В кафе стояла такая невыносимая тишина, что слышно было тиканье часов, висящих в подсобной комнатке. Казалось, все посетители ждут, что же сейчас ответит Марина, как она себя поведет. Марина готова была провалиться сквозь землю, потому что она не знала, что делать, что сказать Раймону. Все слова застряли у нее где-то глубоко и никак не хотели вырываться наружу. Вчера она бы все ему высказала в порыве гнева. Но вчера он даже не подумал догнать ее. Он пришел сегодня, чтобы выставить ее на посмешище… Раймон поднялся и, протянув ей белую розу с отпечатком губной помады, сказал:
– Я не мог оставить ваш поцелуй там, на Пляс Пигаль.
– Почему же вы не догнали меня вчера? – спросила Марина.
– Я дал вам время остыть, – ответил он, глядя ей в глаза.
– Вот как? Значит…
– Значит, я буду ждать вас вечером на том же месте, мадмуазель, – Рймон поклонился и вышел. А Марина осталась в своем кафе с белой розой в руках…
Раймон уже сидел на скамейке, когда подошла Марина. Она села рядом с ним и, глядя куда-то в сторону, скороговоркой выпалила:
– Только, пожалуйста, ничего не воображайте. Я могла бы пройти мимо. Но это было бы смешно, поэтому я решила подойти к вам…
– Ваш взгляд напоминает взгляд разъяренной львицы, готовой растерзать свою жертву, – проговорил Раймон. – Вы злитесь, не понимая того, что уже влюблены.
– Это уж слишком! Вы… – Марина хотела встать и уйти, но Раймон крепко сжал ее руку, сказал:
– Она родилась на улице Бельвиль под фонарем против дома семьдесят два. Да и где еще могла появиться на свет дочь уличного артиста? Роды принимал полицейский и случайные прохожие…
Марина невольно перевела взгляд туда, куда смотрел Раймон. Ей представилось, что в темном переулочке лежит на земле маленькая женщина, над которой склонился огромный полицейский. Почему-то Марина подумала, что мосье Поль мог бы сыграть роль полицейского, который присутствовал при рождении ребенка. Эта мысль развеселила Марину. Она даже забыла, что минуту назад злилась на Раймона, что хотела уйти прочь.
– Мы назовем малышку Эдит. С таким именем она не останется незамеченной, – звучал голос Раймона. А Марине казалось, что она видит картинки далекого прошлого, слышит голоса людей, которые были непосредственными участниками тех далеких событий.
Мать отдала девочку своим родителям. А у них были особые взгляды на воспитание младенцев. Они считали, что красное вино просто необходимо добавлять в молоко, чтобы девочка выросла крепкой и здоровой. Они никогда не мыли малышку, считая, что «всякая зараза» боится грязи. Бабушка с дедушкой так любили девочку, что даже не заметили ее слепоты.
– Не может быть! – вскрикнула Марина и сжала руку Раймона. Он посмотрел в ее испуганные глаза, улыбнулся.
– Да-да, Эдит поначалу практически ничего не видела. Чудо спасло малышку, поэтому вера в чудеса сопровождала ее всю жизнь. Отец Эдит – Луи Гассьон, вернувшись с первой мировой войны, немедленно забрал дочку и отвез ее к своей матери в очень теплое место… Вы знаете куда?
– Нет, – честно призналась Марина.
– Ну, я думаю, что об этом знают все в Париже.
– Раймон, не томите, я этого факта из биографии Эдит не знаю.
– Вы весьма любопытны.
– Не любопытнее вас, – парировала Марина. – Разве не любопытство заставило вас все так подробно узнавать про Пиаф?
– Сдаюсь, – Раймон рассмеялся. – Вы весьма агрессивная мадмуазель. Чуть что, сразу выпускаете коготки. – Марина попыталась встать, но Раймон удержал ее. – Отец отвез Эдит в публичный дом…
– Чтоо-о-оо?
– Все очень просто, – пояснил Раймон. – Мать Луи Гассьона содержала бордель. Малышку Эдит полюбили все девушки. Ее отмыли, накормили, одели, подарили ей кучу игрушек и кукол. Но никакие лекарства не могли вернуть девочке зрение.
Тогда бабушка пошла к святой Терезе из Лизье, которой поклонялись все обитатели борделя, и пообещала пожертвовать десять тысяч франков церкви, если девочка прозреет. Напомню, что в 1921 году это были очень большие деньги. Это было целое состояние. Но ради любимой Эдит бабушка была готова на все. Она очень хотела, чтобы внучка видела красочный мир, чтобы наслаждалась жизнью сполна. О чуде молились все девушки борделя. Чуда ждали 25 августа в день святого Людовика, в день рождения Луи Гассьона – отца Эдит. С раннего утра девушки заглядывали малышке в глаза. Но она по прежнему ничего и никого не видела. Разочарование было всеобщим. В чудеса больше никто в борделе не верил.
