Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я наблюдаю за машиной, пока свет фар не скрывается вдали.
Позже я сижу на диване и смотрю шоу про смену имиджа, когда на кухне раздается грохот. На секунду мне кажется, что это воры, но это всего лишь Тейлор и Стивен. Вернее, Тейлор со Стивеном: она волочит его через кухню, а он, положив руку ей на плечо, плетется, спотыкаясь, следом. Тейлор выглядит ужасно сердитой.
– Что случилось? – спрашиваю я, ставя на кофейный столик свою ночную порцию хлопьев.
Тейлор корчит гримасу:
– Четыре рюмки «Егермейстера».
– Фу!
– Да уж, – вздыхает она. – Родители дома?
Я трясу головой, Тейлор мрачно кивает. Она тянет Стивена за разные конечности, пытаясь провести его мимо столика до лестницы. Она едва доходит ему до плеча.
– Есть глазок, да не видит? – жизнерадостно бормочет он.
– Иголка, Стивен, – отвечает Тейлор, волоча его вверх по лестнице. – Я это тебе загадывала во втором классе.
Через несколько минут я вижу, как она спускается вниз, выправляя волосы из-под воротника и закручивая в узел на макушке. У нее такие густые волосы, что они остаются стоять пучком без резинки или заколки, словно чистым усилием воли.
– Сраное говно, – шумно выдохнув, говорит Тейлор, и я смеюсь.
Наверно, сейчас она уйдет. Вместо этого Тейлор плюхается рядом со мной на диван, пододвигает к себе хлопья и выуживает зефирку.
– Как прошел вечер? – спрашивает она, благоухая холодным воздухом и пивом.
– Нормально, – отвечаю я и, чувствуя себя последней неудачницей, показываю на телевизор: – В основном вот телик смотрела.
– Люблю эту передачу, – говорит Тейлор.
Мы молча сидим и смотрим в экран. Мы уже целую вечность не проводили время вдвоем. Я искоса кидаю на нее взгляд. Тушь у нее немножко растеклась, и прямо над скулой чернеет пятнышко. Мне хочется протянуть руку и вытереть его большим пальцем.
– Вот, так гораздо лучше, – комментирует Тейлор, когда стилист обрезает волосы невзрачной участнице. Потом она переводит взгляд на меня: – Кстати, твои волосы мне так тоже больше нравятся. Я ведь уже говорила?
Я улыбаюсь:
– Правда?
Но они же такие короткие. Как у парней из девяностых: спереди косма, как у Девона Савы, а снизу выбриты. Я раз шесть объяснила парикмахеру, как меня подстричь, и все равно он переспросил, уверена ли я.
– Мама расплакалась, когда я вернулась из парикмахерской.
Тейлор делает круглые глаза:
– Что, правда?!
Я киваю.
– Ну, истерик никаких не было, но она полчаса просидела в кладовке.
– Клаудиа! – Тейлор называет мою маму по имени. – Ну ты чего вообще!
Она подтягивает под себя одну ногу и поворачивается ко мне лицом. Ее кудрявые, волшебные волосы все еще держатся в пучке, как по волшебству.
– Ну, я думаю, тебе дико идет.
Мне впервые приходит в голову мысль, что Тейлор тоже напилась.
– Правда? – Я безбожно напрашиваюсь на комплимент. – Не слишком похоже на Стивена?
Тейлор смеется:
– Если представить, что Стивен стал девочкой. И похож на эльфа.
Она вытягивает из миски еще несколько зефирок – сердечко, луну и радугу, – потом кладет руку на подушку. Так близко к моей, что наши пальцы соприкасаются. И не убирает руку так долго, что я даже начинаю думать, что, может, это нарочно.
– Кстати, он рассказал мне про твой экзамен на права.
– Ага. – Я оседаю в глубь дивана, вжимая голову в плечи. – Да ничего страшного. В январе пересдам.
Тейлор кивает:
– Знаешь, я же королева параллельной парковки. Могу тебя научить.
– Правда? – Я смотрю на нее в упор, на ее щечки-яблочки и длинные острые ресницы.
Если я ее поцелую, язык у нее будет на вкус как самый сладкий сахар.
– Конечно, – отвечает она, вставая на ноги быстро и уверенно. Значит, не пьяная. – Пойдем.
– Что, прямо сейчас? – Я осматриваю свой наряд: огромная папина кофта и фланелевые пижамные штаны в брусничках. Каждый год мама дарит нам по паре таких штанов, чтобы мы надели их накануне Рождества.
Тейлор пожимает плечами:
– А почему бы и нет?
Почему бы и нет? Я сдаюсь и натягиваю ботинки, которые мирно дремали в прихожей на боку. Мы выходим на улицу и бредем, огибая дом. Пошел снег; пушистые снежинки застревают у Тейлор в волосах. На нашей улице припаркована всего одна машина: красный «вольво» перед домом Фаулеров. Тейлор заставляет меня припарковаться за ней раз пять-шесть и каждый раз дает четкие, лаконичные инструкции. Из нее бы вышел хороший учитель. Она терпеливая и не вцепляется в сиденье, как мама, когда ей приходилось ездить со мной.
– Видишь, у тебя получается, – одобрительно говорит она, игнорируя тот факт, что я минут семь пыталась подъехать к обочине. – Гораздо лучше, чем у меня тогда. Мне пришлось сдавать город четыре раза.
