— Что ты, родная, почему плачешь?
Вопрос застал Елену врасплох, но она быстро пришла в себя, решив, что не время еще рассказывать ему все. Смахнув слезинки, улыбнулась.
— Ничего, милый, ничего. Это слезы радости, женщины иногда выражают свои эмоции по-своему. Я так долго тебя ждала — не смогла удержаться от внезапного счастья, — она чмокнула его в грудь и добавила: — Пойду, принесу что-нибудь перекусить.
— Чуть позже, родная.
Он притянул ее к себе и стал осыпать поцелуями лицо, шею, грудь. У Елены была великолепная грудь — упругая и не обвисшая, как у многих женщин ее возраста. Такая природная грудь — большая редкость, обычно ее подтягивают до такого состояния. И он наслаждался ею, гладя, целуя, вбирая ее в ладонь и отпуская. Она, зная свои достоинства, не хотела отнимать ее у него и села на него сверху, слегка прикрыв глаза. Сочные губы слегка приоткрылись, выпуская учащенное дыхание и бередящие душу постанывания, пока все не слилось в едином экстазе. Зная, что женщина «остывает» медленнее, он не отпускал ее от себя сразу, продолжая ласкать ее тело, пока она сама не откинулась в изнеможении.
Лена прижалась к нему и зашептала:
— Так хорошо, милый, мне не было ни с кем. И откуда ты только взялся на мое невиданное счастье?
Он провел ладонью по ее лицу, поцеловал светящиеся глаза, погладил пальцами по губам, чмокнул их и встал с кровати.
— Пора принять душ, — бросил на ходу Михась и ушел в ванную.
Стоя под душем, он размышлял о Елене, о которой, по сути, ничего не знал, кроме имени. Но размышлял он не о паспортных данных, а о чувствах к ней: она нравилась ему, его тянуло к ней. Михась перебрал в уме всех женщин, с которыми у него была связь, и не нашел ни одной стоящей ее. Он хмыкнул и выключил воду. «Разберемся», — прошептал про себя и вышел.
Лена возилась с завтраком на кухне, готовя все на скорую руку из продуктов, не требующих дополнительной обработки. Поставила на стол «Мартини», но Михась возразил:
— Не стоит с утра начинать со спиртного. Пиво есть? — Лена отрицательно покачала головой. — Впрочем, спиться мы не сопьемся, а сегодня праздник.
Он разлил «Мартини» по рюмкам.
— Какой? — поинтересовалась Лена.
— Как это какой? — возмутился Михась. — Я встретил тебя, провел ночь, незабываемую ночь, которую мне до сего дня не смогла подарить ни одна женщина. Ты мой праздник, Леночка.
Она прижалась к нему и тихо прошептала:
— Спасибо, милый! Считай меня взбалмошной, сумасбродной и ветреной бабой, но я, кажется, влюбилась. Влюбилась по уши, безумно и преданно, и никому тебя не отдам. Слышишь — ни-ко-му! Ты переедешь жить ко мне.
— Ну-у, насчет переезда мы подумаем вместе и примем правильное решение, а насчет другого — я никому, кроме тебя, отдаваться и не намерен, — он весело засмеялся. — А чего это мы на кухне? Праздник — и на кухне. Нет, пошли в комнату.
Михась быстро перекидал все блюда на столик, приподнял Лену одной рукой и покатил его.
— Ты такой сильный! — восхитилась Лена.
— Ну-у, — засмеялся он. — Мужчина и должен быть сильным, иначе как он сможет защитить свою возлюбленную?
После завтрака Михась спросил в лоб:
— Очень хочется знать о тебе побольше, Леночка. Расскажи мне о себе.
Она смутилась и покраснела.
— Что рассказывать? Мне 35 лет, старая уже, — она усмехнулась. — Не замужем и не была, детей нет, — шаблонно начала она свой рассказ. — Окончила университет, юридический факультет, но жизнь как-то не складывалась. Адвокатом работать не могу — не смогу защищать подонков, хотя и невинных сажают, но реже: пришлось бы работать постоянно с дерьмом. Увольте… Прозябала в разных фирмах — ничего стоящего, обычно меня выгоняли по собственному желанию: не шла на компромисс с администрацией, если можно так выразиться. Сама ничего не заработала и не достигла — эта трехкомнатная квартира родителей, — она снова покраснела. — У меня однокомнатная в другом районе. Родители умерли, братьев и сестер нет, одна, как перст, на белом свете. Может, и правда не стоит лезть со своим уставом в общество, не созрело оно еще для чести и совести. Жить проще — поддакивая проходимцам и мошенникам. И с работы не выгонят, и зарплату прибавят, — она как-то криво усмехнулась. — Не обращай на это внимания, Коля, расскажи лучше о себе.
Михась задумался над услышанным, молчал некоторое время, потом решил не вступать в полемику и рассказать немного о себе.
