— Мамочка, — я осторожно беру у нее телефон, — как насчет того, чтобы оставить его в машине?
— Пожалуй. — Она слегка расслабляется. — Это неплохая идея. Спрячу его в бардачке.
Папа едва заметно улыбается. Бедная мамуля, сколько в ее голове всяких дурацких страхов. Ей давно пора взглянуть на жизнь более трезвым взглядом.
Звучный голос дядюшки Билла слышен издали, и, пробившись сквозь небольшую толпу, мы видим его самого — загорелого, в кожанке, волосы тщательно уложены. Дядя Билл буквально помешан на своей шевелюре. У него роскошная густая черная грива, и стоит какой-нибудь газетенке намекнуть, что волосы крашеные, он тут же грозится судом.
— Семья превыше всего, — объясняет он журналисту, — семья — краеугольный камень нашей жизни. Раз ради похорон нужно пожертвовать заведенным распорядком, — значит, так тому и быть.
Стоящие вокруг люди просто млеют. Незнакомая девушка прижимает к груди лингтонсовский бумажный стаканчик и зачарованно шепчет подруге: «Это он, действительно он!»
— Внимание, мы заканчиваем. — Один из помощников дядюшки Билла дает команду оператору. — Биллу пора в Зал прощаний. Всем спасибо. Пожалуйста, поспешите с автографами.
Дядюшка Билл подписывает маркером бумажные стаканчики и расписание похорон, камеры снимают, а мы терпеливо ждем в сторонке. Потом наконец все расходятся, и родственник оказывается в нашем распоряжении.
— Привет, Майкл. Рад тебя видеть. — Он пожимает папе руку и тут же оборачивается к помощнику: — Так ты дозвонился до Стива?
— Конечно, — тот торопливо передает телефон.
— Здравствуй, Билл! — Папа, как всегда, подчеркнуто вежлив. — Давно не виделись. Как твои дела? Книга, я слышал, прекрасно расходится.
— Спасибо, что подписал нам экземпляр, — жизнерадостно вставляет мама.
Билл коротко кивает нам и говорит в трубку:
— Стив, я получил твой мэйл.
Мама с папой обмениваются растерянными взглядами. Похоже, этим наше «семейное общение» с Биллом и ограничится.
— Давайте узнаем, куда идти, — старается сохранить лицо мама. — Лара, ты с нами?
— Нет, я лучше здесь подожду, — неожиданно решаю я. — Встретимся внутри!
Как только родители исчезают, я спешу к дядюшке Биллу. В голове моей зарождается коварный замысел. На семинаре дядюшка поделился советом: успешный предприниматель умеет использовать любую подвернувшуюся возможность. Не так давно я стала предпринимателем. И как раз сейчас мне подвернулась отличная возможность.
Дождавшись окончания разговора, я нерешительно начинаю:
— Привет, дядя Билл. Не найдется пары минут?
— Подожди, — отмахивается он и снова прижимает к уху смартфон: — Это ты, Паола? Как там твои дела? — После чего косится на меня и слегка кивает, давая понять, что я могу приступать.
— Как вы, наверное, слышали, я занялась подбором персонала, — нервно улыбаюсь я. — Мы с подругой основали фирму. Называется «L&N — подбор суперперсонала». Вот хотела с вами посоветоваться…
Дядюшка Билл задумчиво хмурится, потом бурчит в трубку:
— Погоди-ка, Паола.
Один — ноль! Он прервал Паолу! Ради меня!
— Мы занимаемся только высококлассными специалистами с большими запросами, теми, кто претендует на ответственные руководящие должности, — говорю я уже поуверенней. — Вот я и подумала, а нельзя ли переговорить с кем-нибудь в твоем отделе кадров, рассказать о наших услугах, наладить контакт…
— Лapa, — нетерпеливо машет дядюшка, — ты рассчитываешь, что я познакомлю тебя с начальницей отдела кадров и скажу: «Вот моя племянница, дай ей шанс»?
Я впадаю в эйфорию. Моя ставка выиграла!
— Это было бы здорово, дядя Билл! — выдавливаю я, с трудом сохраняя спокойствие. — Я не ударю в грязь лицом, буду пахать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, я так благодарна…
— Не будешь, — перебивает он. — Потому что этого не будет. Ты не сможешь уважать себя.
— Что-т-то? — От неожиданности я начинаю заикаться.
— Я сказал «нет», — сверкает он белоснежными зубами. — И все из любви к тебе, Лара. Если ты всего достигнешь сама, то почувствуешь себя совершенно новым человеком. Человеком, который заслужил успех.
— Понятно, — проглатываю я унижение. — Но я хочу заслужить успех. Я готова упорно работать. Я просто надеялась, что…
— Когда-то я начал с двух монеток, теперь твоя очередь. Верь в себя. Верь в свою мечту. Держи.
