— Вот это попугай! Красивый, умный, — говорили моряки.
В каюту вошел штурман Василий Васильевич. Палец у него снова был окровавленным.
— Укусил еще раз, — спокойно проговорил он. — Я ему, как порядочному, кусок сахара даю, а он меня клювом.
Ваня достал бинт, промыл и перевязал рану.
— Может, ты возьмешь Зеленого? — обратился Федор к Ване. — Марийке Зеленый понравится. А я, ладно уж, возьму этого калеку.
Он протянул руку к малышу.
— Ка! — возмущенно выкрикнул малыш. Как можно? Не желает он идти к человеку в белом колпаке. Никуда не хочет уходить от Вани. — Ка! — жалобно повторил Кикикао и посмотрел на своего хозяина.
Тот, конечно, понял его.
— Не буду меняться.
— Смотрите! Смотрите! — вдруг крикнул Василий Васильевич.
Все бросились к иллюминаторам и увидели, что Зеленый Разбойник, быстро-быстро махая крыльями, летит к берегу.
— Ой, я ведь забыл закрыть дверцу клетки, — сказал Василий Васильевич, — и не жаль.
Кикикао зевнул. Еще и еще раз. Федор закричал:
— Задыхается!
— Не выспался, — пояснил Ваня и отнес попугая в душевую.
Там было темно. Под крышей белели трубы, по которым шла теплая вода, электрические кабели. Кикикао удобно уселся на трубе. Успокоенно заскрипел клювом, издавая такой звук, будто скрипят на ветру деревья, пощелкал и, прикрыв клюв, как воротником, желтыми перьями, заснул. Так он всегда спал в дупле.
Вдруг все задрожало, где-то застучало. Что-то страшное метнулось по стене.
— Ка! — испуганно пискнул малыш.
Вбежал Ваня. Включил яркий свет. Малыш увидел, что на стене висит полотенце. А стучало и гремело потому, что теплоход отходил от причала.
С капитанского мостика звучал голос Василия Васильевича.
— Лево руля! Еще лево! — спокойно подавал он команды.
— Домой! — радостно воскликнул Ваня. — Мы идем домой, Кикикао! Там нас ждет Марийка.
Он пристроил между трубами два бокала, в один насыпал риса, в другой налил воды.
— Ешь, пей и спи. Я пошел на вахту. А чтобы ты не боялся, свет не погашу. Не будешь бояться?
Малыш хотел многое сказать, но произнес только:
— Кикикао!
Он немножко посидел, разглядывая помещение, и взял в клюв зернышко риса.
— Ваня! Где ты? — послышался голос Федора и тот вошел в душевую. — Спишь, Кикикао?
Но малыш с Федором не желал разговаривать. Он наклонил лапкой бокал с водой и облил гостя.
— Ох, ты ж и шутник! — засмеялся Федор. — Вот я тебе…
Он погрозил пальцем и вышел.
— Ка! — удовлетворенно проговорил Кикикао. Теперь уже Федор не войдет в душевую, когда тут нет Вани.
Прежде чем приняться за еду, малыш стал все хорошо осматривать. А то начнешь есть, а на тебя кто-нибудь нападет. Диких зверей тут, конечно, нет, а вот гадюки… Больше всего Кикикао боялся гадюк.
Он внимательно оглядел палубу, переборки и уже собрался есть, как вдруг за трубой увидел что-то, похожее на гадюку, — такое же тонкое и черное, только оно было неподвижно. Гадюка? Прикидывается мертвой. Но только он, Кикикао, уснет, как она оживет и проглотит малыша, а Ваню укусит. Скорей, скорей — убить, уничтожить.
Кикикао набросился на электрический кабель. Кусочки изоляции посыпались на плитки. Точно плоскогубцами, перекусил он клювом что-то твердое. Ему казалось, что это был хребет гадюки.
И вдруг: трах, трах, тарарах!.. Синее пламя полыхнуло из этого хребта, свет погас. Кикикао — оглушенный, перепуганный упал на пол. В коридоре закричали:
— Кто там замкнул провода?
Кикикао тоже кричал: «Ка? Ка? Кто? Кто?» Ему было страшно сидеть в темноте, да еще на холодных плитках. Попугаи ночью не сидят на земле. А взлететь Кикикао не мог. Он отчаянно вопил, призывая Ваню на помощь.
— Ка! Кикикао! — Это должно было означать: тут сидит перепуганный Кикикао и его надо спасать.
В душевую с фонарем вбежал Федор. Он заметил Кикикао, который забился в угол, увидел изоляцию, которую разгрыз малыш своим мощным клювом.
— Так это ты устроил замыкание? — рассердился Федор. — Электрика сюда!
Он схватил полотенце и замахнулся на попугая.
— Вот я тебе покажу, как шкодить!
— Ка! — закричал малыш и щелкнул клювом.
— Ах, так! То водой меня облил, а теперь кусаться?! — Федор ударил малыша полотенцем.
Вбежал Ваня и выхватил у него полотенце.
