6. ЛЕСГАФТ
…Лицо, позволившее себе подобный поступок… не должно быть терпимо на учебной службе…
Докладная записка министра просвещения Д. А. Толстого по поводу статьи П. Лесгафта в «Санкт-Петербургских ведомостях», разоблачавшей порядки в Казанском университете
Резолюция царя: «Разумеется, уволить, не допускать».
Каждое произвольное действие очень грустно, но еще грустнее и прискорбнее, если от произвола и беззаконных действий нет защиты, если отказываются не только разбирать, но и слушать о том, что делается…
П. Ф. Лесгафт
«Зачем вы,милейший Петр Францевич,в крамольные влезли дела?Любовь к либеральненьким фразочкамдо глупостей вас довела.Накладно в политику впутываться.Сожрут при гарнире любом,лишь будут выплевывать пуговицы».«Не выплюнут…Все же с гербом».«При вашем таланте анатомакарьеру испортить в момент!Зачем, объясните?»«А надо ли?Ведь совесть для васрудимент».«Так, значит, подлец я?»«Не полностью.Вы полностью трусэто да,а трусость издревледля подлостипитательная среда».«Но есть и стратегия тонкая.Порою разумнее — вспять.Прославлен бывает потомкамилишь тот,кто умел отступать.Бессмысленна удаль строптивая».«Но часто,когда мы хитрим,красивое имя «стратегия»для трусости лишь псевдоним».«Протесты писать не наскучило?»«Немножко».«Совсем надоест.Не стоит открытья научноголюбой социальный протест.Не рухнет стена,если крикнете».«Шатнетсядовольно того.Протест социальныйоткрытиесебядля себя самого.Пора эту стену сворачивать.Под камень лежачий вода…»«Течет, уверяю, Петр Францевич,но камню спокойней тогда».«Нет,этот прогресс понемножечкутакой же, простите, смешной,как йодом намазывать ножечкикровати,где стонет больной.Негоже быть медику олухом.Что весь этот гнойный режим?Злокачественная опухоль,а ею мы так дорожим.К чему заклинанья магическиене спустятся духи с высот.Вмешательство лишь хирургическоеРоссию, быть может, спасет».«Кромсать по живому?Опасностине видите?»«Вижу. Я трезв.Но следует скальпелем гласностирешительный сделать надрез».«Да где вы живете,Петр Францевич?Забыли, наверное,где.В Россиио братстве и равенстве?!Попросит сама о кнуте!Цензура размякнет хоть чуточкучто будет печататься?Мат?Распустим полицию?Чудненько!Все лавки в момент разгромят.И стукнет вас,крякнув озлобленно,очки ваши вроде не те!ваш брат угнетенныйоглоблею,как символом «фратерните».Все этохолодный мой рацио,плоды размышленийувы!Но в будущем нашем,Петр Францевич,скажите,что видите вы?»«Я вижу Россию особеннойРоссию без власти кнута,без власти разбойно-оглобельноймне чужды и эта и та.Но будет в ней власть не ублюдочная,а нации лучшая часть».«Наив…Ни сегодня, ни в будущемне может народной быть власть.Народ — это быдло,Петр Францевич,и если порою народярмом недовольно потряхивает,то вовсе не в жажде свобод.Ему быкорма образцовые,ему быпочище хлева…Свобода нужна образованному,неграмотному — жратва.Зачем ему ваши воззвания?»«Борьба за свободу — самавеликое образование».«А может, лишь смена ярма?!»«Стращаете?Я — с оптимистами.Еще распахнется простор,еще государыней Истинавзойдет на российский престол.Конечно, немножко мы варвары,конечно, немножко зверье,и мы из истории вырваны,но сами ворвемся в нее.Наследники Пушкина,Герцена,мы — завязь.Мы вырастим плод.Понятие «интеллигенция»сольется с понятьем «народ»…»«Да будет мне вами позволеноспросить на нескромный предмет,вы с кафедры вроде уволены,а держитесь, будто бы нет?Простите вопрос этот каверзный,но я любопытенбеда.«А ягражданин.С этой кафедрыуволить нельзя никогда».
