А потом еще началась дрессировка. Коллега действительно помог, давая очень ценные советы, но и с ними все было непросто. Сегодня опять надо идти на площадку. Как оказалось, дрессируя собаку, дрессируешь и себя. Вот мне чего-то лень идти, а придется. Чертов Бурш страшно не любит, когда я опаздываю, да еще и приходит всегда за пять минут. С инструкторами нынче непросто, кто уцелел – работает на основной площадке служебного собаководства, благо собаки теперь очень ценный товар, а уж обученные… Короче, занимаемся этим самостоятельно, правда, коллега что-то и впрямь умеет и советы дает толковые, но все же врач он, а не дрессировщик-профи.
Свалив шмотки в стиральную машину, сыплю жратву Лиху Одноглазому. Если есть чего в этой скотине хорошего, так только то, что жрет что ни дашь да гадит вне дома. За это качество я его ценю и уважаю. Еще хорошо, что со щенком кошак ужился, хотя и тут пришлось поломать голову, строго выполняя советы умного Бурша. Правда, и сложилось удачно – животины попали в дом почти одновременно, недоеденный кошак был слаб, как заядлый вегетарианец, – глаз-то открывал с трудом. Щен был совсем маленьким, да и территория этой квартиры была для всех нас чужой.
Раньше наша команда базировалась в Петропавловской крепости, куда нам повезло попасть в самом начале катастрофы. Нельзя сказать, что анклав получился мощным, но что называется – стены помогали. Тем более что стены худо-бедно были крепостными. В итоге удержались, не без помощи Кронштадта, конечно, но удержались. Когда первый ужас прошел, начались мелкие игрища. Кронштадт стал подгребать под себя все полезное. Петропавловка, как стоящая на Неве и хорошо укрепленная, тоже в полезное попала. Нет, особого давления не было, моряки все же считаются интеллектуально развитой публикой. За горло руководство крепости было взято мягко и даже где-то с почтением и возможностью сохранить лицо. Просто-напросто в самом начале апреля погода отмочила привычный для Питера фортель – несколько дней было реально жарко, а потом грохнули заморозки.
Пока неясно, с чего это вышло, но нас подняли посреди ночи по тревоге. Собственно, посыльный опоздал – мы уже одевались, разбуженные трескотней пальбы и гулким, вразнобой четырехорудийным пушечным залпом, от которого зазвенели стекла. Когда мы выкатились из ставшего нашей казармой нумизматического салона и добежали до положенного нам по плану обороны места на Зотовом бастионе, впервые ужаснулись. Не было такого раньше. Черная толпа зомби смяла оборону обоих мостов и теперь густо перла, растекаясь по всему Заячьему острову. Кто-то из них падал на лед, потому как и по льду протоки эти нежити тоже шли. Пальба шла интенсивная, но какая-то растерянная, что ли, больно уж это все было неожиданно – словно кто-то организовал зомбаков на такой штурм.
Нас перебросили на Алексеевский равелин сразу же, как оказалось, что одиннадцать метров в высоту зомбаки преодолеть не могут и потому собственно крепости ничего не угрожает. А вот шесть метров на равелине вполне доступны для толпы зомбаков. И преодолевают они их весьма просто…
– Стрелять прицельно! Патронов у нас не вагоны! – орал Ильяс.
Другие командиры вопили нечто подобное. Но нервы у всех были ни к черту, и пальба шла истерическая. Не везде, конечно, но многие ребята и мужики из наспех сколоченной и собранной из сбежавшейся в крепость публики комендантской команды и гарнизона действительно лупили почем зря.
Хорошая была ночка, с заревом от ракет, с черными нескончаемыми толпами бредущих мертвяков, с пальбой, с громом старых музейных единорогов и лихорадочным сшибанием лезущих на стенку зомбаков.
Навал мы отбили, потом днем зомби почему-то перестали ломить. В спокойной уже обстановке удалось перещелкать тех, кто болтался по острову, восстановить укрепления на мостах и ужаснуться тому, сколько патронов извели. Артиллеристы, лупившие по толпе каменным дробом из древних единорогов времен 1812 года, тоже пожгли весь дымный порох, накопленный с таким трудом. Единственно, кто порадовался, так это команда бесшабашных поклонников холодного оружия. К утру прибыли группы поддержки из Кронштадта и из омоновского гнезда. Вот они носились по острову и отрабатывали на остатках нежити свои живодерские приемы. Со стен крепости это чем-то напоминало старую гравюру «Варфоломеевская ночь».
А мы пересчитали потраченные боеприпасы и приуныли.
Получалось, что еще один такой навал – и мы пополним ряды этих самых алебардистов, если только алебард в Артиллерийском музее хватит.
Кронштадтская база добросердечно и по-соседски помогла и с новым оружием, и с боеприпасами. Подкинули на бедность. Как уже выручили, было дело, в самом начале Беды, снабдив крепость всяким старьем еще из трофеев Великой Отечественной. Тогда кронштадтцы помогли нам оружием, выдали всякие древние карамультуки да с ограниченным количеством патронов. Вот и снова помогли. И даже своих людей прислали в подмогу и дополнением к гарнизону. Только вот условия помощи оказались ожидаемыми. Крепость тихо и незаметно потеряла самостоятельность.