— Как тебе не стыдно обижать дитя?
— Его обидишь! Как же!
— Кикикао не знал, что это кабель. — Ваня взял малыша на руки. — Нельзя трогать, слышишь?! Нельзя!
— Ка! — очень серьезно произнес попугай.
Ваня снова посадил его на трубу.
— Нельзя. Не будешь? — спросил он.
Малыш наклонил голову и повернул ее вправо, а потом влево. Это должно было означать: нет, конечно, нет! Попугай теперь знал, что около труб ничего нельзя трогать, а то так бросит, что в океане окажешься.
Электрик починил кабель, а Кикикао, переволновавшись, так крепко уснул, что не слышал, как сменился с вахты Ваня, как он лег спать и как среди ночи стонал и завывал океан за толстым стеклом иллюминатора.
Глава 5. Проделка бродяги-орлана
Кикикао привык к расписанию дня на теплоходе и строго его придерживался. Когда Ваня шел на вахту, не возражая, укладывался спать в душевой. Как только вахта заканчивалась, а Ваня почему-то не приходил, Кикикао кричал так, будто его ощипывали.
Утром попугай терпеливо дожидался, когда ему дадут хлеб с маслом и чай. Пил Кикикао только с ложечки, крепко держа ее в лапке. Наливался, словно пузырь, так, что потом не мог ни быстро повернуться, ни пробежать по трубе. Как все какаду, он очень любил воду. А на теплоходе был сладкий, пахучий и теплый чай. Малыш не бросал ложку, пока Ваня ее у него не отбирал. И еще любил Кикикао, когда ему на завтрак давали самую жирную колбасу. Но колбасу Ваня приносил редко. Он узнал, что попугаи от жира и мяса теряют перья, лысеют. На обед Кикикао ел жареную картошку или гречневую кашу. Гречневая каша была даже вкусней колбасы. Маслины Кикикао не нравились. Соленые. А вот косточки у них хорошие, такие твердые, что никак не разгрызешь. Целый день возишься, а косточка не поддается. Орех — совсем другое дело! Нажал клювом — раз… и готово!
На палубу Кикикао выходил, сидя на Ванином плече. Он привык, что моряки заговаривают с ним, как с равным, и с гордым видом поглядывал во все стороны. Приподнимал желтые перышки вокруг шеи, распускал хвост и сам себе казался очень важным и совершенно взрослым. Когда Ваня читал или играл в шахматы, Кикикао пересаживался на спинку свободного шезлонга и чувствовал себя совсем самостоятельным.
В тот жаркий вечер он, как всегда, сидел на спинке шезлонга и сонными глазами смотрел в океан. Вода за бортом текла, текла мимо и приятно укачивала.
Ваня читал. Моряки за большим столом играли в домино. Федор, закончив работу, вышел из камбуза на палубу. Кикикао уже знал, что на камбузе варят еду. Федор всегда ужинал последним. Целый день он топтался возле раскаленной плиты и хотел поужинать не в столовой, а на свежем воздухе.
Федор поставил на стол миску с большой котлетой и белыми макаронами и оглянулся, не попросит ли у него Кикикао кусочек котлеты. Но малыш неожиданно исчез.
— А где твой попугай, дружище? — спросил Федор у Вани.
Тот поднял голову от книги и тоже посмотрел по сторонам. Не сдуло ли Кикикао ветром в океан? Все бросились к борту.
— Утонул! Если попал за борт — пиши пропало. Под винт затянуло. — Федор отошел от борта.
— Не каркай! Не мог он упасть в океан. Закричал бы, — чуть не плача, говорил Ваня. — Как же это случилось?! Бедный мой Кикикао!
И вдруг послышалось тихое:
— Кикикау-а! Кикикау-а!
Все оглянулись.
— Кикикау-а!
На спинке шезлонга виднелись только два черных коготка. А сам малыш висел за спинкой. Висел так, чтобы его нельзя было увидеть.
— Кикикау-а! — опять тихо сказал попугай.
— Чего он туда спрятался? — удивился Федор. — Глуповатый твой попугай.
— Ешь свою котлету, — буркнул Ваня. — Иди ко мне, мой Кикикао! Иди сюда, мой хороший хлопчик!
Федор, усмехаясь, повернулся к своей тарелке, и вдруг что-то темное быстро мелькнуло возле самого его носа, разбросало макароны, и большущий орлан понес в клюве котлету.
— Мой ужин! Ой-ой-ой! Держите вора! — закричал Федор.
Матросы смеялись, наблюдая, как улетает орлан.
— Что случалось? — спросил Василий Васильевич, который в это время вышел на палубу.
Ему рассказали.
— Большой бурый орлан? Он еще с утра летал над теплоходом, присматривался, нельзя ли чего подцепить, — сказал Василий Васильевич. — Настоящий морской бродяга.
Ваня взял Кикикао на руки. Лапки у попугая дрожали. Ваня прикрыл малыша ладонью, и Кикикао замер. Он искал защиты у своего хозяина. С ним он ничего не боялся.
