местных пьянчуг как-то даже просил ее с этим разобраться. Да только, заглядывая к девицам понятной профессии, те не творят никакого зла. Как бы к ним не относились местные жители. Поэтому Вилма предпочитает закрывать на это глаза.
Но вот не хватало еще, чтобы индейцы разбирались с местными проблемами. Пускай они и дальше практикуют где-то в прериях свою магию. В прериях, не в городе. Здесь и так хватает своих особенных.
Вилма осматривается.
— Одеяло мне принесите какое-нибудь, — просит она.
Надо хотя бы накрыть этот рояль чем-то, что приглушит звук. А потом действительно найти кого-то, кто поможет девицам вывезти озверевший инструмент подальше. Что еще с этим делать, Вилма не представляет.
Одна из девушек приносит ей тонкое одеяло. Вилма набрасывает его на рояль.
И тот вдруг затихает. Совсем.
— Проблема решена, — заявляет Вилма.
Каролина подходит к роялю. Поднимает одеяло. Рояль снова начинает издавать звуки. Но замолкает, стоит одеяло опустить.
— Ну, будете говорить, что у вас здесь последнее достижение науки, — предлагает Вилма, встречаясь взглядом с недовольной таким исходом Каролиной. — Самоиграющий рояль.
Все-таки это не самая большая проблема Форт-Уэйна.
* * *
— Это что? — спрашивает Вилма, глядя на нечто, напоминающее дыру в самом пространстве, которая еще и рассекается искрами изнутри.
Конюх, внутри конюшни которого это нечто и образовывается, смотрит на Вилму так, будто это она должна ему объяснить.
— Туда если кинуть что-то, оно пропадет, — нелепо поясняет конюх.
— Так, может, не надо туда ничего кидать? — спрашивает Вилма.
Во взгляде конюха и вовсе оседает откровенная обида. Вилму это совсем не трогает. Она за день уже стольких горожан обошла, что просто не выдерживает. И у каждого обязательно находится что-то странное, что в этой странности может посоревноваться с остальными.
Дыра в пространстве, например, точно перевешивает самопроизвольно играющий рояль в салуне.
— Надо с этим что-то сделать, — говорит конюх, пока Вилма просто всматривается в искрящуюся дыру.
— Согласна, — кивает она.
Вот только что она может сделать? Максимум — попытаться достучаться до городской администрации. Там точно есть люди, сведущие в магии. Даже если усиленно делают вид, будто это не так и, вообще-то, все это ересь, занесенная индейцами, а не завезенная ими самими из Старого Света.
— А давайте что-нибудь туда кинем, — предлагает Бернадетт, вместе с которой Вилма и прибывает к конюху.
— Сама, может, туда шагнешь? — спрашивает Вилма.
— Нет, но ведь если есть вход, значит, должен быть и выход, — замечает Бернадетт. — Если мы что-то туда кинем… Что-то, что запоминается, а потом вдруг наткнемся на это где-то в городе, то…
Вилма шагает к ней, срывает с ее головы шляпу, совершенно непрофессионально украшенную какой-то брошкой вместо полицейской звездочки. И пока Бернадетт не успевает среагировать, бросает эту шляпу в дыру.
— Найдешь — скажешь, — предлагает ей Вилма.
И направляется в сторону выхода из конюшни. Потому что ей тут больше совсем нечего делать.
* * *
Вилма запрокидывает голову, чтобы посмотреть, что за ерунда такая собирается под потолком ее кухни.
Нечто черное, вязкое и необъяснимое разрастается в углу. Не напоминает плесень, не выглядит, как рой насекомых. При этом притягивает взгляд и словно в целом манит к себе.
Вилма вздыхает.
— Нет, еще и с тобой я разбираться не буду, — произносит она, упирая в черное нечто указательный палец. — Даже если ты решишь меня сожрать.
Даже если нечто решит ее сожрать, она, кажется, будет этому только рада — настолько изматывающими выходят последние дни. Она буквально сбивается с ног, отправляясь на каждый странный вызов. Добавлять к списку проблем еще и свой собственный дом ей точно не хочется.
Ну есть оно и есть. Как-нибудь само рассосется.
Вилма наливает себе в кружку виски, еще раз смотрит на черное нечто в углу. А затем выходит из кухни, закрывая дверь и оставляя все как есть.
К черту, к черту.
* * *
— Моя хорошая, если ты думаешь, что я не знаю, где господин Ротшильд живет, и не устрою засаду около его дома, — Вилма упирается обеими руками в стол секретарши мэра в городской ратуше. — И, черт побери, вообще до него не доберусь, ты очень сильно ошибаешься.
Секретарша смотрит на нее испуганными оленьими глазами. Она всего лишь сказала, что господин Ротшильд, мэр их города, на аудиенцию к которому Вилма и пытается попасть, занят и не принимает посетителей.
Вот только Вилма отлично Ротшильда знает. Его занятость — это плевать в потолок, отнекиваясь от любой общественной работы, которая как раз-таки в их городе и входит в его компетенцию.
Вилма хлопает ладонью по столу. Секретарша вздрагивает.
— Я иду в кабинет, а ты сидишь молча, — говорит Вилма, наклоняясь к ней ближе. — И не возникаешь. Хесус, — она оборачивается к помощнику. — Проследишь.
Хесус кивает. Секретарша переводит испуганный взгляд уже на него.
Да, Вилма устраивает беспредел. Но ее уже откровенно достало то, что с момента исхода торнадо только управление шерифа и занимается хоть чем-то. Пока представители администрации сидят по своим кабинетам и в ус не дуют.
У Соломона Ротшильда усов, конечно, нет, но это и не принципиально.
Вилма проходит к его кабинету. Шпоры на ее сапогах раздраженно звенят. Она толкает дверь в кабинет, переступает порог.
— Я же говорил, что я за… — начинает Соломон, поднимая голову от каких-то бумаг.
Он прерывается, завидев Вилму.
— Так занят, что еще ни разу не высунул своего носа на улицу? — спрашивает Вилма резко. — Не заинтересовался, что там происходит? У нас, черт побери, стихийное бедствие. А ты протираешь здесь штаны.
Соломон чуть наклоняет голову и сжимает двумя пальцами переносицу. На его лице пропечатывается какая-то вековая усталость. И если бы Вилма не знала его с самого детства, могла бы действительно проникнуться.
Вот только усталость Соломону была свойственна всегда. Он еще мальчишкой точно также устало-скорбно на нее смотрел, когда она пыталась вытащить его лазать по деревьям. Соломон, конечно, вытаскивался. Но именно с таким скорбным лицом.
Вилма пересекает его кабинет, приближается к столу, складывая руки на груди, и смотрит на Соломона самым грозным взглядом, доступным в ее арсенале.
— Поднимайся, — говорит она. — Выйдешь со мной в люди.
— Мне льстит твое предложение, — Соломон запрокидывает голову, как-то слишком легко выдерживая ее грозный взгляд. Видимо, по привычке. Видимо, расслабился. — Но, разнообразия ради, я именно вопросами стихийного бедствия и занимаюсь. Ты представляешь, что оно делает с городским бюджетом?
О, она представляет. Но не только это.
— А ты представляешь, в каком отчаянии находятся люди, к которым из администрации еще никто не вышел и не сказал, что все будет хорошо? С торнадо такой
