Ах, Эдичка! Высокий, атлетически сложенный натуральный блондин! Он как раз возник из романтической полутьмы «Дежавю» и пребывал в некоторой нерешительности, в поисках свободного места. Чёрный смокинг на Эде сидел идеально, и упустить такого мужчину в её положении — да надо быть последней дурой!
— Как давно мы не виделись, — вымолвила Настя подступая к нему сзади и слегка касаясь предплечья.
Эдуард обернулся и словно бы случайно, но скорее отточенным движением, придержал её ускользавшее запястье и, склонившись, галантно приложился к нежной коже.
Дрожь так и понеслась по всему телу, а сердце, пробуждённое одним только касанием, забилось испуганной птичкой в груди.
— Настя! Ты просто … Нет слов! Я в восхищении! — услыхала она мягкий баритон Эдуарда, успевшего распрямиться, точно австрийский офицер начала девятнадцатого века. Да-да, Настя читала, что эти чудаки часами простаивали у стены, прижимаясь к ней лопатками и втянув живот.
— Нет! Не так! — вдруг осмелела она, и прильнув к его груди, прошептала. — Как же я рада тебя видеть!
В следующий же миг их губы встретились, и под аплодисменты, одобрительные выкрики одноклассников, оба забылись в долгом, томном, волшебном поцелуе.
— Кажется, я очень многое пропустил в этой жизни! — прошептал в ответ Эд, пожирая Настю взглядом полным безумства и восторга.
— Пойдём! Я заняла для нас место! — предложила она и повлекла Эда за собой, туда, откуда верная Светка уже махала им рукой.
Грянула музыка, точна такая, под которую они отрывались на последней школьной дискотеке.
Пробираясь между танцующими, чувствуя горячее дыхание любимого, следовавшего за ней неотступно, Настя вдруг осознала, что та незнакомка из электрички не обманула. И всё случилось, с каким бы скепсисом она не приняла грошевое счастье, согласно обещанию.
— Настя! Погоди! А может, ну их, этих одноклассников! — шепнул ей Эд, и она обернулась, моментально попав в плен его влюблённых глаз. — У меня тут машина во внутреннем дворе… Мне так много надо тебе сказать!
Он склонился и наградил чередой страстных поцелуев её оголённые вздрагивающие от свалившегося можно сказать ниоткуда счастья плечи, а потом занялся и стройной, гордой шеей. Горячая ладонь Эда нежно охватила Настину левую грудь и едва не прожгла это дорогущее фиолетово-сиреневое платье, на которое она потратила все сбережения.
После всех внезапно рухнувших на неё ласк Настя была готова отправиться за ним хоть на край земли. И пропади он пропадом «Дежавю» с уже полупьяными одноклассницами и их мужьями!
В полубреду она снова слилась с ним воедино, наградив за идею еще более упоительным, сладострастным лобзанием.
— Только отрубим телефоны, чтобы не трезвонили, — предложил Эд, снова обнимая, и уже в уже в свою очередь увлёк прочь от праздничного разноблюдия, в обратную сторону.
Настя едва успела помотать головой Светке, мол, не жди. Та всё поняла без слов и подняла над головой большой палец.
Оказавшись по ошибке в каком-то левом коридоре, где не было слышно ни музыки, ни криков, куда не проникали аппетитные запахи, куда, похоже, не заглядывали ни официанты, ни даже вездесущая охрана, они остались предоставлены сами себе. «Чёрный ход» определённо вёл во внутренний двор, где располагалось авто вип-клиентов. Но возбуждение, владевшее ими, достигло такого предела, за которым душа скорее покинет тело, если оно не получит своего немедленно.
— Я так ждала тебя… Я всё надеялась и верила, что так однажды случится… — говорила она, уже не стесняясь нарушить тишину, прижатая к стене этого полезного на всякий пожарный случай коридора.
— Настенька! Милая! Ты просто чудо! Какой же я был осёл все эти годы! — твердил Эд, опускаясь в своих поползновениях всё ниже и ниже.
Упругие острые девичьи груди буравили его рубашку — смокинг к чёрту! Само пространство вокруг искривлялось, обтекало влюблённых и укутывало их предвкушением нескончаемой неги.
