— Ты идёшь? — не заходя в кабинет, через приоткрытую дверь напомнила мне Зуева о вечернем сборе у Данилина.
Спрятав бумажки и уголовные дела в сейф, я вышел к ней в коридор. По пути к начальственному кабинету, к нам в кильватер прибились еще несколько следаков. В приёмную мы вошли притихшей, но сплоченной процессией.
Алексей Константинович с самого начала посматривал в мою сторону как-то по-особенному. Даже когда он выдавал на орехи провинившимся коллегам из группы Алдаровой, он не переставал бросать непонятные взгляды в мою сторону.
— Лидия Андреевна, сколько дел находится в производстве у Корнеева? — через мою голову задал он вопрос Зуевой.
— Одну минуту! — всполошилась моя начальница и зашелестела страницами своей тетрадки.
— Девять! — пришел я ей на помощь, — И еще три я завтра сдам в прокуратуру! — с удовлетворением заметил я, что Лида успокоилась и прекратила суетиться со своими шпаргалками.
— Вопрос не тебе был задан! — недовольно огрызнулся майор Данилин и что-то пометил в своём кондуите. — Сегодня сдашь оставшиеся дела Зуевой и с завтрашнего дня ты в отпуске! Понял? — напутствовал меня начальник следствия тоном, которым не отправляют в отпуск, а объявляют об увольнении от должности.
— Никак нет, не понял, товарищ майор! — решил взбрыкнуть я, исходя из своих шкурных разумений и рекомендаций подполковника Дергачева, — По графику мне в ноябре отпуск полагается! — под недоумевающими взглядами сослуживцев принялся я перечить начальству.
Прилюдный конфликт с руководством, это, конечно нехорошо. Но оно, это самое начальство, по неизвестной мне причине, само решило не стесняться коллектива. Не оставив мне никакого выбора.
— Это не тебе решать, лейтенант, когда и что тебе положено! — сварливо оборвал меня Данилин, — В областных кадрах другое мнение! И почему-то с графиком отпусков нашего отделения оно не совпадает! Между прочим, с утверждённым графиком! — раздраженно добавил он, злобно глядя в мою сторону. — И будь любезен, лейтенант, поясни мне, за какие заслуги тебе выделили две путёвки в Сочи?
Этот вопрос оказался для меня неожиданным. Несмотря на то, что совсем недавно его со мной уже обсуждал главный милиционер области. По всему выходило, что, не добившись понимания от меня, он поступил по-генеральски. То есть, не мудрствуя лукаво, просто решил через моё непосредственное руководство поставить меня перед фактом. Что ж, дёшево и сердито. И ведь, как оперативно сработали! Когда он меня уговаривал свалить на море, конкретных путёвок еще не было. А тут и путёвки, и они уже в РОВД. Значит, у той стороны реально уже пригорает и москвичи уже на подлёте.
— Понятия не имею, товарищ майор! — твёрдо решил я идти в несознанку, — Происки недоброжелателей! Гнусные интриги и инсинуации! По сроку службы не заслужил я еще санатория! Тем более двух путёвок сразу! — по совету Дергачева я решил на какое-то время погрузиться в образ дремучего имбицила.
По кабинету прошла волна эмоциональных и не совсем дружественных мне возгласов. Коллеги, забыв про присутствие узурпатора, нешутейно взволновались. Надо полагать, вопиющей социальной несправедливостью. Уже сам по себе сдвиг моего отпуска из бестолково-холодного ноября в самое начало бархатно-еврейского сезона им был непонятен и не приятен. Он моментально спровоцировал разброд и шатания в умах всполошившихся коллег. А две путёвки на одно лицо следака-первогодка окончательно надломили их разум и адекватное восприятие объективной реальности. Пламя латентной дедовщины, своим ядовитым языком с безжалостным коварством лизнуло сердце и печень каждого из присутствующих.
Кажется, Алексей Константинович Данилин еще и сам не понимал, что он только что натворил вгорячах. Какого джина он, не подумав, выпустил из бутылки. Видать, он и сам еще не успел осмыслить специфику полученной сверху указующей новости. И потому так непозволительно прокололся. Коллеги начали недобро между собой переглядываться. Уже кипел их разум возмущенный.