— Даже не знаю с чего начать, начну, наверное, как и ты. Мне 45 лет, но я еще молодой, — он засмеялся. — Тоже окончил университет, физик, безработный сейчас. Позавчера освободился из СИЗО, отсидел под следствием два месяца за убийство, которого не совершал. Дело в отношении меня прекратили, и вот я на свободе. Хорошенькое начало, — Михась усмехнулся, — сидеть рядом с человеком, которого еще пару дней назад считали убийцей. Ты юрист и лучше поймешь, за что меня посадили.
Изначально была драка или ограбление, или разбойное нападение, или еще что, не знаю. Я проходил мимо и увидел, как один человек тыкает, режет ножом женщину, два других держат ее за руки. Потом кто-то оторвал голову этому гаду, двое оставшихся в живых подонков указали на меня подъехавшей милиции, и я благополучно сел на нары. Женщина скончалась от ран, эти двое потом рассказали все, как было, но у следствия концы не сходились с концами. Голову не просто оторвали, ее отрубили очень острой саблей или чем-то похожим. А я не подходил к месту преступления ближе десяти метров, то же самое и эти двое утверждают, другие свидетели. Еще, оказывается, три человека видели эту сценку, но никто не видел, каким образом отлетела голова с плеч, не сам же себе он ее оторвал. На мне нет следов крови, нет орудия преступления. Его вообще нет. Значит, был там еще кто-то, кого я не заметил, а подельники скрывают его, боятся. Иначе куда делась сабля, топор или то, чем отрубили подонку и убийце голову. Вот такая невеселая история, из-за которой мне пришлось отсидеть пару месяцев в тюрьме.
Михась немного задумался, прикурил сигарету, потом продолжил:
— Очень много неясностей в этом деле, но интересный моментик имеется. Судебные медики утверждают, что голова отделена от туловища очень острым предметом, острее бритвы, и скорость нанесения удара огромна, его невозможно увидеть невооруженным глазом. Менты даже отрабатывали версию о ниндзя и их особо острых саблях. Но разум взял верх, и они остановились на более логичной версии — был выстрел издалека, выстрел режущим предметом. Теоретически это возможно: есть же стреляющие ножи.
Михась откинулся в кресле и ждал, ждал ее ответа, но Лена не торопилась. Прикурила сигарету, медленно встала, подкатила столик с пепельницей к дивану. Он залюбовался ее фигуркой — длинные, чуть полноватые ноги, широкие бедра и узкая талия и пышная грудь. Ее словно вылепили по его заказу, именно такую бы он заказал, если бы это было возможно. Лена присела на диван, позвала его к себе, прижалась к его груди и молчала, иногда затягиваясь дымом и заглядывая снизу в его глаза. Потом неожиданно попросила:
— Расскажи что-нибудь еще о себе.
Она затушила сигарету и прилегла к нему на колени. Он понял, что его не считают преступником, захотелось погладить ее щеку, но она прижала его руку своей и не отпускала, глядя ему прямо в глаза.
— Живу один, квартира двухкомнатная рядышком, был женат, но совместная жизнь не заладилась, есть сын и дочь. Дочь живет с матерью, заканчивает 11-й класс, сын — с моей старенькой мамой, женой и уже со своим сыном. Внуку еще нет и годика, совсем маленький, когда меня посадили, ему было два месяца.
— Надо же, — улыбнулась Лена, — ты у меня дедушка, а совсем не похож. Какое это счастье — иметь детей, — ее глаза подернулись грустью. — Ты останешься со мной? — неожиданно сменила она тему.
Михась прекрасно понимал, что она имеет в виду не сегодняшний день или вечер. Он приподнял ее за плечи, заглядывая в ее глаза, ждущие ответа, готовые засиять или заплакать, расцеловал щеки, нос и губы, прижал крепко к груди.
— Если ты не против, Леночка, я бы перенес свои вещи к тебе, — ласково ответил он.
— Правда?! — воскликнула она, отодвигаясь и кидаясь ему на шею, заваливая на диван. — Правда?! — еще раз повторила она. — Мы будем жить вместе, какое счастье! Я обязательно рожу тебе сына или дочку. Ура-а-а!
Лена то осыпала его лицо поцелуями, то прижималась к его груди крепко, радовалась, словно маленький ребенок долгожданной игрушке: просто, не наигранно и бурно.
— Может, пойдем, сходим ко мне домой, — забросил удочку он. — Не век же мне в твоем халате сидеть, заодно посмотришь, как я живу. Да и побриться не мешало бы, — потер он ладонью щеку. — Не лицо, а доска с гвоздями.
— Сходим, Коленька, сходим, но не сейчас. Сейчас я хочу выпить с тобой, любить тебя, радоваться и наслаждаться. А свои гвозди не колются, — засмеялась она, потершись щекой о его бороду, чмокнула в губы и убежала на кухню.
