– Паулинакларалилитшмитт, – рычу я. – Я же сказала.
– Да, но как нам к тебе обращаться? – спрашивает герр фон Мюкенбург, дружелюбно улыбаясь и поглядывая на меня поверх очков.
– Паулина, – бурчу я.
Так меня всегда называет мама. Ну, или почти всегда. Иногда она говорит «Паули» или «Маули-котаули», но это специмена для спецситуаций. А Клара и Лилит – для воскресных дней. Просто украшения, ненужные погремушки, пользы от них никакой, один вред. Мне что, заняться больше нечем, кроме как вечно тратить время на писанину, втискивая их на листочек?
– Ну что ж, Паулина, садись, пожалуйста. Вот сюда, рядом с Яннисом, – герр фон Мюкенбург показывает на свободное место у окна. Я нервно переминаюсь с ноги на ногу, потом бреду к окну, бросаю рюкзак на пол и сажусь на стул. А Яннис подмигивает правым глазом и прищелкивает левым уголком рта. Ну вылитый монстр в пещере ужасов на ярмарке. Эх, укусить бы его за руку! Но я просто достаю из рюкзака самую большую книгу, ставлю её перед собой и кладу голову на стол – прячусь за ней. Спокойно, Паулина, спокойно, Маулина.
На перемене я стою на школьном дворе. По-моему, он ещё противнее, чем в моей старой школе. Оглядываюсь – вокруг сплошные жабы и гномы, мне на них плевать с высокой колокольни. Ещё и пялятся, будто на мне усы выросли или цветочки на голове. Наверно, сюда уже тыщу лет никто новенький не приходил, отсюда все только сматываются, это я очень понимаю.
Чего я не понимаю, так это почему всё всегда решают родители. Я целую вечность и ещё три дня ругалась с мамой, чтобы она мне разрешила ездить на велике в старую школу.
Ну да, пришлось бы выезжать в полшестого утра, чтобы не опоздать к первому уроку, и, конечно, обратный путь был бы ничуть не короче, но эй, это же моё решение!
По крайней мере, не сидела бы тут, среди всех этих жаб, гномов и пиявок. Поездка на велике бодрит, к тому же мне нравится смотреть, как красиво и равномерно ходят вверх-вниз коленки, когда крутишь педали.
Маме, между прочим, теперь тоже дольше добираться до работы, она выходит из дома на полчаса раньше, чтобы успеть к открытию книжного, и возвращается на полчаса позже.
Но толку ноль, мама считает, что это бред, не надо кочевряжиться, надо посмотреть на сложившуюся ситуацию здраво, принять её как есть и завести себе друзей – вот что теперь нужно.
Насчет заведения новых друзей, чтоб было ясно раз и навсегда: этого не будет! Никогда и ни за что! Ни с кем я дружить не желаю. Уж лучше после школы делать башню из Ленни и Роя, а потом из Роя и Ленни, и наблюдать, как они втягивают и вытягивают головы, чем с кем-нибудь тут брататься и разводить всякие дружбы. Взять хотя бы монстра-Рубена – он отвратительный, жуёт жвачку с открытым ртом, мажет чёлку гелем и ходит индюком: конечно, он же бегает быстрее всех в классе, есть чем гордиться! Всезнайка-зазнайка, говорит по-испански, играет на ударных. Тьфу на него, не интересует он меня нисколечко, жук навозный.
Лучше каждый день по три часа на велике ездить, лишь бы не слышать, как этот идиот языком щёлкает. Но мама просто пошла и перевела меня в эту мерзкую, вонючую школу. «Всё, это не обсуждается», – сказала она и поставила на плиту здоровущую бадью с какао.
Как чувствовала: потребуется примерно ванна какао, чтобы утопить в ней приступ Мява. К счастью, до того, как я стану взрослой и смогу наконец всё решать сама, осталось всего-то каких-то семь с половиной лет.
– Паулина, – чирикает герр фон Мюкенбург, когда мы снова вернулись в класс.
У него круглые очки, галстук-бабочка (думает, небось, что это прикольно) и пёстрый клетчатый пиджак. Росту в нём не меньше метра девяноста, а вид – как у директора детского цирка. И при этом он ведёт у нас целых четыре предмета: математику, немецкий, религию и историю.
– Паулина, – щебечет он, – не хочешь рассказать нам, почему ты перешла в нашу школу?
(Нет, не хочу!)
– Я сама её выбрала, – щебечу в ответ, – ходила по городу и искала себе новую школу, увидела эту и сразу подумала: вот она! Как тут хорошо, подумала я. Здание такое симпатичное, и люди наверняка замечательные. Мой внутренний голос меня спросил: хочешь учиться в этой чудесной школе?
Тут голова у меня сама собой падает вперёд, стукается лбом о гладкий холодный стол, и изо рта неудержимо, чуть ли не басом, вырывается:
Как будто рыгнул старый разбойник.