– Помню, – улыбаюсь я.
Тейлор затерроризировала всех за те несколько недель. Обижалась на любую шутку и убегала из нашего дома, оглушительно хлопая дверью в припадке праведного негодования и гормональной бури. Мама, несмотря на все свое нежелание воспитывать чужих детей, была вынуждена поговорить с Тейлор и попросить ее вести себя потише.
– Можно вопрос? – внезапно спрашивает Тейлор, откидываясь на сиденье. Я киваю, на секунду забыв, как дышать. – Почему мы больше не общаемся?
Почему мы… Я трясу головой. Тейлор серьезно смотрит на меня, склонив голову.
– Мы общаемся прямо сейчас, – говорю я.
– Нет, это понятно. – Она отмахивается от моих слов. – Но раньше мы проводили больше времени втроем, правда?
– Да, – медленно говорю я.
В голове ответ звучит у меня как одна из загадок, которые они со Стивеном так любят. У кого темные волосы и костлявые руки и кто так жалко влюбился в лучшую подругу и, возможно, будущую жену собственного брата?
– Да, – повторяю я. – Правда.
Мы перестали тусоваться вместе примерно в то же время, когда Тейлор наконец сдала на права. Когда они со Стивеном наконец смогли ходить на вечеринки с алкоголем, а я наконец поняла, что не хочу становиться Тейлор.
Она слегка морщит нос и продолжает:
– Так вот… – Тейлор театрально повышает голос. – На Новый год у Бодхи Пауэрс будет вечеринка. Если у Стивена пройдет похмелье, мы собираемся пойти. Давай с нами?
Я пару секунд размышляю о том, как это будет выглядеть со стороны.
– Может быть, – говорю я наконец.
Тейлор кивает, будто я уже согласилась.
– Хорошо, – говорит она, а потом протягивает руку и хлопает по рулю: – Ну, еще разок?
У Стивена на следующее утро и правда дикое похмелье. Я с каким-то злорадным наслаждением открываю окна в его комнате. Ледяной воздух со свистом проносится по комнате; яркое утреннее солнце отражается в сугробах за окном. Стивен со стоном натягивает на лицо подушку и вслепую кидает второй подушкой в меня.
– Вас изволит тошнить? – Меня охватывает жалость, когда брат резко перегибается через угол кровати. – Могу принести тазик.
Он отмахивается от меня, другой рукой приглаживая взъерошенные волосы:
– Сходи вниз, принеси пожрать.
– Они так или иначе узнают, что ты напился, – говорю я и все равно исполняю просьбу.
На ходу я подбираю с пола свитер Стивена. Серый с красным жаккардовым узором на рукавах.
– И хватит воровать мои шмотки! – кричит Стивен, но я уже натягиваю свитер через голову.
Внизу я нахожу банан и английский маффин. Когда я пихаю маффин в тостер, сквозь дверь скользит мама с утренней газетой в руке. Она просыпается очень рано; думаю, уже успела позаниматься на беговой дорожке или разобрать почту. Само ее существование кажется мне сейчас упреком.
– Привет, – говорит мама, хватая меня за колючую макушку и наклоняя, чтобы поцеловать меня в лоб. – Это ты вечером оставила миску с хлопьями?
А Стивен вообще напился.
– Прости.
– На столе осталось пятно, – добавляет мама и говорит: – А это что, свитер Стивена?
– Прости, – шиплю я, вырываясь из ее рук.
Звякает тостер. Прости, прости, прости. Я шлепаю маффин на тарелку и намазываю половинки арахисовым маслом и дорогущим вареньем, которое всегда покупает папа. Когда родители в прошлом году расходились, варенье исчезло из нашего холодильника на целых семь месяцев, и это при том, что папа с мамой по очереди жили в доме. Будто папа решил, что теперь не вправе оставлять здесь собственное варенье. Внезапно это тоже начинает меня бесить. Внезапно меня бесит все на свете.
Мама поджимает губы.
– Следи за тоном, – мягко говорит она и оставляет меня беситься в одиночестве.
Поднявшись наверх, я со звоном ставлю тарелку Стивену на стол.
– Если тебя стошнит и родители спросят, в чем дело, я скажу правду, – предупреждаю я, пиная его по облаченной в носок ноге.
Стивен приподнимает с лица подушку. Вид у него самый безразличный.
– И что они сделают? Запрут меня дома?
Он прав: ничего родители ему не сделают. Через восемь месяцев брат уезжает в Колумбийский университет. Мама тихо паникует по этому поводу, словно чувствует себя виноватой за то время, пока они с папой расходились. Еще, мне кажется, ее пугает перспектива, что я на время останусь единственным ребенком в доме. И вот я злюсь уже и на Стивена тоже. На Стивена, и его самодовольство, и на то, как рано он выбрал университет, и как легко ему живется. Как легко пронесся он по тонкому льду подросткового возраста, когда простые смертные проваливаются под воду и тонут.
- Восемь гор - Паоло Коньетти - Современная зарубежная литература
- Клок-Данс - Энн Тайлер - Современная зарубежная литература
- Повезет в любви - Кейси Уэст - Современная зарубежная литература
- Куда мы, папа? - Фурнье Жан-Луи - Современная зарубежная литература
- Вторая жизнь Уве - Бакман Фредрик - Современная зарубежная литература