– Поздравляет? – изумился Гумбатов, обращаясь к своей спутнице.
Но тут официант (и бармен в одном лице), обладавший пугающей способностью внезапного как из-под земли появления и столь же внезапного исчезновения, изумил его еще больше – по-военному развернувшись кругом, чеканя шаг, он прошагал на свое место с бокалами вина на подносе, держа поднос, как жонглер на трех пальцах высоко поднятой над головой руки.
– Что это он? – спросил Гумбатов, – Он не здоров?
– Э, не обращай внимания, – сказала она, – Дурачится, – и улыбнулась очень милой мягкой, понимающей улыбкой вслед официанту, – У нас с ним такие отношения…
– Но он мог бы посчитаться и с моим присутствием. У меня с ним никаких отношений нет, – несколько обиженно произнес Гумбатов.
– Не будь занудой, – примирительно сказала она, положив руку на его нервно сжатый кулак на столике, – Так вот, я говорю, все время, говорю, о тебе думала, о тебе только и думала, – зачастила она опять так, будто боялась, что ее перебьют и она не успеет сказать главного, – Я даже твою фотокарточку всегда с собой ношу, вот, смотри, если не веришь… Ты мне сам ее подарил, помнишь?
– Нет, – сказал он, подумав, – Совсем не помню.
– Не шути так, – она извлекла из сумочки и показала ему его фото, где Гумбатову было три или четыре года, он стоял ногами на старом темном кресле, полусогнув одну ногу и напряженно улыбаясь.
– Поразительно! – сказал он. – Откуда у тебя это?
– Я же говорю…
– И наконец – десерт! – громко, так что Гумбатов вздрогнул, прокричал бармен-официант, возникнув у их столика, но на этот раз ничего не принес.
– Оставьте нас! – прикрикнул на него Гумбатов вконец обозлившись, и официант зашмыгав носом и вытирая сухие глаза отошел.
– Зачем ты его обижаешь? – сказала она. – И потом, возвращаясь к нам: у нас только что с тобой в туалете был потрясающий секс, такое не забудешь. Разве всего этого не достаточно, чтобы…
– Се… Какой секс?! Ты бредишь? Или считаешь меня идиотом? – уже откровенно рассердился Гумбатов. – Ничего у нас с тобой здесь не было, ровным счетом – ничего. Я пока в своем уме и помню все, что было пол часа назад.
– Не сердись, милый.
– Но ты же говоришь глупости.
– А ты не спеши, подумай, может, не такие уж и глупости.
– Что ты этим хочешь… Погоди, я не понял, ты что, разыгрываешь меня?
– Почему же? Я испытала большое удовольствие от общения с тобой, так что…
– Так что, это приравнивается к сексу? Ты так хотела сказать?
– Посмотри, какой снег пошел, – не отвечая на его вопрос, грустным голосом сказала она, глядя на улицу сквозь витрину кафе.
И в самом деле, на улице шел снег, уже не мокрый, превращающийся в слякоть под ногами прохожих, а самый что ни на есть зимний, пушистый, что было редкостью для этого города, не таявший на крышах машин, на карнизах окон, на перилах балконов. Он поглядел на улицу рассеянно, о чем-то задумавшись, отвел взгляд и сказал:
– Я бы поел чего-нибудь. Ты голодна?
– Да.
– Но как тут можно поесть? – сказал он. – Бармен какой-то ненормальный.
– Я сама приготовлю, – сказала она. – Хочешь яичницу?
– И это все меню?
– Да, сейчас можно только яичницу. Тебе как, глазунью, болтушку?
– Все равно, – сказал он с вконец испорченным настроением, – Я уже не так голоден… Яичницу, кстати, я и сам могу приготовить.
– Отбила тебе аппетит?
– Послушай, – не отвечая ей, вдруг вспомнил он, – А почему твой муж… то есть. Бывший муж не выходит так долго из туалета?
Она пожала плечами, довольно равнодушно глянула на дверь туалета, поймала взгляд бармена, который ей заговорщицки подмигнул. Она удивленно подняла брови.
– Этот нахал мне подмигивает, – пожаловалась она Гумбатову.
– Ничего удивительного, если вы вместе росли и дружите с детства, – спокойно отреагировал он.
– Кто тебе сказал такую чушь? – возмутилась она. – Что у меня может быть общего с таким типом?!
– Детство, – ответил Гумбатов со злорадным чувством – вот, наконец-то и ее задело за живое, пусть ее бесится.
– Не говори глупости, – тут же отрезала она как-то слишком уж нервно, будто придавала слишком большое значение этому невинному разговору.
– Но ведь ты сама мне говорила, что давно его знаешь, и вы дружите…
– Я?! – казалось она искренне изумилась словам Гуматова.
– А разве нет? Нет? – он уже засомневался – правильно ли ее понял.
