Он прав: ничего родители ему не сделают. Через восемь месяцев брат уезжает в Колумбийский университет. Мама тихо паникует по этому поводу, словно чувствует себя виноватой за то время, пока они с папой расходились. Еще, мне кажется, ее пугает перспектива, что я на время останусь единственным ребенком в доме. И вот я злюсь уже и на Стивена тоже. На Стивена, и его самодовольство, и на то, как рано он выбрал университет, и как легко ему живется. Как легко пронесся он по тонкому льду подросткового возраста, когда простые смертные проваливаются под воду и тонут.
– Ты вообще-то не единственный ребенок, знаешь ли, – злобно и совсем невпопад говорю я. – Может, ты и любимчик, но у наших родителей есть еще и я.
Стивен смотрит на меня так, будто я свихнулась:
– И ничего я не любимчик. – Он садится в кровати и с самым жалким видом обхватывает голову руками. – Ты ведь знаешь, что мама ждет не дождется, когда вы снова подружитесь? Постоянно об этом говорит.
Я резко поворачиваюсь:
– Это тебе она говорит? – Мысль о том, что они говорят обо мне в мое отсутствие, злит меня еще сильнее. Ровена с ее невыносимым тоном и ее ситуацией. – И что же она говорит?
Стивен пожимает плечами. Такой спокойный, что хочется ему врезать.
– Да ничего. Только то, что я сказал. Что скучает по тебе и хочет, чтобы вы опять дружили.
Я яростно передергиваю плечами:
– Вообще-то это она родитель, а не я. Пусть и пытается подружиться.
Стивен раскрывает рот, но вместо ответа тянется к стакану с водой. Видимо, нечего сказать.
После полудня Стивен наконец выходит из комнаты. Он плетется вниз по ступенькам, даже не переодевшись из вчерашней одежды. Ну ты и лох, думаю я. Родители, что характерно, не обращают на его вид ни малейшего внимания. Мы проводим день в кругу семьи: доедаем остатки с праздничного стола и собираем огромный пазл с Одиноким Кипарисом, главной достопримечательностью дороги на Пеббл-Бич. Я сижу за кухонным столом и наношу последние штрихи на платье и шлейф королевы из «Однажды на Матраце», когда мама склоняется посмотреть, что я рисую. Я чувствую себя как под пристальным светом софитов. Девочке-лесбиянке все еще нравятся наряды, спешите видеть в вечерних новостях.
И все же…
– Очень красиво, Ро, – тихо говорит она, касаясь прохладной рукой моего затылка.
Я жадно глотаю апельсиновый сок, пытаясь избавиться от внезапного кома в горле.
На следующий день я опять бреду в школу, чтобы дальше шить костюмы в компании Мариет Чен и другой одноклассницы, Сары Мюррей.
– Ты такая стильная, Ровена, – говорит Сара, когда я сбрасываю пуховик и остаюсь в полосатом свитере-регби.
Понятно, моя одежда ей не нравится.
– И твоя прическа! Мне бы не хватило смелости.
Я неловко благодарю ее, и тут Мариет внезапно говорит:
– Это так тупо.
Мы обе смотрим на нее.
– Нет, ну правда. – Она пожимает плечами. – О парнях такого никогда не говорят. Что им нужна смелость, чтобы остричь волосы. Они просто стригутся, и все.
Впервые за всю жизнь мне ужасно хочется поцеловать кого-то помимо Тейлор Лавуа.
Я не замечаю эсэмэску от Стивена, и он заходит в школу, чтобы забрать меня домой. В своих конверсах и пуховике он выглядит в школе совсем не к месту. Слишком взрослый.
– Тейлор говорит, чтобы ты приходила на вечеринку в субботу, – вместо приветствия обращается он ко мне.
Сара Мюррей уже таращится на моего тупого, но привлекательного братца. Ему даже не надо стараться, чтобы привлечь к себе внимание.
Я обкусываю нитку зубами, встаю и оглядываюсь в поисках своей куртки.
– Мало ли что она говорит, – отвечаю я ему, распрощавшись с девочками и следуя за Стивеном по коридору. – Думаю, ей просто нужен напарник, чтобы дотащить тебя до дома, когда ты напьешься в стельку.
Стивен элегантно перемахивает через турникет у входа.
– Я думаю, Клопик, что она ценит тебя не только за мышечную массу, – мягко говорит он, и в миллиардный раз я пытаюсь понять, знает ли он о том, что я чувствую к Тейлор. Знает ли он, что я чувствую к ней примерно то же, что и он сам. Но это бы значило, что и она сама тоже в курсе, поэтому я отгоняю от себя эту мысль. – Просто спроси родителей, хорошо?
– Я спрашиваю. Они реагируют не самым лучшим образом.
– Ну, не знаю, Ро, – говорит мама, нахмурившись.
Она режет латук для салата, чтобы наши желудки отдохнули от тяжелой рождественской еды.
Стивен вот пойдет.
Стивену уже восемнадцать.
Стивену семнадцать с половиной.
