— Да, конечно, его отец был мятежником, но Ричард, говорят, совсем не похож на него.
На совести Эбигейл было много грехов, но она дорожила репутацией семьи и ни за что не отдала бы меня замуж за того, чьё имя покрыто позором.
— Я не стану выгонять тебя силой, но подумай сама, Элизабет: мы на грани разорения, в Аране что ни день полыхают костры, а тебе надо устраивать собственную жизнь. Я не могу и дальше содержать тебя, — тихо сказала она.
— Кто он такой? Чем живёт и какой у него нрав?
— Ему тридцать лет, он вдовец, и у него есть дочь, — отчеканила она, словно читала молитву, — живёт уединенно, в столице не бывает. А что же до характера… Я слышала, он довольно нелюдим, но не жесток и… — тётушка выдержала паузу, — говорят, весьма недурен собой. А, впрочем, что я тебе тут рассказываю… Вот, держи, — она протянула мне серебряный медальон на потемневшей цепочке. — Это прислала его кузина. Открой.
Внутри оказался портрет. Слишком маленький, чтобы разглядеть черты, да и художник, что писал его, судя по всему, не обладал особым талантом. И, честно говоря, выглядел этот Стенсбери… не очень.
— А если я откажусь?
— Ты не откажешься, — Эбигейл посмотрела мне в глаза.
И она была права. Чёрт возьми, тысячу раз права.
— А что думает на этот счёт сам виконт?
— Полагаю, ему всё равно. Но его дочери нужна мать, а поместью хозяйка. Его кузина, да хранят боги эту женщину, взялась устроить ваш брак.
Иными словами, с самим Стенсбери Эбигейл так и не общалась. Собственно, в этом нет ничего удивительного — каждый второй союз заключается по такому сценарию. В таком важном вопросе, как объединение двух семей и их имущества, нет места любви. Благородные рыцари и прекрасные дамы существуют лишь на страницах романов, а в реальной жизни все решают деньги и земли.
— Когда будет готов наш брачный контракт?
Эбигейл довольно улыбнулась.
— Он уже готов. Стряпчий Стенсбери доставил его на прошлой неделе. Тебе осталось лишь прочитать и подписать.
Интересно, как давно она затеяла это мероприятие? Но еще более занимательный вопрос — зачем виконту, судя по всему располагающему если не большим, то, как минимум приличным состоянием, брать в жены незнакомую бесприданницу?
Ответ нашелся быстро. Со слов тетушки семья виконта с недавних пор попала под пристальное внимание властей — полгода назад кузен Ричарда был обвинен в ереси, доставлен в Аран и вскоре казнен. И в такой ситуации брак с доброй последовательницей новой веры помог бы существенно снизить риски.
— Я много лет знакома с Маргарет, его сестрой, — сказала Эбигейл за ужином. — Она достойная женщина.
— Однако, замуж мне предстоит выйти не за нее, — не удержалась я, но тетушка пропустила это мимо ушей.
— Ты уже изучила договор? — спросила она. — По-моему, условия вполне приемлемые.
— Я бы сказала, они даже слишком хороши. Но если он так рвется вступить в брак, нет ли опасности, что его тоже в скором времени собираются арестовать?
— Нальгорд находится далеко, — успокоила Эбигейл, — а кузен Ричарда жил в Аране. Ну, так как? Что мне сообщить Маргарет?
В столовой повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине да храпом старой собаки.
— Что я согласна.
ГЛАВА 3
Вот так просто. Я понимала, что ввязываюсь в авантюру, но если взглянуть иначе — Эбигейл не предложила бы брак с дурным человеком. Тетушку можно упрекнуть в холодности и упрямстве, но справедливости ради, все ее ходы так или иначе оказывались выигрышными.
Хотела ли я замуж? Скорее, воспринимала, как должное и уж точно не тешила себя романтическими мечтами. Любовь в наше время непозволительная роскошь.
Узнав, что я согласилась выйти замуж за виконта, Брайди пришла в полный восторг. Дни напролет говорила, как мне повезло: будущий супруг богат, молод и наверняка красив.
— Ты так думаешь? — я усмехнулась и показала ей присланный Маргарет медальон с портретом.
