— Аминь, — отозвалась Элевайз.
— Конечно, и я участвовала в крестовых походах, — проговорила Алиенора, смягчаясь. — Когда была замужем за этой вздорной старой бабой, Людовиком Французским.
— Ну и ну… — пробормотала себе под нос Элевайз.
Следовало ли ей слушать это? Не измена ли это — внимать, как один монарх хулит другого, даже если тот другой уже умер?
— Давно это было, в тысяча сто сорок седьмом году, — заговорила Алиенора, и задумчивая улыбка осветила ее лицо. — Прекрасное было время. Людовик не хотел, чтобы я ехала, но что он хотел и чего не хотел — это никогда не имело значения. — Она звонко рассмеялась. — А знаешь, Элевайз, ведь один молодой и богатый сарацинский эмир хотел на мне жениться! Возможно, я приняла бы его предложение, если бы Людовик не тащился следом. — Королева вздохнула. — О чем я говорила? Ах, да! Лихорадка крестового похода. Понимаешь ли, моя дорогая, — она вытянула руку и довольно ощутимо похлопала Элевайз по плечу, словно стремясь удостовериться, что та внимательно слушает, — я вижу это так: есть гораздо более значимые вещи, которыми Ричарду следует заняться. Освобождение Святой Земли бледнеет по сравнению с важнейшими вопросами сохранения короны.
— Но теперь, благодаря усилиям Вашего величества у короля Ричарда есть жена, — заметила Элевайз.
— Да, это так, — согласилась Алиенора. — Ах, что это была за поездка! — Но затем, словно поток ее мыслей сменил направление, она заговорила совсем о другом: — Естественно, Ричард не мог жениться на Алисе Французской, как бы сильно король Филипп ни настаивал на том, чтобы выдать за него свою сестру. Пусть они были обручены, Ричард все равно не взял бы Алису в жены. Это и стало причиной ссор между Ричардом и Филиппом, когда они отправились в Святую Землю.
— Да, конечно, — быстро проговорила Элевайз.
Королеве не было необходимости бередить старые раны, объясняя, почему Ричард не мог жениться на Алисе; Элевайз все знала. Но Алиенора тем не менее продолжала:
— Она была порченым товаром, эта Алиса. Другой мой муж, покойный король Генрих, соблазнил ее, и она забеременела, хотя тому маленькому бастарду, который появился на свет, хватило благоразумия покинуть сей мир.
Яростное негодование и оскорбленная гордость отчетливо отразились на лице пожилой женщины.
«О, моя леди, — подумала Элевайз, — не огорчайте себя воспоминаниями о том, что уже далеко в прошлом!»
— Неподходящая невеста для моего сына, — произнесла Алиенора, с видимым усилием овладев собой. — Пусть даже церковь, как мне сказали, разрешила союз между Алисой и Ричардом, но чтобы мужчина женился на отвергнутой любовнице родного отца — по мне, это отдает инцестом.
— Я понимаю, — ответила Элевайз. Тактично пытаясь сменить тему, она спросила: — А что Беренгария Наваррская, моя леди? Она действительно так прекрасна, как о ней говорят?
— Прекрасна? — королева задумалась. — Нет. Она довольно бледна и невзрачна. Когда я приехала ко двору ее отца в Памплону и впервые взглянула на Беренгарию, признаюсь, я была немного разочарована. Но много ли значит внешность? Кроме того, выбор был невелик — Ричард связан кровным родством с большинством юных девушек из королевских семей Европы, и Беренгария — одна из немногих, кто годится ему в жены. В любом случае, он отзывался о ней с симпатией — Ричард видел ее на рыцарских турнирах у короля Санчо, в которых участвовал несколько лет назад, — и посвятил Беренгарии немало прелестных стихов. Даже если она не красавица, она добродетельна и образованна.
Наступила короткая пауза, словно они обе подумали об одном и том же: добродетель и образованность едва ли способны сделать женщину привлекательной для Ричарда Львиное Сердце. На мгновение их взгляды встретились. Алиенора тихо сказала что-то, слишком тихо, и Элевайз не была уверена, что точно расслышала слова королевы. Но ей показалось, что это было: «Не люблю женщин, которые ничего собой не представляют».
— Потом вы провезли ее через весь юг Европы, чтобы она встретилась со своим женихом, — поспешила заметить Элевайз, дабы нарушить неловкое молчание. — Боже мой, что это, наверное, было за путешествие! Говорили, вы пересекли Альпы в середине зимы?
