в качка. Единственным напоминанием о прежней пухлости остались лишь растяжки на животе и ягодицах – и он никак не понимал, отчего я их так любила.
– Сейчас толком не разглядеть, темно, но вот тот голубоватый огонек слева отмечает расположение всемирного семенохранилища, – объявил водитель по громкой связи. – Со всего света туда присылают семена, чтобы уберечь от природных и гуманитарных катастроф.
Я прижалась лбом к стеклу и вгляделась в темноту. Но только и увидела, что мерцающий голубой огонек вдалеке.
– Печально как, что нам вообще нужны такие штуки, да? – спросил Райан.
– Ага.
Это у нас тоже было общим – ощущение, что мы живем в антиутопии. Мы часто говорили, что надо что-нибудь делать по этому поводу, но, несмотря на все наши благие намерения, от мяса пока так и не отказались.
Мы въехали в город. Я разглядела освещенные прожекторами здания. Никаких дорог между ними не было – лишь снежная целина, расчерченная чернильно-черными тенями, да высокие снежные заносы у стен. До меня вдруг дошло, что толком мы города не увидим до марта, когда над горизонтом снова покажется солнце, знаменующее конец полярной зимы. А вот теперь и в самом деле антиутопия. Хорошо еще, жить нам предстоит не в продуваемой сквозняками хижине среди мглы и льдов. Нас поселят в квартире с двумя другими научными сотрудниками. Я видела фотографии, на них все выглядело вполне удобно, хоть и немного казенно. Не беда, легко исправить цветным постельным бельем и постерами, которые я привезла с собой. А на кухне я расставлю аккуратными рядами баночки специй – и буду готовить, пока стекла не запотеют. Как бы темно ни было снаружи, внутри нам будет уютно как дома.
3
Пока мы пробирались по сугробам вслед за нашим новым соседом Бьорном, пригласившим нас в паб, я крепко цеплялась за руку Райана. Обычно я к нему не липла, но очень уж не хотелось в первый же вечер кувыркнуться кормой вверх и опозориться перед всеми. У нас в Норвиче это стало бы совершенно ненапряжной прогулкой, но при минус двадцати по Цельсию поход куда бы то ни было ощущался для меня эпической миссией. Я натянула поверх всего теплый комбинезон и даже балаклаву надела, уверенная, что, если попробую ее снять, тут же обморожу лицо. Хотя Бьорн, как я заметила, свою балаклаву закатал наверх, чтобы удобнее было разговаривать. Похоже, тестостерон придает морозоустойчивости.
– Это вот наша главная улица, – сообщил он.
Улица тонула под несколькими футами снега, и понять, что она и правда тут, помогали только торчащие из сугробов фонари и два параллельных ряда темных витрин. В одной из них за стеклом маячила огромная белая фигура.
– Ой! – Я вцепилась в руку Райана и второй рукой.
Он подпрыгнул.
– Не дрейфь. Это чучело, – сказал Бьорн.
Я посмотрела в незрячие блестящие глаза белого медведя.
– Ничего себе способ завлечь людей в магазин – выставить в витрине главного местного хищника.
Райан засмеялся.
Мы миновали женщину, выгуливающую двух хаски, потом пару поджарых мужчин в лайкре, кативших посреди улицы на лыжах, словно ничего легче в мире не бывает.
– Непременно надо раздобыть лыжи, – сказал мне Райан.
– Моя двоюродная сестра, Астрид, продает старую пару, – сказал Бьорн. – Можете у нее спросить, она будет в пабе.
Я страшно неспортивна, но, может, лыжи – совсем другое дело? Мне нравилась идея легко скользить по снежной глади. Выглядит куда достойнее, чем брести, проваливаясь в сугробы.
Мы добрались до паба и вслед за Бьорном вошли в маленькую прихожую, вдоль стен которой выстроились уличные сапоги и ботинки. От сырой одежды в воздухе висел резкий запах мокрой псины. Бьорн вытащил из кармана куртки тапочки с флисовой подкладкой.
– Тут есть некоторое количество запасных пластиковых. Внутрь в уличной обуви не заходят.
Я отыскала кроксы своего размера и стянула ботинки и комбинезон. После мучительных раздумий, что носят в бар в Арктике, я остановилась на алом платье-свитере и массивных золотых сережках. Но едва вошла, сразу же поняла, как опростоволосилась. Все остальные женщины были в лыжных штанах и флисках или толстых шерстяных свитерах. Не будь снаружи так, гм, арктически, я бы торопливо метнулась домой, чтобы надеть что-нибудь менее парадное.
– Джин с тоником? – спросил Райан.
– Да, пожалуйста.
– Не переживай, выглядишь просто отпадно.
Райан обладал сверхъестественным чутьем на моменты, когда я начинала из-за чего-нибудь паниковать. То ли так, то ли я а) была суперпредсказуема, б) непрерывно впадала из-за чего-нибудь в панику.
Он пробился к стойке, вдоль которой выстроился ряд подсвеченных сзади бутылок. Я осмотрелась, выискивая, куда бы сесть. Полукабинки, освещенные свисающими с потолка лампами, контрастная черно-белая роспись на стенах. Мир так глобализован, что большинство подобных мест могут находиться где угодно – и этот паб не был исключением. Возможно, именно поэтому все тут сидели в верхней одежде, а мужчины поголовно были еще и небритыми – в доказательство, что они и в самом деле находятся в дикой глуши, даже если и потягивают виски тройной перегонки и пинты «Амстела».
– А вот и Астрид, – сказал Бьорн.
Я посмотрела в ту сторону, куда он показывал, и увидела дружелюбную с виду женщину в вязаном свитере, с неряшливым хвостом песчано-русых волос. Она разговаривала с мужчиной, более чем успешно достигшим того облика бывалого полярника, к которому, похоже стремилась вся местная молодежь. Он сидел с компанией за соседним столом и, разговаривая с Астрид, что-то вязал. Заметив Бьорна, Астрид прервала разговор и помахала нам.
– Это мои новые соседи, Майя и Райан, – сообщил ей Бьорн.
– Привет, – сказала она, подвигаясь, чтобы освободить нам место. – Только приехали? Откуда вы?
– Да, приехали только что. Мы из Лондона, – ответил Райан.
– А акцент вроде бы не британский. Австралийский?
– Почти. Я из Новой Зеландии.
– Ой, простите.
Райан пожал плечами:
– Ничего страшного.
– А вы, Майя? Тоже родом из Новой Зеландии?
– Не, я выросла в Англии.
– Первые семь лет она жила в Индии, – сообщил Райан.
– Про Индию я почти ничего не знаю. Кроме того, что там очень жарко, почему я там никогда и не была, – сказала Астрид.
– Честно говоря, я и сама о ней не то чтобы много знаю. Как там жила – и то почти не помню. Наверное, слишком мала была, – призналась я.
– Что, правда? А вот мои первые воспоминания – как я в два года надул прямо в комбинезон, потому что молнию заело, – сказал Бьорн.
– Спасибо за откровенность. – Астрид легонько стукнула его по плечу.
Я неуютно поежилась под их вопросительными взглядами. Я и в лучшие-то времена не любила оказываться в центре внимания. Бьорн с Астрид
