Выйдя, Масканин осмотрелся в пустом коридоре. Где-то рядом за дверью стучала печатная машинка, чуть дальше звучали приглушённые голоса. А в коридоре ни души. За дверью напротив тоже никого не оказалось. Он сел за стол и начал читать.
Копия приказа о восстановлении его в чине и подтверждении полученных боевых Знаков Отличий с резолюцией генерал-лейтенанта Острецова. Подписка о неразглашении, продовольственный аттестат, подписка на кассу взаимопомощи, новенькое удостоверение офицера… Так-так, интересненько. Три дня назад произведён в штабс-капитаны, приказ за номером таким-то. Ага, а вот и копия приказа с подписью всё того же Острецова и некоего генерал-майора Краснова, о котором говорила госпожа командор на базе в Пустошах. Далее документы на вещевое довольствие и ордер на один из домиков. Интересно получается: на вещевое довольствие поставили, словно солдата. Это что-то новое. Обычно офицеры обмундирование за свой счёт приобретают, хорошо хоть личное оружие не ограничено никакими рамками. А то взбредёт дурь в начальственную голову, чтоб все носили только табельное оружие и прощай тогда трофеи. Нет, правда дурь. Не может быть. Тот унтер, что на аэродроме встречал, с трофеями ходит – и ничего. Значит, в этом вопросе, похоже, ничего не изменилось.
Всё прочитав и поставив где надо подписи, Максим положил руку на стол и уткнулся в неё лицом, намереваясь вздремнуть. Но не тут-то было. Дверь отворилась и с вежливым покашливанием вошёл Прилукин.
– Завидую я вам молодым, – сказал он, когда Масканин поднялся при виде старшего офицера. – Где сел, там уснул. А меня вот бессонница одолевает. И хоть что ты с ней делай… Вот, держите. Это всё вам.
Максим взял бумажный пакет и с любопытством вытянул кокарду, пехотные эмблемы и погоны со штабс-капитанскими звёздочками.
– Поздравляю с повышением. До чистого просвета немного осталось.
– Благодарю, – Максим пожал протянутую руку и по въевшейся привычке щёлкнул каблуками с кивком головы. – А эти зачем?
Он достал из конверта связки новеньких "чистых" погон, затем перетянутую бечёвкой стопку петлиц, что носились вместо погон на полевой форме, и стопку шевронов самых разных дивизий и полков.
– Это вам на будущее. На базе можете ходить в своём звании и с привычными вам шевронами, на последнее смотрят сквозь пальцы. А за периметром… кто ж знает, что вам понадобится. Дадут вдруг срочно вводную, поставят задачу и на подготовку десять минут, к примеру. И понеслась трында по кочкам. Так что, всё должно быть под рукой. На складе сейчас всё причитающееся получите и можете заселяться в свой домик.
– Ну что ж, ясно. Благодарю за пояснение. Только… обычно по приезде в новую часть сперва представляются командиру…
– Тут можете быть спокойны. Его сейчас нет. И зама нет. Поэтому-то я и взял вас в оборот. Успеете ещё явиться пред их светлы очи. А чтобы вам получше сориентироваться здесь, разыщите после ужина, а лучше перед ужином штабс-капитана Торгаева. Тем более что вы уже с ним знакомы.
– Вот как… он, значит, не прапор.
– Да. Он в одном с вами чине, но по служебному положению стоит выше. По крайней мере, до той поры, пока вы будете числиться в учебной команде. А вообще, я вам так скажу: привыкайте. Возможно, и вам ещё придётся прапорщиком походить, а то и унтером. А может и майором. У нас тут всякое может быть.
Распрощавшись и получив на руки причитающиеся документы, Масканин покинул Управление. Он уверенно взял курс к вещевому складу, а направление подсказал дежурный.
– Ваша история – яркий пример самоотверженности и героизма, – задумчиво произнёс командир базы контр-адмирал Фролов. – Редким счастливчикам удаётся бежать из плена, да ещё насквозь пройти вражескую территорию и пересечь линию фронта. Я бы даже сказал, ваша история достойна очерка лучших фронтовых журналистов. Но… вы теперь у нас.
Масканин стоял смирно, глазами сопровождая вышагивающего по кабинету командира. Произнесённые Фроловым слова заставляли задуматься. Тугодумом Масканин не был, иначе давно бы не жил на этом свете. Выходит, контр-адмиралу предоставили несколько иную версию побега, можно даже сказать, совершенно иную. Но зачем? И почему не поставили его, Масканина, в известность? Накладка? Или так и задумано? И если так задумано, то кем? Кто этот умник?