– Продали первородство за миску патронов, – метко заметил мой знакомец, матерый сапер по кличке Крокодил, живущий теперь в соседнем доме.
И я вынужден был с ним согласиться.
В итоге в крепость пошло оружие посовременнее, чем карабины Лебеля, пулеметы Гочкисс и прочая антикварная архаика. Туда пошли люди Кронштадта, а вот из крепости тех, кто побоеспособнее (нас, например) перетянули в Кронштадт. Гарнизон крепости увеличился мало не втрое, так что следующего навала можно было не бояться. Но комендант крепости полковник Овчинников стал подчиняться приказам капитана первого ранга Змиева, главы Кронштадта.
Чем был вызван такой навал, после которого на саморазгружающиеся баржи для вывоза грунта (таскаемые зачуханной тарахтелкой с гордым именем «Славянка») свалили несколько тысяч упокоенных, так никто пока и не понял. И новообразованная некробиологическая лаборатория ничего внятного не сказала. Не должны были зомби действовать организованно, а как на первомайскую демонстрацию перли.
Живем теперь в Кронштадте. По бытовым условиям пожалуй что и поудобнее, но безопасность здесь куда ниже. Мне, честно говоря, не хватает того ощущения, которое раньше было привычным и не замечалось, – чувства безопасности. Здесь в городе слишком много народа, да и не до конца зачищенных мест хватает. Потому приходится все время держать ухо востро, да и собаку собственно для того завел.
Поселили меня в трехкомнатную квартиру. Попутно в нее же Ильяс записал и нашу медсестру Надежду. Объяснено это было мне так, что, дескать, жилье это временное, если я перетяну из глухоманной деревни своих родителей в Кронштадт, то тогда можно и переиграть. А так девушка будет под защитой толкового бойца (это он меня так обозвал, гад), да и в случае чего из угловой квартиры два стрелка прикроют сразу два сектора, а не один – да то, да се, пурга короче. По-моему, он просто решил создать мне семью. Надька одинокая, я холостой. А Ильяс, глядишь, – благодетель. К моему удивлению, самостоятельная и занозистая медсестричка ничего против не сказала, ну а мне ершиться и вовсе не с руки. Всяко лучше, чем с Вовкой жить.
Такой вот Ноев ковчег получился. Кота подобрали за день до вселения, он собственно первым в эту квартиру и вошел. Правда, вошел своеобразно, валяясь половой тряпкой в картонной коробке, которую Надя несла перед собой. Потом я собаченцию притащил. Ну а клопы там уже были. Сейчас кровососов стало резко меньше, но иногда еще бегают. Ладно в конце концов не самое страшное. Перед катастрофой успел прочитать в инете, что по всему миру тараканы исчезают, а клопы что-то разошлись широко. Аж в Нью-Йорке их толпы появились, чего раньше не было. Знамение, что ли, апокалипсиса?
Так, теперь жратву собачине. Это самое сложное – не подумал бы, что щенячья диета такая хлопотная. Правда, и растет собачина не по дням, а по часам. По рекомендации коллеги миски зверюг стоят неподалеку от границы сфер влияния – двери на кухню. Вроде как видят животины друг друга во время приема пищи – и благожелательнее друг к другу относятся. Даже было дело подстилки им менял, чтоб к запаху привыкали. Ничего, привыкли вроде. Хотя щенку приходилось довольно много раз говорить «фу!», а кошака хлопать по заднице свернутой газетой… Опять же тезис Бурша – наказание должно быть всегда одинаковым, чтоб животина понимала, чего от нее хотят. Странно, Надька к этому отнеслась с пониманием. Что удивительно – котяра тоже. Ну, в общем, со всеми в квартире можно найти общий язык. Даже с клопами. Дихлофос они понимают правильно, факт.
Осталось для нас с Надькой еду приготовить. К моему глубокому огорчению, оказалось, что она готовить не умеет вообще. Ну разве что кашу на костре сварить.
Оно, конечно, неудивительно – многих девочек растили принцессами. Надя тоже из семьи, в которой на нее надышаться не могли, холили-лелеяли, а потом пришел Ельцин, сказал: «Берите свободы сколько угодно!» Свобода – это прекрасно! Особенно когда это свобода убивать, грабить, насиловать и держать рабов. Ну и оказалось, что семья Надежды – это мерзкие оккупанты на теле свободной и счастливой республики Ичкерия. За это родителей Нади при ней же весело убили свободные ичкерийцы, сама она попала в рабыни и нахлебалась столько, что я даже думать об этом не собираюсь. Как-то освободилась или освободили, как-то жила до встречи с нами, когда оказалось, что она прибежала в крепость в чем была, но с сумкой, набитой медикаментами. Знаю, что она отучилась где-то четыре курса мединститута, что отлично умеет оказывать первую помощь на поле боя, великолепно знает десмургию, как называется искусство перевязок, и очень недурно стреляет.