– Это очень грустно, когда люди перестают верить в чудеса, – вздохнула Марина.
– Вы правы. В чудеса надо верить, потому что чудо все же произошло, – сообщил Раймон. – Малышку нашли вечером у пианино. Она перебирала клавиши и восторженно шептала: «Как красиво!» Девушки даже не сразу поняли, что Эдит восхищается черно-белыми клавишами. А, когда поняли, то ликовали очень долго. Еще бы, ведь произошло ЧУДО! Эдит прозрела, когда ей исполнилось семь лет.
Ее сразу же отдали в школу. Счастью и восторгам не было предела, но счастье длилось всего лишь год. Только год Эдит была обыкновенным ребенком…
– Почему?
– Потому что, вернувшийся из скитаний, отец Эдит решил, что бордель не место для «невинной души» и забрал дочку с собой. Эдит лишилась не только крыши над головой, но и материнской опеки. Целых семь лет отец таскал ее по улицам и кабакам. Он был бродячим акробатом, а она собирала деньги. Однажды Эдит запела. «У этой девочки все в горле и ничего в руках», – сказал Луи Гассьон. Эти слова стали пророческими. Эдит поняла, что должна петь. Она ушла от отца, забрав сестру Симону, которая была младше на три года. Девочки организовали свою первую труппу. Они пели на Елисейских полях, в Пасси, в рабочих кварталах. Уличная жизнь затягивала их все глубже и глубже. Даже потом, став известной, Эдит любила петь на улице, подняв голову к небесам. Она «выходила в народ», а народ смеялся над глупой чудачкой, которая пытается пародировать «САМУ ПИАФ!» Никому и в голову не приходило, что это сама Пиаф и есть.
– А вы бы поверили, что несравненная Эдит Пиаф поет здесь на Монмартре? – спросила Марина.
– Трудно сказать, – ответил Раймон. – Я не жил тогда, когда Эдит не на что было похоронить своего ребенка малышку Марсель. Девочка умерла от менингита. Эдит собрала последние деньги, но ей не хватало десяти франков. Тогда она вышла на бульвар Шапель и запела. К ней подошел богатый господин и спросил, зачем она собирает деньги таким способом. Эдит все ему рассказала. Он дал ей денег и ушел. Больше у Эдит никогда не было детей…
– Грустно, – Марина вздохнула. – Почему все так устроено? Почему мы непременно должны проходить через страдания?
– Чтобы научиться ценить каждый миг своей жизни. Чтобы уметь радоваться всему: солнцу, дождю, ветру, деревьям, случайному прохожему. Чтобы научиться делать добро просто так, не ожидая похвалы или вознаграждения. Спешить на помощь тем, кто в беде. И не замышлять зла. Зло материально. Каждое слово материально. Но, в конечном итоге, все задуманное и сделанное нами плохое обернется против нас же самих, – с горячностью пояснил Раймон.
– У вас философский взгляд на жизнь. Вам ведь не больше тридцати…
– Двадцать пять. И у меня не так уж много времени, чтобы стать мудрее, чище, лучше.
– Но ведь двадцать пять – это только начало жизни. Почему же вы говорите, что у вас мало времени? – удивилась Марина.
– Потому что, милая моя, никто не знает точно, сколько времени он проживет на этой земле: девяносто семь лет, как мой дед, или два года, как малышка Марсель. Нам нельзя тратить время на зло и распри. Нам надо делать добро. Не отвечать злом на зло, ругательством на ругательство, не завидовать, не желать чужого, а быть довольными тем, что есть. Но мы, к сожалению, этого не делаем. Мы заражены жаждой наживы. Мы лицемерим, обманываем, спорим, строим коварные планы, раздражаемся, ищем выгоды во всем, ничего не делаем просто так. Мы не умеем слушать, считаем свое мнение самым правильным и забываем о том, что всегда есть люди, которые знают больше. Такие люди скромны и интеллигентны. Они не кричат, не лезут напролом. Они говорят всегда мало и всегда в самую точку. Они умеют выслушать других и понять их. Но именно поэтому злые, бесчестные, завистливые люди и обманщики пытаются унизить добрых людей. Им доставляет удовольствие делать зло. Они преуспевают в нем и не желают знать, что за нами наблюдает Господь. Ему дадут ответ в день суда и добрые, и злые, – Раймон посмотрел на Марину, спросил:
– Лучше ведь отвечать за добрые, хорошие слова и поступки, чем за плохие?
– Да, – ответила Марина.
Раймон прикрыл глаза и негромко запел «Жизнь в розовом свете».
– Эту песню Эдит написала для своей подруги Марианны Мишель. А потом не удержалась и стала петь ее на своих концертах, – сказала Марина, когда Райсмон открыл глаза.
