Шутка или угощение, — говорили они.
Но это не было частью его бреда. Казалось, слова возникали внутри его, их звук тревожил его полусон и освобождал его от отвратительного веса. Стараясь не повредить ногу, он поднялся с пропитанного потом постельного белья и встал на прочный пол. Это вроде бы успокоило его. Но потом:
Шутка или угощение.
Это снаружи. Кто-то на крыльце. “Иду”, - крикнул он в темноту, звук собственного голоса разбудил его, заставив понять абсурдность того, что он только что сказал. Неужели месяцы одиночества наконец сказались на его рассудке? Прислушайся внимательно. Может, больше ничего не произойдет.
Шутка или угощение. Шутка или угощение.
— Шутка, — подумал он. Но тогда ему придется спуститься вниз, чтобы проверить. Он представил себе, как игриво засмеется форма форм, убегая в темноту, как только он откроет дверь. Все же ему стоит поторопиться, если он хочет поймать их. Чертова нога, где же эта палка. Потом он нашел в темноте свой халат и набросил его на голое тело. Теперь придется бороться с мерзкими ступеньками. Повернуть направо. Нет, это предупредит мое появление. Разумно.
Учитывая неблагоприятные обстоятельства, мешавшие ему, он спустился довольно быстро. Ему мешал ночной мрак. Мрак ночи. Смерть ночи. Ночь Мертвецов.
Со странной оживленностью калеки он спустился по лестнице, всегда выставляя палку на ступеньку вперед для опоры. Сконцентрируйся, — приказал он сознанию, которое начало путешествовать по необычным местам в темноте. Осторожно! В этот раз чуть не упал. Наконец он добрался до нижней ступеньки. Исходящий с крыльца звук, похожий на мягкий взрыв, прошел сквозь стену. Хорошо, они все еще там. Он мог поймать их и понять, что действительно вообразило себе его сознание. Усилия, которые он приложил, чтобы спуститься по лестнице, оставили его в состоянии неуверенности в чем бы то ни было.
Он повернул замок над ручкой и толкнул дверь, стараясь, чтобы промежуток между двумя этими действиями был как можно короче. Холодный ветер ворвался в открытое пространство, пробираясь мимо него и влетая в дом. На крыльце не было и следа мальчика-дьяволенка. Постой, вон он.
Ему пришлось включить свет, чтобы разглядеть. Прямо напротив двери лежал разбитый фонарь, вдавленный в мягкий каркас, разлетевшийся на сотни осколков, лежащие то тут, то там на крыльце. Он открыл дверь шире, чтобы лучше все рассмотреть, и быстрый ветер захватил дом, пролетев над его головой на своих леденящих крыльях. Какой сильный порыв, закрой дверь. Закрой дверь!
“Маленькие негодники”, - отчетливо сказал он, пытаясь привести мысли в порядок.
“Кто это?” — произнес голос за его спиной.
На верхнем этаже. Гномоподобный силуэт. Кажется, он что-то держит в руке. Оружие. Что ж, в конце концов у него есть палка.
“Как ты попал сюда, малыш?”, - спросил он, хотя не был уверен в том, что перед ним ребенок: слишком странный голос был у неизвестного создания.
“Сам малыш, сынок. Таких понятий нет там, откуда я пришел. Нам не до игрушек. Просто я в маске”.
“Как ты попал сюда?” — повторил он свой вопрос, все еще надеясь завести нормальный разговор.
“Сюда? Я уже был здесь”.
“Здесь?” — спросил он.
“Нет, не здесь. Там-таааам.” — силуэт показал на окно на втором этаже, на небо, похожее на калейдоскоп. “Разве это не прекрасно? Нет детей, нет ничего”.
“Что ты имеешь в виду?” — вдохновенно спросил он, обычное состояние сна сейчас было тем единственным, что не давало ему сойти с ума.
“Имею в виду? Да ничего я не имею в виду, дружочек”.
Двойное отрицание — подумал он — успокоившись от того, что столкнулся с реальным миром грамматики. Двойное отрицание: два пустых зеркала, отражающих пустоту друг друга, чтобы сделаться могущественней, ничто отменяющее ничто.
“Ничто?” — повторил он с вопросительной интонацией.
“Ну да, туда ты и отправишься”.
“Как же я это сделаю?” — спросил он, крепко сжимая палку, чувствуя кульминационный момент в его противостоянии.
“Как? Не беспокойся. Ты уже где-то ту-у-у-у-у-у-ут… ШУТКА ИЛИ УГОЩЕНИЕ!”
И вдруг нечто проскользнуло в темноте.
IV
На следующий день его нашел отец Мицкевич, который сначала позвонил ему домой, обеспокоившись отсутствием верного прихожанина на утренней мессе Дня Поминовения Усопших. Дверь была широко открыта, священник обнаружил его тело внизу лестницы, халат и нижнее белье беспорядочно разбросаны. Бедняга, наверное, снова упал, и это падение стало роковым. Бесцельная жизнь, бесцельная смерть: В согласии с жизнью была и смерть его, — как писал Овидий. Таковы были мысли священника, хотя на похоронах он произнес совершенно иную речь.
Но почему дверь была открыта, когда он упал с лестницы? Отец М. задал себе этот вопрос. Ответом полиции стало предположение о неизвестном захватчике или захватчиках. Они хорошо разбирались в природе преступлений и настаивали на том, что это была месть, однако отец М. тут же отклонил эту идею. В то, что такому человеку кто-то мог мстить, поверить было сложно, даже невозможно. Да, невозможно. Однако мотивом не могло быть ограбление, а человек выглядел забитым до смерти собственной же палкой. Дальнейшее исследование показало, что над телом было совершено насилие, причем с помощью предмета более длинного и крупного, нежели палка. Возможно, это было что-то по размерам напоминающее метлу, вероятно, нечто старое и полусгнившее. Но они никогда найдут это в тех местах, где ищут.