7. ЩАПОВ
Боже, как жутко жить взаперти русской душе! Простору, воздуху ей надо! Потому и спит русский человек и охвачен ленью, что находится взаперти и опутан тройными веревками; потому и чудится ему вавилонская блудница!
А. П. Щапов
Пора же, наконец, русским ученым понять, что наука может беспрепятственно развиваться лишь там, где ее учения свободны, и что такая свобода мыслима лишь в свободном государстве. На основании этой аксиомы можно сказать, что наши политические мученики делают для будущего развития русской науки больше, чем ученые филистеры, не видящие потребностей нашей современной действительности из-за реторт, летописей или кристаллов.
Г. Плеханов
«Афанасий Прокофьевич Щапов»Афанасий Прокопьевич Щапов,урожденный в сибирских снегах,был в своих убеждениях шаток,да и шаток порой на ногах.Обучаясь не где-нибудь — в бурсе,он в кельишке своей неспростапроживал при вольтеровском бюстепод растерянным ликом Христа.И вцеплялся он в книги когтисто,полурусский и полубурят,от баптизма бросаясь к буддизму,к ерундизму — враги говорят.Он стоял за конторкой упрямо,пол промяли его башмаки.«Это нового столпника ямы»,гоготали дружки-бурсаки.Он историк был. Честный историк.Выпивал. Но в конце-то концовчестный пьяница все-таки стоитсотни трезвенников-подлецов.Проститутке с фальшивой косою,он, забавя упившийся сброд,декламировал с чувством Кольцова,пробуждая «дремавший народ».А она головенку ломала,кисть засаленной шали грызя.Ничегошеньки не понималатолько пучила, дура, глаза.И твой пасынок пьяный, Россия,с ощущением связанных крыл,как публичного дома мессия,он возвышенно речь говорил:«Тоска по родине вне родиныпод сенью чуждых чьих-то рощсидит, как будто нож под ребрами,а если выдернешь — умрешь.Там семечками не залускано,не слышно «в бога душу мать»,но даже и по хамству русскомувдруг начинаешь тосковать.Но если хамство ежедневноеи матерщина — просто быт,то снова, как болезнь душевная,тоска по родине свербит.Мне не родной режим уродливый,родные во поле кресты.Тоска по родине на родине,нет ничего страшней, чем ты.Я потому сегодня пьянствую,как пьянствуют золотари,что раздирает грусть гражданскаяменя когтями изнутри.Глядите, бурши и поручики,я поцелую без стыда,как Дульцинее, девке рученьку,цареву руку — никогда!Я той Россией очарованный,я тою родиною горд,где ни царей и ни чиновников,ни держиморд, ни просто морд.Чужие мне их благородияи вся империя сия,и только будущая родинародная родина моя!»Лишь казалось, что он собутыльник,пропивает свой ум в кабаке.Он был разума чистый светильнику истории русской в руке.И забыв и Кольцова, и шапку,и приняв огуречный рассол,Афанасий Прокофьевич Щаповиз борделя на лекцию шел.И в Казанском университете,как раскольник за веру горя,он кричал: «Вы не чьи-нибудь дети,а четырнадцатого декабря!»«Как он лезет из кожи истошно»,шепот зависти шел из угла,но не лез он из кожи нарочнопросто содранной кожа была.Как он мог созерцать бессловесно,если кучку крестьян усмирятьна сельцо под названием Безднавышла славная русская рать?И в руках у Петрова АнтонаИисуса в расейских лаптяхпротив ружей солдатских — иконаколыхалась, как нищенский стяг.Но, ища популярности, что ли,все же Щапов — не трезвенник Греч,словно голос расстрелянной голи,произнес панихидную речь.И, за честность такую расщедрясь,понесла его власть-нетопырьчерез муки безденежья, черезотделение Третье, в Сибирь.Его съели, как сахар, вприкуску,и никто не оплакал его,и на холмике возле Иркутсканету, кроме креста, ничего.
8. ФИГНЕР