— Да, — ответила Алиенора не без гордости. — И я должна отдать Беренгарии должное — ни слова жалобы, даже когда наш путь был действительно ужасен. Снег, пронизывающий холод в жилищах, вши, несоленая пища, всевозможные опасности большой дороги — Беренгария перенесла все это молча, с высоко поднятой головой. В отличие от большинства наших сопровождающих, могла бы я добавить! Они-то все без исключения охали и стонали, напоминая толпу слезливых престарелых дам.
— А когда вы наконец встретились с королевским отрядом в Сицилии, был уже пост, поэтому свадьба не могла состояться, — добавила Элевайз, пересказывая то, что королева ей сообщила ранее.
— Я передала Беренгарию под опеку моей дочери Иоанны и сказала, что девушка должна выйти замуж за Ричарда во время следующей стоянки на Кипре, — продолжала Алиенора. — Надежные люди сообщили мне, что они поженились весной.
— Я желаю им счастья, — сказала Элевайз.
— Как и я, — с жаром согласилась Алиенора. — Как и я.
— А теперь вы возвращаетесь во Францию, Ваше величество?
Элевайз показалось разумным увести Алиенору от размышлений о том, что шансы на удачный брак ее сына были, видимо, невысоки.
— Да. Но не раньше завтрашнего дня. Сегодня я остановлюсь у моей близкой подруги Петрониллы де Севери. Точнее, Петрониллы Дюран — теперь я должна называть ее так, потому что недавно у нее появился муж. — Королева помедлила. — Молодой муж. И я должна признать, как это ни больно, у этого брака столь же мало шансов быть счастливым, как и у брака моего сына.
Неловкость и удивление Элевайз от откровенности Алиеноры исчезли. Теперь она чувствовала лишь глубокое уважение королевы. Разве Алиенора не говорила раньше, что Хокенли — одно из ее любимых мест? Если королева считала так потому, что только здесь, в уединении аббатства, она могла открыто говорить о своих заботах, — что ж, лучшее, что Элевайз была в состоянии сделать — это участливо и тактично внимать ей.
— Вы подчеркнули молодость мужа вашей подруги, — сказала она. — По-вашему, это может повлиять на брак?
— О да, — ответила Элеонора. — Петронилла — богатая женщина, отец очень хорошо обеспечил ее, но даже те из нас, кто любит ее искренне, не смогли бы назвать Петрониллу привлекательной. Она высокая, худая, с невыразительным лицом и с губами столь тонкими, что они почти исчезают, когда женщина стареет. А дорогая Петронилла действительно стара.
— Какая у них разница в возрасте? — спросила Элевайз.
— Полагаю, Петронилле сорок два. Возможно, больше. А Тобиас Дюран вряд ли старше тридцати. Или даже моложе.
— О Господи! — машинально проговорила Элевайз.
— В самом деле «о Господи», — согласилась Алиенора. — К тому же все говорят, что он красивый мужчина — высокий, статный.
— Но раньше он жил в бедности? — предположила Элевайз. Казалось, не было иных причин, которые могли побудить такого мужчину жениться на невзрачной женщине намного старше его.
— Ты снова права, — королева вздохнула. — Я сомневаюсь, что она сможет удержать его. Скорее всего, она слишком стара, чтобы родить ему сына, а лишь это смогло бы обеспечить его постоянство. Хотя, раз он получил доступ к ее богатству…
Алиенора не закончила свою мысль. Но в этом не было необходимости.
«Какой печалью может обернуться жизнь человека, соединившегося узами брака с неподходящим партнером, — размышляла аббатиса. — А с другой стороны, какое счастье, если выбор удачен!»
Элевайз вспомнила своего покойного мужа. Иво тоже был красавцем, высоким и широкоплечим, как этот авантюрист Тобиас. А каким веселым!
В ее памяти вдруг ожило воспоминание. Они с мужем вынуждены были терпеть бесконечный визит одного из дальних родственников Иво. И вот однажды супруги тайком выскользнули из собственного дома, прихватив с собой еду и питье, и направились к реке, чтобы провести там, в полном уединении несколько блаженных часов. Иво разделся и полез в воду, а когда обсыхал на берегу, пчела ужалила его в левую ягодицу.
— Что это тебя так развеселило, аббатиса? — Ледяной тон королевы тотчас вернул ее к реальности.
Вспомнив, о чем они с Алиенорой только что говорили, Элевайз поспешила объяснить свою улыбку. К счастью, образ благородного рыцаря, лежащего на животе, пока жена извлекает из его зада пчелиное жало, развеселил и королеву.
— Я вспоминаю, что, когда я назначала тебя аббатисой, ты упомянула о своем замужестве, — сказала Алиенора. — Очевидно, это был счастливый брак?
— Да.
— И у тебя, кажется, были дети?