Максим разглядывал командира базы, стараясь, чтобы это было незаметно. Собственно, сейчас это было единственное, что ему оставалось в этом кабинете. Осунувшееся лицо, седые виски, флотский мундир с орденской планкой. А вот знаков классности на кителе нет, значит Фролов по-видимому изначально служил в морской разведке, а не в плавсоставе. Ну, и что с того? Не каждому ведь дано кораблевождение, тут не только знания и опыт, а ещё и чутьё требуется. Между тем, на базе Фролов был единственным из моряков. По крайней мере, за те два дня, что здесь провёл Масканин, флотские на территории не встречались.
А ещё контр-адмирал держался подчёркнуто нейтрально, словно пришедший доложиться штабс-капитан прибыл не к нему в часть, а так… сбоку-припёку. Ни интереса Фролов не выказал как к новому подчинённому, ни придирок не устроил. Ни-че-го.
– На текущий момент у нас остались всего две учебные команды, – осветил обстановку контр-адмирал. – И обе заканчивают подготовку. Но вы прибыли весьма вовремя. Послезавтра будет окончательно сформирована новая команда и вас уже внесли в списки. Хочу сразу предупредить: во время учебных занятий ваше должностное положение будет приравнено к рядовому. И ещё… Должен задать вам вопрос… риторический, конечно, но всё-таки: вас эта новость про должностное положение не отпугивает?
– Никак нет, не отпугивает.
– Вот и хорошо. Вопросы есть?
– Так точно. Имею три вопроса: срок обучения, круг задач после выпуска и отпуск. Мои родные не знают, жив ли я. Не мешало бы их повидать.
– Повидаете ещё, гарантирую. А пока что можете весточку чиркнуть, мол, так и так, жив-здоров. Естественно, без излишеств. Думаю, сами всё понимаете, иначе бы вас сюда не направили.
Масканин счёл за лучшее промолчать, а Фролов продолжил:
– Срок обучения у нас три-четыре недели, в зависимости от потребности в выпускниках. Скрывать не стану, у нас случаются большие потери и приходится ужимать программу, чтобы позатыкать возникающие дыры. А насчёт, как вы выразились, круга задач… это вы узнаете в надлежащее время. Ещё вопросы?
– Никак нет.
– Тогда вы свободны.
Масканин отсалютовал и, чётко развернувшись кругом, покинул кабинет. По дороге в свой домик из головы не шли странности разговора с Фроловым. Он не только нейтрально держался, но и как-то наигранно что ли. Такие вещи Максим нутром чуял, хотя контр-адмирал, надо отдать ему должное, играл свою роль отменно. В чём же подвох?
Письма домой и Татьяне он написал спустя час, исчёркав черновики. Так много хотелось сказать, так много хотелось выплеснуть на бумагу, но нельзя! Скупые строчки и пожелания о скорейшей встрече, срок которой, увы, не в его власти. Заклеивать конверты он не стал. А зачем? Пусть те, кто перлюстрируют, сами заклеивают.
Закончив с письмами, он принялся за наведение порядка. Личных вещей – раз-два и обчёлся, да выданная амуниция, да стандартное казённое убранство. Своему временному обиталищу хотелось придать немного уюта. К его радости, в домике имелись водопровод и канализация, поэтому для затеянного мытья полов и стен не пришлось бегать на улицу к колонке. Он уже почти закончил, прикидывая чем бы заняться до обеда, до которого оставалось аж три часа, когда в калитку позвонили. Электрозвонок отозвался переливчатым щебетом где-то у входной двери. Максим глянул в окно, у калитки стоял Торгаев.
Накинув, не застёгивая, китель и натянув сапоги, Максим вышел во двор.
– Обустраиваешься? – спросил Торгаев, пожимая руку.
– Угу. Проходи, будешь первым гостем.
Визитёр поудобней перехватил закинутый за плечо вещь-мешок и уверенно пошёл вперёд.
– А ты, оказывается, нифига не прапор, – улыбнулся Максим, разглядывая штабс-капитанские погоны гостя, одновременно стеля на стол скатерть.
Торгаев усмехнулся и развязал горловину вещь-мешка.
– Наше командование, Макс, считает, что в мои двадцать расхаживать с четырьмя звёздочками подозрительно.
– Пожалуй, в этом есть смысл. Это как если бы я нацепил погоны фитьмаршала.
– Ну ты загнул, ё-моё. До генерала хотя бы дорасти для начала, – улыбнулся Торгаев. – И не настолько я тебя младше.
Гость выставил округлую бутылку коньяка, затем выложил ломоть сыра, лимон и колечко копчённой колбасы. А Масканин в это время вытащил из шкафчика две серебрённые чарки, салфетки и блюдца.
– Ну что, будем! – Торгаев разлил по маленькой и плюхнулся на стул.
– Будем.
С металлическим звоном чарки встретились и со стуком опустились на стол. Первую закусили кусочками сыра, между которыми легли тонкие ломтики лимона.
