Без средств? Ровена так и сяк повертела в голове эту фразу. Наверное, нет. Она вообще никогда не задумывалась о деньгах. Отец брал на себя все домашние расходы. Внезапно Ровена осознала, что больше этим некому заниматься. У нее перехватило горло. Может, об этом позаботится стряпчий? Или банк?
– Надо обсудить ваше будущее, – продолжал дядя. – Отец ничего не говорил на сей счет? – Ровена недоуменно покачала головой, и дядя неуклюже потрепал ее по плечу. – Ничего страшного, дорогая. Мы обо всем поговорим с мистером Барри.
Граф отошел, оставив Ровену обдумывать его слова. Будущее? Размышления о будущем наполняли ее некоторой тревогой. У подруг и их родителей всегда было множество планов, тогда как ее перспективы неизменно оставались в тумане. Несмотря на старания устранить пробел, Ровена так и не понимала, чем же ей хочется заниматься. Однажды летом она по совету друга занялась спортом, пока не освоила лаун-теннис, а в гольф научилась играть не хуже мужчин. Но в конце концов Ровена осознала, что пробел сохранился, и клюшки с ракетками перекочевали на чердак. Потом, по осторожному настоянию сэра Филипа, Ровена вступила в Национальный союз суфражисток. Поскольку ей не хотелось разочаровывать отца, она усердно занималась общественными делами даже после того, как они ей наскучили. Рядом с уверенными и независимыми женщинами она чувствовала себя крайне неуютно. Они шли своими путями, а ее собственный оставался загадкой. Когда-нибудь она выйдет замуж, но брак не стоял для нее на первом месте, да и никто из молодых людей пока не привлек внимания Ровены. Большинство подруг детства считали свадьбу апофеозом жизненных устремлений, тогда как суфражистки на своих собраниях клеймили брак, приравнивая его к рабству. Отец не разделял последнего мнения, но мысли о раннем замужестве дочери тоже не вызывали у него восторга. «Всегда успеется» – так говаривал он. И вот Ровена плыла по течению, до странного равнодушная к своему будущему. И как же быстро все изменилось. Отец прекрасно себя чувствовал, пока не простудился несколько недель назад. Простуда быстро перешла в воспаление легких, и отцу стало не до разговоров о будущем.
Ровена прихватила еще один бокал бренди и направилась через толпу в библиотеку, располагавшуюся наверху.
Она вошла в помещение и замерла: запах вытертой кожи, трубочного табака и засушенных растений вызвал тысячи воспоминаний. Эта комната была отцовской больше, чем какая-либо другая. Она служила и кабинетом, и библиотекой. Ровена, Виктория и Пруденс проводили там многие часы за чтением или тихими играми, пока отец работал, разбирая и раскладывая дюжины ботанических образцов, собранных на природе или выращенных в оранжерее. Известный ботаник, он любил поговорить о работе, и Ровена часто задавала вопросы с единственной целью услышать теплый, пропитанный радостным возбуждением голос отца.
Сглотнув комок, она не стала садиться в отцовское кресло за полированным столом и опустилась в удобное кресло напротив одного из четырех мансардных окон.
Ровена потягивала бренди, и по телу медленно растекалось успокаивавшее нервы тепло.
– Жаль, что ваша супруга не смогла прийти, – раздался за спиной Ровены голос, и девушка узнала отцовского стряпчего.
– Она плохо себя чувствует, и я подумал, что будет благоразумнее, если она останется дома. Осенью Лондон кишит болезнями, – ответил дядя.
– Мудрое решение.
Ровена подалась вперед, желая обозначить свое присутствие, но дядя продолжил:
– К тому же она не одобряет полученное племянницами воспитание. Боюсь, что бедный Филип был одинок в своих взглядах. Просто чудо, что девочки не выросли отъявленными суфражистками.
Надо немедленно положить этому конец. Ровена сдержанно кашлянула, поднялась и оказалась лицом к лицу с дядей. Мужчины вздрогнули.
– Извините, – произнесла она. – Я, видно, задремала.
– Неудивительно, – быстро подхватил мистер Барри. – У всех нас был тяжелый день. Мои глубочайшие соболезнования, мисс Бакстон.
– Благодарю. – Ровена повернулась к дяде. – Гости уже ушли?
– Расходятся последние. Слуги о них позаботятся. Присядем?
Ровене нравился мистер Барри. Его тонкий крючковатый нос, которым он гордился, словно медалью, составлял разительный контраст с неряшливыми седыми космами, торчавшими из-под шляпы. Стряпчий прошел к письменному столу и открыл саквояж. Когда он уселся в отцовское кресло, Ровена поспешно отвела взгляд и устроилась на стул перед столом. Дядя занял соседний.