Брайди наклонилась поближе, прищурилась и рассмеялась:
— Ну, значит, просто богат и молод. Интересно, он живет в замке?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Насколько мне было известно со слов Эбигейл, Фитфилд-Холл построили еще при четыре века назад. Нальгорд граничил с северным королевством Тернад, и в те времена эти земли подвергались набегам местных кланов. Тогда в обязанности первых лордов Фитфилд-Холла входила защита земель и их обитателей.
Брайди же, стоило ей услышать о кланах, вздрогнула и наспех перекрестилась. Очевидно ей, как и мне в детстве рассказывали страшилки о бородатых «дикарях» похищающих юных красавиц, дабы сделать их своими наложницами.
— Так вы знали об этом и все равно решились ехать? — спросила она. — И тернадцев не боитесь?
— Полагаю, нам куда больше следует опасаться новых друзей королевы, — я убрала портрет виконта обратно в шкатулку.
Миг спустя, будто в подтверждение моих слов, за окном послышалась громкая иностранная речь. С каждым днем их становилось все больше, и кое-кто мрачно шутил, что в скором времени они вытеснят из Арана всех местных.
— Не переживай, Брайди, — я погладила ее по плечу. — Прорвемся как-нибудь.
Формальности были улажены за две недели. Эбигейл, так и не раскололась, когда именно она начала подготовку к этому мероприятию, но, то с какой быстротой все решилось, наталкивало на определенного рода мысли. Через три дня после нашего разговора из Нальгорда пришло еще одно письмо — Маргарет писала, что приготовления к свадьбе уже начались, и это лишь убедило меня в том, что Эбигейл с самого начала знала, что я соглашусь.
По большому счету ничего не связывало со столицей, а детали будущего союза четко прописаны в брачном контракте. Из личной прислуги у меня была только Брайди, и я предложила ей отправиться со мной. Родственников у девушки не осталось, приданого тоже, а потому она с легкостью согласилась. Эбигейл не скрывала, что довольна таким раскладом — деньги заканчивались, и платить Брайди жалованье становилось все труднее.
Дорожные расходы, как и полагается, оплатил виконт Стенсбери. На те деньги, что он прислал, мы купили провизии, лекарств и наняли карету с охраной.
Вещей у меня было немного, в основном те, что пошили еще года три назад, когда финансовое состояние позволяло баловать себя нарядами, да несколько платьев оставшихся от матери. Справедливости ради стоит отметить, что все они были добротного качества, ибо тогда мы еще жили при дворе, что само по себе обязывало выглядеть соответствующе. Все украшения поместились в две шкатулки среднего размера, самое же любимое — жемчужную подвеску, подаренную моей маме самóй королевой Агнессой, я носила практически не снимая и считала своим талисманом. Таким образом, все движимое имущество, которым я располагала, поместилось в пять сундуков — по нынешним меркам скромно до неприличия.
Оставляя тетушкин дом, я не чувствовали ни тоски, ни сожаления, ровно как и не стыдилась этого — в конце концов, мы обе в испытывали облегчение. В путь двинулись ранним утром, Брайди, уже полностью одетая, разбудила меня в половине пятого, принесла завтрак и помогла умыться.
Сидя в полутьме на кровати, я зябко ежилась от осеннего холодка, пробравшегося в комнату, даже сквозь запертые ставни. Поленья в камине почти догорели и уже не давали никакого тепла. Боб постарался на славу, очевидно, желая приготовить мне напоследок нечто особенно вкусное, но даже любимый омлет с вяленым мясом и нежнейшая булочка с медом не могли развеять тревогу. Я так жаждала покинуть дом Эбигейл, но страшилась будущего — что за человек этот Стенсбери? Будет ли он добр или жесток ко мне? Как примет меня его дочь и, как, в конце концов, сложится дальнейшая жизнь?
Минут через двадцать заглянула Брайди и, убедившись, что я съела достаточно, помогла одеться и собрать волосы.
— Ничего, ничего… В дороге поспите, — говорила она, пока я отчаянно зевала.
Странное это было состояние — и волновалась и спать хотела.
Прощание было недолгим. Эбигейл и Андри по очереди коротко обняли меня на прощание, пожелав доброго пути и взяв обещание написать, как только доберусь. У тетушки дрожали губы, и на моей памяти это был первый раз, когда я видела ее в таком состоянии. Эбигейл в совершенстве владела умением держать лицо, а проявления сильных эмоций считала неуместным для представителей высшего сословия. По этой же причине она и мне запрещала плакать, а, узнав, что я боюсь темноты, намеренно забирала из детской ночник.