— Я не вынесу этого, — застонала Настя и направила его ладонь под разрез вечернего платья, чтобы, наконец, эти горячие цепкие пальцы ощутили пожар, бушующий там, куда она давно никого не допускала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Какое блаженство!» — подумала она, едва опытная ладонь Эда покрывалом легла на тот самый, о котором все подумали, треугольник, старательно выбритый ею накануне.
— Я хочу тебя до умопомрачения! — простонал он в ответ, еще не решаясь проследовать вглубь, но продолжая покрывая неистовыми поцелуями её грудь, сотрясавшуюся в наслаждении.
— Японский городовой! Шо я вижу! Нет, ну вы, конечно, молодцы! Но это у меня-таки сегодня день рождения!
Знакомый со школы голос вырвал их из упоённости друг другом в одно мгновение, как Господь изгнал Адама и Еву из рая. Эд тяжело опёрся о стену коридора, его горячая ладонь нехотя выбралась из-под Настиного вечернего платья. Она стыдливо отвернулась в темноту, поминая Валентина про себя самыми грубыми словами, на которые был не способен в этот момент её язык, ещё секунды назад всецело принадлежавший страстным губам Эдуарда.
— Приветствую, старик! — всё такой же смазливый и откровенно неприятный ей Валентин панибратски стукнул Эдуарда по плечу. Тот растерянно улыбнулся и принялся отряхивать рукав
Она уже хотела было возмутиться, но, крутанувшись на каблуках, словно «тупой и ещё тупее», Настя не помнила имени этого актёра, осталось в памяти лишь это выражение, Валентин возник перед ней с таким же идиотским выражением на лице и, словно бы они всегда были парой, неожиданно чмокнул в сахарные уста.
В ту же минуту, и Настя это отчётливо разглядела, во взгляде восходящей эстрадной звезды обнаружилась прежде неизвестная осмысленность. Валентин провёл пятёрнёй по крашеной шевелюре и застыл возле них в задумчивости, словно бы его озадачила некая важная и внезапно свалившаяся с небес проблема.
Эдуард тем временем сгрёб с пола брошенный было смокинг и обхватил Настю за талию, недвусмысленно давая понять известному и пребывающему в каком-то трансе ловеласу, что эта женщина пойдёт только с ним, и чтобы Валентин подобрал губу.
Доселе тёмный коридор запасного выхода вдруг залил яркий электрический свет. С улицы, где стояли все машины, и куда так стремились Эдуард с Настей, сквозь открывшуюся со скрежетом дверь, в здание хлынули тётки, разукрашенные похлеще, чем Светка.
— Подтанцовка! — осенило Настю.
— Ну, и где мои поздравления!? — вдруг начал Валентин. — То есть ваши поздравления, друзья и подруги!
— С днём рождения, Валя! — произнёс Эдуард. — Но ты не обижайся, мы с Настей решили уйти по — английски, чтобы не омрачать праздник.
— Вот как? — упавшим голосом вымолвил тот, а Настя вдруг поймала его случайный взгляд полный тоски, и сердце её сжалось в комок, столько всего было в этом взоре невысказанного. Такого, чего прежде не замечала.
Дальнейшее напоминало метущуюся интеллигенцию в потоке страждущего искусства народа. Танцовщицы обтекали троицу, каждая норовила показать Валентину своё восхищение, приобнять, ущепнуть, чмокнуть, в крайнем случае, сотворить эдакий книксен, присесть, придерживая платье и смущённо отведя глазки в сторону. Было их штук двадцать, и Настя с ужасом представила себе, во что превратится вечеринка в «Дежавю», хотя на этот момент больше всего переживала за то, как бы поскорей выбраться наружу.
— Ну, если что не так, возвращайтесь, — как-то обиженно и устало сказал Валентин и зашагал вслед за удалявшейся подтанцовкой, не оглядываясь.
— Скорей отсюда! Прочь! На волю! — воскликнул Эд и, всё так же обхватывая Настину талию, повлёк девушку к выходу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Снег всё не прекращался. Во дворе было уже достаточно припаркованных и изрядно запорошенных авто, кроме только что подкативших. Машину Валентина можно было узнать сразу по всяким рюшечкам под лобовым стеклом, не считая всех оттенков радуги. Другая, серебристая — Chevrolet — ещё мигала фарами.
В дверях на ступенях, ведущих вниз, Эдуард накинул на худенькие плечики Насти смокинг, оставшись в одной белой, как тот же снег, рубахе.