Мистер Барри откашлялся:
– Ничего неожиданного в завещании нет. Помимо доли в семейном поместье, ваш отец получил крупную сумму, когда был удостоен рыцарского звания. Он удачно вложил деньги, и вы с Викторией являетесь единственными наследницами.
Ровена кивнула. Кто же еще? Отец был младшим сыном в семье, а потому не имел благородного титула, который мог бы передать наследникам мужского пола, если бы они у него были.
– Тем не менее он назначил доверенным лицом и хранителем капитала вашего дядю до тех пор, пока вам не исполнится двадцать пять, или до сочетания браком с достойным человеком – в зависимости от того, что произойдет раньше.
Ровена нахмурилась и забарабанила пальцами по подлокотнику:
– И что это означает?
– Ваш дядя или его поверенный будут оплачивать все ваши расходы и надзирать за вашими вложениями, пока вы не достигнете возраста наследования. Таким образом ваш отец хотел защитить вас и Викторию от многочисленных охотников за богатством.
И хотя эти меры казались разумными, при более пристальном рассмотрении обозначились первые неудобства. Означает ли это, что на ближайшие три года ответственность за ее судьбу возлагается на дядю? И он займется одобрением гипотетических женихов? Не то чтобы свадьба была на носу, но мысль о надобности заручаться дядиным разрешением в случае денежных расходов…
– Значит, по сути, ничего не изменится? Отныне счета будут отсылаться дяде, а не… отцу? – На последнем слове Ровена запнулась.
– Именно так, – кивнул мистер Барри.
– Мы с вашей тетей обсудили положение дел и пришли к выводу, что вам лучше провести зиму в Саммерсете, – подал голос граф.
– Благодарю за предложение, дядя. – Ровена тщательно подбирала слова. – Но мне кажется, что чем меньше перемен, тем полезнее для здоровья Виктории. Нам лучше по возможности придерживаться привычного образа жизни… – Она замолчала, понимая, что прошлую жизнь уже не вернешь.
– Будьте добры, оставьте нас наедине, мистер Барри. Теперь это семейное дело, – произнес дядя Конрад.
– Еще раз приношу свои соболезнования, мисс Ровена, – сказал стряпчий. – Ваш отец был хорошим человеком и добрым другом.
Она кивнула, не в силах выговорить ни слова.
Когда мистер Барри ушел, дядя повернулся к Ровене. Его глаза светились такой добротой, что она поразилась. От сходства с отцом у нее перехватило дыхание. Тот же решительный подбородок, те же нос с горбинкой и зеленые глаза. Впрочем, нет. Во взгляде отца читалась добродушная веселость, а дядюшка смотрел серьезно и мрачно – без сомнения, результат многолетней ответственности за родовое имение и титул.
– А ты не думаешь, что лучше полностью порвать с прошлым? В этом доме вас с сестрой будут преследовать печальные воспоминания. К тому же мы с тетей Шарлоттой не уверены, что вообще будем его содержать. Особняк в Белгравии намного просторнее и расположен удачнее.
Ровена вздернула подбородок:
– Что это значит – не содержать наш дом? Конечно же содержать! Он наш!
– Но как долго? Когда вы с Викторией выйдете замуж, у вас появятся собственные дома. Мне не очень хочется расходовать средства на содержание двух особняков в Лондоне.
Ровена подалась вперед, вцепившись в подлокотники:
– Зачем вам тратиться? Ведь содержание дома оплачивается из отцовских денег.
– Этот дом не принадлежал вашему отцу, – мягко возразил дядя. – Он является частью поместья. Наш отец подарил его Филипу на свадьбу, но оставил купчую у себя.
Ровена обвела взглядом любимый отцовский кабинет, – оказывается, отец вовсе не был здесь хозяином. А значит, и она тоже.
– Пожалуйста, не продавайте дом, – взмолилась она. – А как же мебель? Слуги?
Он потрепал ее по руке.
– Я не хочу тебя расстраивать, – успокаивающе произнес он и встал, будто считал разговор оконченным. – Необязательно принимать решение сегодня. Но я вынужден настоять, чтобы вы с Викторией отправились со мной. Мы упокоим вашего отца в семейном склепе. Вы, разумеется, захотите присутствовать. К тому же Виктории нравится Саммерсет.
Ровена откинулась в кресле; ее трясло от горя и злости.
– Конечно. Когда вы предполагаете уехать?
– Приличия требуют провести церемонию как можно быстрее, но утром меня ждут неотложные дела. Мы можем выехать послезавтра.
В голосе графа звучало облегчение оттого, что племянница не стала поднимать шум. Но с чего бы? Она уже не ребенок, да и доводы дядя привел убедительные. С домом она разберется позже. Ровена не позволит продать их дом. Но сейчас ей хотелось одного: запереться у себя и все обдумать.
