Али поколотит меня за громкие крики. Дядя был крупным мужчиной. Когда мы, дети, его не слушались, он любил демонстрировать силу — хватал розги и нещадно нас сек.
Дядя так и буравил меня карими глазами, рядом с ним крепко спала Мари. Я решила, что вот сейчас меня высекут. Тут кто-то из спящих зашевелился.
— Постарайся не шуметь! — зашипел Али. — Иначе ты всех нас погубишь. — Еще один сердитый взгляд, и дядя опустил голову на циновку.
Я вздохнула и с облегчением вытерла пот со лба. В комнате уже становилось жарко. Скатав циновку, я одернула хлопковое платье, в котором спала, и вышла на улицу посмотреть, кто проснулся.
Про страшный сон я никому не рассказала, по крайней мере сразу. Оглядевшись, я пошла за незнакомой женщиной к реке, что протекала неподалеку.
На берегу я ополоснула лицо, смочила водой короткие косички, почистила зубы жевательной палочкой, которой служила простая веточка, и начала помогать незнакомке со стиркой. Я несла пластмассовый кувшин с водой обратно в деревню, когда ко мне подошел Али. «Ну вот, — подумала я. — Сейчас побьет». Вместо этого дядя сказал, что хочет отправить меня за едой в Магборо.
Я подумала, что ослышалась, и вежливо переспросила:
— Куда ты собираешься меня отправить?
— В Магборо вместе с Адамсей, Ибрагимом и Мохамедом. Принесете еду из погреба, — ответил Али.
Я замерла, потрясенная до глубины души; капли воды из кувшина стекали у меня по лицу и спине. «Кто отправляет детей в деревню, на которую вот-вот нападут мятежники?» — думала я.
— С вами пойдут сопровождающие, гнул свое Али. — Жители Манармы. Рядом с ними вы будете в безопасности.
В голове вертелись образы из сна, и я сделала такое, чего детям Сьерра-Леоне не позволено: посмотрела Али, взрослому человеку, в глаза. Не ограничившись этим, я совершила поступок, однозначно заслуживающий порки, — возразила ему.
— Нет! — воскликнула я с неожиданной для себя уверенностью. — Я не хочу идти! tag И попыталась соврать, что плохо себя чувствую.
— Ты же только что белье стирала, я видел тебя у реки. А сейчас ты несешь воду, — заметил Али. — Вовсе ты не больна, поэтому вместе с кузенами пойдешь в Магборо за едой.
— Никуда я сегодня не пойду! — уперлась я и, дрожа с головы до ног, рассказала Али про свой сон и бабушкино предсказание. — Сегодня что-то случится. Что-то ужасное. Если ты мне не веришь, я отправлюсь в Магборо, но мы можем больше не увидеться.
Я думала, Али накричит на меня, а он только усмехнулся.
— Просто иди, вот и все. Уверен, ничего плохого не случится.
Я вернулась в дом, где мы ночевали, и поставила кувшин на пол рядом с Мари. Когда тетя тоже сказала, что нужно идти в Магборо, я заплакала.
— Тревожиться не о чем, — успокаивала меня Мари. — Мятежники еще не подошли. Как знать, может, их вообще не существует. Делай, как сказал Али. Отправляйся в Магборо.
Я еще плакала, когда мы вышли из Манармы с Адамсей, Ибрагимом и Мохамедом. Думать я могла только о своем сне — о пальмовом масле, горящем баке для воды — и о бабушкиных словах: «Если приснилось пальмовое масло, жди кровопролития».