У меня по спине разливается жар. На самом деле я даже втайне надеялась, что разговор пойдет именно так. Тогда я смогу вежливо отклонить предложение Тейлор: «Прости, но мама не разрешила». Но теперь, когда мама и правда не разрешила, я в ярости.
– Ох, Клод, да ладно, разреши ей, – отзывается папа из гостиной.
Вроде мило, что он за меня вступается, но лучше бы папа вообще молчал. Меня до сих пор пугает, когда родители в чем-то не соглашаются, даже в мелочах, вроде куда пойти поужинать или что посмотреть по телевизору. Будто они снова готовы разойтись, и мне надо выбрать одного из них.
– Да нет, все в порядке, – слышу я собственный голос, сиплый и высокий. – Я не пойду. Вам же проще: не будете думать, что я целуюсь с какой-нибудь девчонкой под омелой.
Мама открывает рот:
– Ро!
– Нет, правда, – говорю я. – Так лучше для всех. Все прекрасно.
На последнем слове у меня срывается голос, и я спешу ретироваться из кухни, пока не разрыдалась.
Я несусь в спальню и так хлопаю дверью, что с пробковой доски слетает расписание репетиций. Ну и пусть лежит на полу. Через несколько минут раздается стук, и папа просовывает голову в дверь.
– Такой талант пропадает, – говорит он. – Тебе место на сцене, а не в костюмерной.
Я не ведусь на провокации.
– Она меня ненавидит, – сообщаю я потолку. – Ее бесит, что я лесбиянка.
– Неправда, – тут же отзывается папа. – Эй, слушай. Ты же знаешь, что она бы побежала за тобой даже в горящий дом.
– Ну да, конечно, – мрачно отвечаю я.
Мой папа кидает на меня многозначительный взгляд:
– Да, Ровена. Побежала бы. – Он вздыхает. – Девочкам в твоем возрасте полагается ненавидеть матерей, – через секунду продолжает он. – В этом все дело, да?
Я фыркаю, улыбаясь против воли:
– Это ты прочел в книге по воспитанию?
Папа закатывает глаза.
– Ладно, в любом случае, она попросила передать, что отпускает тебя на вечеринку, – сообщает он, похлопывая меня по плечу. – Если ты сама хочешь пойти.
Я вздыхаю, глядя на сосны за окном:
– Да. Хочу.
В канун Нового года мама заказывает на всех китайской еды. Мы сгрудились вокруг засохшей елки в гостиной, чтобы вместе поесть под старые выпуски «Закона и порядка».
– Ну, какие новости из Барнард-колледжа? – спрашивает папа Тейлор, пока двое детективов в тренчах осматривают изуродованное тело в Центральном парке.
– Оставь ее в покое, – говорим мы с мамой в унисон и удивленно смотрим друг на друга.
– Ничего страшного, – отвечает Тейлор и благодарно улыбается мне. Я чувствую, как по шее расползается румянец радости.
– Тейлор вообще может не париться, – говорит Стивен. – Даже анкету могла бы не заполнять, ее все равно возьмут.
– Посмотрим, – мягко произносит Тейлор, качая головой.
Что-то в ее тоне говорит мне, что она втайне согласна со Стивеном. Они бок о бок сидят на полу по-турецки. Не отрывая глаз от экрана, Тейлор ныряет вилкой в миску к Стивену и зачерпывает ло-мейн.
Я смотрю на них, а потом возвращаюсь взглядом к телевизору. Затем беру телефон и пролистываю, пока не нахожу номер Мариет. Нажимаю «набрать сообщение». Эй, быстро печатаю я большими пальцами, не давая себе времени испугаться и передумать. Хочешь пойти со мной на новогоднюю вечеринку сегодня?
Через полминуты телефон на подлокотнике дивана вибрирует. Конечно, отвечает Мариет, и я широко улыбаюсь в экран.
Подняв глаза, я вижу на себе недоумевающий взгляд Тейлор.
– Что? – беззвучно спрашивает она, постукивая зубцами вилки себя по нижней губе.
Я трясу головой и с глупой улыбкой поднимаю телефон. Тейлор пожимает плечами.
– Пойду домой переоденусь, – внезапно объявляет она, поднимаясь с ковра. – Вы тоже собирайтесь, скоро заеду.
Позже тем вечером я спускаюсь по лестнице. Мама лежит на диване и читает книжку из библиотеки; рядом на кофейном столике поблескивает хвойная свеча. Странно видеть ее такой расслабленной… когда я думаю про маму, то всегда представляю, как она что-то делает: цепляет сережки по пути к выходу или энергично оттирает свежее кофейное пятно с кухонной столешницы. Может, я не очень-то на нее и смотрела в последнее время?
– Хорошо выглядишь. – Мама садится и закладывает страницу указательным пальцем.
– Спасибо. – На мне джинсы Стивена и ботинки, которые она подарила мне на Рождество. Я опускаю на них взгляд и снова смотрю на маму: – Мне они правда очень нравятся.