– Разумеется, нет. А если ты задался целью унизить меня, то у тебя неплохо получается. Мне рожа этого бармена глаза намазолила.
– Так может нам лучше уйти отсюда? – предложил он.
– Нет, что ты! – вдруг испугалась она. – Ни в коем случае.
– Ни в коем случае? – переспросил он, пристально поглядев ей в лицо. – Ты как себя чувствуешь?
– Посмотрите, – сказал в эту минуту бармен, появляясь из-под стойки бара и показывая на дверь туалета, которая, заскрипев, чуть приотворилась сама по себе, как бывает от сильного сквозняка. Для пущей убедительности бармен просунул нос и в щель двери и, посмотрев, сообщил тихо, испуганным шепотом, – Вашего друга нет в туалете.
– Это открытие заставило Гумбатова и девушку подняться из-за столика и поспешно подойти к двери туалета, находящейся за стойкой бара, и они обнаружили, что да, на самом деле давешнего посетителя, зашедшего чуть ли не пол часа назад в туалет, теперь там не было.
– Может, он вылез в окошко? – сделал предположение бармен.
– Но здесь нет никакого окошка, – сказал Гумбатов, внимательно оглядев туалет и еще внимательнее – бармена.
– Но раньше здесь было окошко, – сказал бармен, сделав значительную мину, как человек, которому известно то, что не знают другие.
– Ясно, – сказал Гумбатов, не позволяя втягивать себя в пустой, никчемный разговор. – Он мог уйти только через вентиляционную шахту… если бы был крысой.
– О! У нас полно крыс, – охотно подхватил бармен. – Однажды я готовил суп, и одна из них оказалась там, сварилась. Мясо неприятное, жесткое, горькое…
– У него не было половины лица, – вдруг вспомнив, не совсем уверенно произнес Гумбатов.
– Да что ты! – воскликнула девушка возмущено, – Он был просто красавчик! Мне ли не знать…Какая еще половина лица!? Выдумает тоже…
– Послушай, мне вся эта чертовщина…
– Не смей на меня кричать!
– Я и не кричу, – возразил он спокойно. – Ты разве слышала, чтобы я кричал?
– Кричали, кричали, – подхватил бармен, бесцеремонно влезая в разговор. – Еще как кричали.
– Я бы попросил вас не лезть, куда вас не просят, – раздраженно произнес Гумбатов.
– И на него не смей кричать, – сказала она. – Все-таки он мне не чужой, как некоторые…
– Это какой-то сумасшедший дом, – сказал совершенно растерянный Гумбатов.
– Вы оскорбляете мое заведение, – вдруг, как ужаленный вскричал из-за стойки бармен, – Оскорбив лошадь, вы оскорбили всадника, – он захихикал, как в дурном сне, – Помните, откуда эта фраза? Да! Это мое заведение! Я вас за оскорбление на дуэль вызову! – он проворно нырнул под стойку и достал какой-то продолговатый предмет, который оказался футляром для старинных дуэльных пистолетов. Раскрыл футляр, продемонстрировал несколько картинно, остался доволен, оглядев малочисленную публику.
Гумбатов, усмехнувшись, поглядел на пистолеты.
– Одним из них Дантес застрелил Пушкина? – спросил он.
– Я с вами не шучу! – истерически закричал бармен. – Извольте выбрать оружие!
Улыбка Гумбатова с каждым мгновением становилась все более напряженной. Возникла долгая неловкая пауза.
– А что, слабо тебе? – сказала девушка, подзадоривая Гумбатова. – А я еще за него замуж хотела. Трус!
Слово прозвучало, как пощечина.
– Да что вы оба, с ума спятили? – не выдержав, повысил голос Гумбатов, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Какая к черту дуэль?! Вы в каком веке живете?
Но бармен упрямо молча протягивал ему футляр с пистолетами на выбор, с ехидной улыбкой на лице, теперь потерявшим присущие ему ранее шутовские черты. Выражение лица его стало жесткое, злобное, несмотря на ухмылку, что-то жуткое затаилось во взгляде, наглое, вызывающее, и Гумбатов не мог снести эту наглость, этот злобный вызов со стороны лакея. Он хватил один из пистолетов, чуть не вышибив футляр из рук бармена, а тот спокойно вытащил второй пистолет. И в этом необычном для него спокойствии тоже было что-то холодно-уверенное.
– К барьеру! – подчеркнуто-торжественно произнесла девушка, стараясь показать и голосом и театральными жестами, сопровождавшими этот призыв, что они играют и просто надо соответствовать правилам игры, и Гумбатова приглашают поиграть, в результате чего проэкзаменуются некоторые его свойства и черты характера.
И он подчинился этим правилам, навязанным ему помимо его воли, подчинился, как взрослый серьезный человек, попавший в окружение несмышленых детишек, втягивающих его в свои забавы и знать не желающих о его делах и проблемах, о том, что он взрослый и серьезный, не ровня им.