— Это черте, что! Да, что же это такое, товарищи⁈ — с возмущенной плаксивостью воскликнула старший следователь Шичко, — Я без малого двадцать пять лет в органах и еще ни разу не получала путёвку на море! А, если и отдыхала по каким-то путёвкам, то в пределах соседних областей! На море ездила только за свой счет! А у меня, между прочим, хронический эндометрит! И не хер тут улыбаться! — злобно заозиравшись на коллег, с утробным надрывом взвизгнула Римма Моисеевна, безвозвратно теряя остатки постклиматерического здравомыслия и самообладания.
Хотя никто вокруг и не улыбался. Народ еще не успел переварить услышанное. Каждый из присутствующих пока еще индивидуально прислушивался к своим персональным ощущениям в области тонкого кишечника и селезëнки. Всеми фибрами души переживая. Относительно непреодолимой подлости мироздания вообще и вот этого жизнерадостного подонка Корнеева, в частности. Которому и отпуск в сентябре, и путёвка в Сочи. Две путёвки, сука! Две!!
Поймав на себе более десятка недружественных взглядов, я поёжился. И не только мысленно. Еще минуту назад меня здесь недолюбливал только Данилин. Ну и Ахмедханов еще до кучи, куда ж без него. Все остальные относились ко мне, если и не с любовью, то, по крайней мере, без неприязни. Теперь же всё изменилось.
— А для кого вторая путёвка? — с неестественной улыбкой Гуинплена повернулась ко мне Лида Зуева.
Ответа на этот вопрос у меня не было. А, если бы и был, то успокоить Лидию Андреевну я не успел бы в любом случае.
— Для какой-то Галины Эдуардовны Вороновой, — снова и совсем не к месту, проявил инициативу Алексей Константинович, — Кто она, эта Воронова, Корнеев? Кто эта Галина Эдуардовна? — выражение лица у майора было такое, что я за одну секунду понял. Если не всё, то кое-что из его негатива по отношению к себе.
Судя по всему, товарищ Данилин тоже был обойдён халявной путёвкой на тёплое море. А уж двумя и сразу, так это к бабке не ходи!
— Воронова? Галина⁈ — нелогично вместо Лиды взвилась со стула всем своим центнером живого сала Римма Моисеевна, — Нет в Октябрьском никакой Вороновой Галины Эдуардовны! И никогда не было! Я здесь восьмой год батрачу и никакой Вороновой не помню! Товарищи, это же возмутительно! — завращала она свиной шеей, которая прямо от её вибрирующих щек плавно растекалась по еë покатым, как у борца, плечам.
— Тих-ха! — наконец-то взялся за ум начальник следственного отделения, — А ну замолчали все! — начал гасить он сарай с дерьмом, который сам же и подпалил минуту назад.
— Это та дама, с которой ты тогда приезжал? — в его глазах начало появляться пока еще смутное понимание.
А Лида, между тем, пожирала меня своими выразительными глазами. Которые уже неумолимо наполнялись влажным блеском. И я ничего не мог ей ответить. Лиду было жалко до еë слёз.
Не прислушавшись к команде начальника, народ продолжал роптать. Униженные и оскорблённые следователи жаждали справедливости. Все они хотели дармовых путёвок в Сочи. Хотя бы по одной. Но лучше, если по две. Или вообще, из расчета по членам семей. С учетом непрописанной, но третий месяц не уезжающей домой, в Чебоксары тещи. Или по выслуге лет. Именно эти суетные и жаркие рассуждения сейчас шелестели среди обеспокоенного личного состава СО.
Данилин уже понял, что он натворил. Но вместо самокритичного осмысления им содеянного, он еще больше озлобился на меня. Что ж, иногда и на старуху бывает проруха.
— Забирай! — протянул он в мою сторону какие-то бумажки, — Выписка из приказа и обе путёвки! Ну, чего ты застыл, как столб соляной, забирай, говорю! — нетерпеливо тряхнул он перед коллективом генеральским приветом. Как тореадор красным плащом перед стадом быков и бычиц, — Ты там будешь в море плескаться, а мы тут, уж так и быть, за тебя поработаем! — не удержался он от шпильки в мой адрес, находясь по уши в своём недомыслии.
Следственный аппарат замычал еще громче. Невнятно, но с полным неодобрением происходящей на его глазах лютой несправедливости.