О нет. Только не это. Он лезет в карман и протягивает мне два десятипенсовика.
— Это твои две монетки. — Дядюшка одаривает меня глубоким проникновенным взглядом, который знаком мне по телерекламе. — Закрой глаза. Сосредоточься. Поверь в себя. Скажи: «Вот мое начало».
— Вот мое начало, — раболепно мямлю я. — Спасибо.
Дядя Билл кивает и возвращается к телефонному разговору:
— Извини, Паола.
Сгорая от стыда, я удаляюсь. Вот уж воспользовалась возможностью. Вот уж наладила контакты. Поскорее бы пережить эти идиотские похороны и вернуться домой.
Обогнув здание похоронного центра, сквозь стеклянные двери прохожу в холл. Там обитые бархатом стулья, на стенах репродукции с бесконечными голубями, а в воздухе явный недостаток кислорода. И ни души.
Вдруг из-за белесой двери доносится пение. Вот влипла. Уже началось. Пока я налаживала деловые контакты. Торопливо открываю дверь и оказываюсь в набитом людьми зале. Протискиваюсь в первые ряды и скромно присаживаюсь на краешек скамейки.
Не так-то просто отыскать родителей среди всей этой уймы народа. А цветов-то сколько! У стен повсюду белые и кремовые цветочные композиции. Где-то впереди женщина поет «Pie Jesu»,[1] но передо мной столько людей, что я ее не вижу. Несколько человек рядом шмыгают носом, а у одной девицы слезы так и текут ручьем. Я чувствую себя немного не в своей тарелке. Все эти люди пришли сюда из-за моей двоюродной бабушки, а я ее никогда в глаза не видела.
И даже не подумала о цветах! Наверное, стоило отправить открытку или что-то в этом роде. Надеюсь, хоть мама с папой все сделали как надо.
Музыка такая чудесная, а атмосфера столь проникновенная, что я поневоле роняю несколько слезинок. Сидящая рядом со мной пожилая леди в черной бархатной шляпке замечает это и сочувственно шепчет:
— У вас есть платок, дорогая?
— Нет, — признаюсь я, и она немедленно лезет в большую старомодную лакированную сумку.
В ноздри ударяет запах камфары, мне удается разглядеть несколько пар очков, коробку мятных пастилок, упаковку шпилек, коробку с надписью «тесьма» и полпакета чайных бисквитов.
— Всегда следует брать платок на похороны. — Она протягивает мне упаковку.
— Спасибо, — всхлипываю я, доставая один. — Это так мило с вашей стороны. Кстати, я внучатая племянница.
Она понимающе кивает:
— Должно быть, вам очень тяжело сейчас. Это такая потеря для всей семьи.
— Да-да… Конечно… — Я нервно комкаю платок, не могу же я сказать правду.
Честно признаться, никому нет до этого дела, а дядюшка Билл до сих пор болтает снаружи по своему смартфону. В конце концов я замечаю:
— Мы все должны поддерживать друг друга в этот тяжелый час.
— Точно. — Пожилая леди печально кивает, будто я изрекла вселенскую мудрость, а не прописную истину с открытки «Холлмарк», и сжимает мне руку.
— Мы все должны поддерживать друг друга. Я буду счастлива поговорить, дорогая, в любое время, когда захотите. Для меня большая честь познакомиться с кем-то из родственников Берта.
— Спасибо, — отвечаю я на автомате, потом до меня доходит…
Берт? Вряд ли мою бабушку звали Бертом, точнее, я совершенно уверена, что ее не звали Бертом. Ее звали Сэди.
— Знаете, вы так на него похожи… — Женщина изучает мое лицо.
Черт возьми, я ошиблась дверью!
— Взять, к примеру, лоб. И у вас его нос. Вам когда-нибудь говорили это, дорогая?
— Ну-у-у, пару раз, — мямлю я обескураженно. — Простите, я должна… Э-э-э… Спасибо большое за платок… — и я поспешно пячусь назад, к двери.
— Это внучатая племянница Берта, — слышу я вдали голос пожилой леди. — Она так расстроена, бедняжка.
Я стремительно протискиваюсь к выходу, выскакиваю в холл и чуть ли не падаю в объятия родителей. Они стоят рядом с женщиной в темном костюме с густыми седыми волосами и пачкой буклетов в руке.
— Лapa! Где ты пропадала? — Мама озадаченно смотрит на дверь. — Что ты там делала?
— Вы были на похоронах мистера Кокса? — интересуется седовласая.
— Я заблудилась, — оправдываюсь я. — Не знала, куда идти. Вам следовало бы вешать таблички над дверью.
Женщина молча указывает на набранную пластиковыми буквами надпись на двери: «Бертрам Кокс. 13.30». Проклятье. И как я не заметила?
— В любом случае, — я пытаюсь сохранить остатки достоинства, — пойдемте. Надо занять место.