Герр фон Мюкенбург ошалело смотрит на меня и переспрашивает:
– Что, прости?
Впереди за первым столом сидит высокий неуклюжий мальчишка с прыщиками на шее, он оборачивается и прыскает, будто чем-то подавился. Зубы у него жёлтые, как солнце, он кивает мне и снова отворачивается.
Глава 5
У чёрта на рогах
Наша новая квартира плоская, как почтовая марка, и размером не сильно больше. Да уж. Пол какой-то пластиковый, и вообще всё – окна, дверные и оконные ручки, подоконники – пластик на пластике и пластиком погоняет. На стенах понатыканы какие-то палки-хваталки – около ванны, в туалете, над кроватью. К оконным ручкам приделаны рычаги, длинные и тонкие, как аистиные ноги.
Если вдруг лень встать со стула в кухне и подойти к окну, такой штукой можно его и открыть, и закрыть. Как пультом управления.
Что это вообще за мир? Пора начинать расследование. Агент Шмитт должна разобраться. Кто строит такие квартиры? Кто хочет в них жить? Кому нравится в Пластикбурге?
Всё это можно выяснить без проблем, но зачем? Мне что, делать больше нечего? Это неинтересно. Пластик мне совершенно неинтересен. Мы всё равно тут долго не задержимся, ясное дело.
В моей комнате стоят девять картонных коробок, а я ни одну так и не распаковала. И не собираюсь. Обустраиваться на этом месте, ещё чего! Я отвоюю себе Мауляндию – хоть с Человеком, который теперь живёт там один, хоть без! Я не готова жить среди пластика, не готова писать на конвертах адрес: «У чёрта на рогах».
Не позволю со мной так обращаться! Мы вернемся в Мауляндию, хоть трава не расти! Вперёд, на штурм, и с Диким Мявом!
Глава 6
Сырный генерал
Я сижу на кухне у Генерала на своём любимом стуле. Ножки у него металлические, а сиденье из поролона, обтянутого скрипучей кожей. Когда садишься – прямо утопаешь, секунды на полторы.
Генерал обводит кухню боевым взором и спрашивает:
– Всё готово?
Я киваю.
– У тебя сейчас наверняка всё хорошо, – говорит он, – ты ведь в том возрасте, когда мир прекрасен, забот-хлопот никаких, не жизнь, а малина-маулина! Сплошное веселье, смейся-хохочи до упаду. Главное, – наклоняется он ко мне и широко раскрывает глаза, – главное, не забывай раз в неделю хорошенько заправиться эклерами. Мягкое тесто, нежный крем, да с чашечкой коффэ – это настоящее лекарство, доложу я тебе, от него люди счастливей делаются. Ты вот как думаешь, отчего это я дожил до двухсот пятидесяти семи лет?
Генерал подмигивает. Недавно деду исполнилось семьдесят, и вообще-то ему нельзя ни кофе, ни эклеров, не знаю точно почему, но нам на это исключительно наплевать, нам по барабану, так он каждый раз меня уверяет. Минуты две мы дуэтом барабаним по столу, чем громче – тем лучше, пока ладони не заболят. Потом Генерал выдает ещё маленькое барабанное соло на коленке, кофемашина булькает, а я распаковываю коробочку с эклерами.
– Ну… может, кому и веселье… – говорю я, – а у меня с этим сейчас как-то не особо.
– Да ладно, – говорит Генерал, – налегай лучше на эклеры!
– Твой сын, – начинаю я.
– Твой отец, – поправляет Генерал.
– Твой сын, – повторяю я, – живёт теперь в Мауляндии.
– Так он всегда там жил.
– Да, но теперь он живёт там один.
– Ты больше не живёшь в Мауляндии? Как так? Ты же Принцесса Мауляндская!
– Вот именно. Теперь мы с мамой живём на другом конце города в какой-то затхлой будке, да ещё нужно ходить в другую школу, а там одни только жабы, честное слово. И пиявки.
– Та-а-ак, – Генерал хмурится и смотрит в пол. Теребит правый ус (усы у него такие длинные, что видны даже со спины).
– Но, ммм… – говорит Генерал, – а твои мама и папа…
– Твой сын, – поправляю я.
– Они поссорились?
– Ох, дед, ну да. Они разошлись, мы больше не семья, я тебе уже раза три рассказывала.
– Ну да, ну да… – бормочет Генерал, и, вооружившись золотой вилочкой, отколупывает от эклера маленький кусочек.
Вилочку дед получил в награду от русского царя, когда в 1962 году спас один русский городок от дикого медведя.
– Знаешь, что хорошо? – говорит он. – Хорошо, что Мауляндия всегда тут, рядом, там же, где и ты. Наверное, ты единственная принцесса, которая может носить своё королевство с собой, как улитка домик.
