Я еще раз подняла толстый конверт, лежавший в коробке, поколебалась, а затем, не глядя, сунула бумаги обратно. «Прости, Вселенная. Я не хочу, чтобы меня втянули в это дело».
Глава 2
ЛИам
Я дважды проверил электронную почту на своем телефоне. Посылка была доставлена сегодня днем. Либо девушка в другом конце коридора солгала, либо посылка попала в чужой почтовый ящик. У меня не было никакой возможности проверить, если я, конечно, не хотел тратить вечер, сидя в вестибюле и наблюдая, как каждый жилец проверяет свою почту. Даже это было бессмысленно, потому что я не знал, какого размера или типа коробка, которую я искал, или не была ли она забрана ранее в тот же день.
Все это не имело значения.
Я нутром чуял, что посылка у соседки. Я никак не мог понять, в чем тут дело. С тех пор как я переехал, она только и делала, что пыталась смотреть сквозь меня. Как будто она знала… как будто каким-то образом она видела меня насквозь и ту неубедительную ложь, в которую я завернулся за последние несколько недель. В конце концов, это не было немыслимо. Мелочность моей сводной сестры имела очень мало пределов, и она не упустила бы случая подкупить случайных людей по всему городу, чтобы они присматривали за кем-то, подходящим под мое описание. Я вполне мог представить, как соседка могла писать Селии о посылке прямо сейчас.
Я опустился на край кровати и провел руками по волосам. Я все еще ждал, что кто-нибудь скажет мне, что последние несколько месяцев были плохой шуткой. Моя сводная сестра всегда была сумасшедшей, но ее недавние выходки посрамили все в нашем прошлом.
Мне не хотелось об этом думать. Никогда.
Если я продолжу свое затишье, все пройдет. Сопротивляться или поднимать большой шум — это только продлит разочарование. Если я не дам ей новых патронов, она заскучает, как всегда, и я смогу вернуться к своей обычной жизни. Больше никаких этих нелепых развлечений или игр, в которые меня заставляли играть. Я мог бы снова сосредоточиться на своей компании, хотя даже эта идея казалась глупой. Компания была моей единственной заботой в течение многих лет, и необходимость отстраниться от нее, даже временно, заставляла меня задуматься, почему я отодвигаю всю свою жизнь на второй план ради работы.
Я заработал столько денег, сколько мне было нужно. Я достиг тех целей, которые ставил перед собой. Я был чертовски хорош в том, что делал, и для меня не было необходимости продолжать стремиться быть лучше, но я чувствовал себя вынужденным вернуться в офис, к рутине и конкуренции. Никакие отношения никогда не могли соперничать с этим принуждением, но каждый день, который я проводил затаившись, заставлял меня еще больше сомневаться в своей преданности. Возможно, пришло время расслабиться.
Кто-то постучал в мою дверь.
Я поспешил к двери и обнаружил, что девушка с другого конца коридора стоит там, глядя на меня своими подведенными глазами.
— Вот твоя дурацкая посылка. Оказывается, на ней было твое имя. Йеху.
Неудивительно, что в ее голосе не было и намека на извинение. В ее голосе была какая-то невозмутимость, которая не совсем соответствовала выражению ее глаз… как будто она постоянно бросала мне вызов, но что это был за вызов, я понятие не имел.
Мое сердце упало, когда я увидел, что посылка вскрыта. Я не осмелился спросить ее, читала ли она содержимое конверта, поэтому попытался посмотреть на нее сверху вниз. Большинство людей не чувствовали себя комфортно в тишине, особенно когда она сочеталась с зрительным контактом. По-моему, это был самый быстрый способ оценить силу чьего-то характера. Поэтому, когда прошло десять секунд, а затем и двадцать, а она даже не вздрогнула от моего пристального взгляда, я решил, что жесткость, которая была у нее на первый взгляд, возможно, не была притворной.
— Спасибо, — сказал она в своей обычной сухой, безразличной манере через полминуты. — Это то, что ты обычно говоришь, когда кто-то делает что-то хорошее для тебя. — Она сильно пихнула коробку мне в живот и направилась обратно к своей двери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Подожди. Ты не заглядывала внутрь?
— Хочешь верь, хочешь нет, но мне совершенно безразлично, что за странное дерьмо тебе присылают по почте.
Я вытащил конверт и увидел, что печать сломана.
— Тогда зачем ты ее открыла?
Ее темно-карие глаза быстро отвели взгляд от моих и снова посмотрели на меня. Это был первый признак слабости, который она проявила, и это помогло понять, что она была человеком под стеной незаинтересованности, которую она возвела.
— А зачем ты открыл мою коробку с дилдо? — парировала она.
— Я думал, что посылка моя, — сказал я сквозь стиснутые зубы, хотя знал, что подвел к тому, что должно произойти.
— Бум, — сказала она, подчеркнув это слово ленивым движением бровей. — И я подумала, что твой дурацкий конверт мой. Еще какие-нибудь глупые вопросы?
Я прищурился.
— Я тебе не верю.
— А мне все равно.
Я скрестил руки на груди и стал ждать.
— Что? — спросила она. — Ты думаешь, я сломаюсь только потому, что ты хочешь смотреть на меня сверкающими глазами и молчать?
На этот раз она быстро прервала зрительный контакт и даже поправила подол своей рубашки, прежде чем снова посмотреть на меня. Мало-помалу я выигрывал битву характеров и обнаружил, что наслаждаюсь невысказанным состязанием, скрытым в наших словах. Я уже мог сказать, что она не была похожа на женщин, которые не смогли удержать мой интерес раньше. В ее холодных глазах таилась какая-то искорка, и я бы солгал, если бы сказал, что мне неинтересна ее история. Я хотел знать, как кто-то настолько красивый оказался таким циничным и темным.
Она была хорошенькой. Фарфоровая кожа и чернильно-черные волосы. Черты ее лица были мягкими и женственными, подбородок почти заостренный. Насколько я мог судить, у нее была личность, полная острых углов, и мне показалось уместным, что ее лицо имело по крайней мере один острый край, чтобы соответствовать.
Но больше всего меня завораживал ее рот. Она, казалось, почти полностью контролировала выражение своего лица, и по какой-то причине она, очевидно, хотела показать миру, что была выше всего этого. Я уважал это. Я знал многое о том, как прятать себя. Я знал, что нужно надевать маску, и не только с тех пор, как моя сводная сестра взялась за это дерьмо.
Но ее маска не была идеальной. Эти полные губы имели склонность время от времени подергиваться. Для мимолетного наблюдателя это выглядело бы пустяком. Мне же это показалось похожим на смех. Когда я нажал на ее внутренние кнопки, был намек на напряженность, которая воздвигла стены вокруг нее. Опять же, едва заметно, но так же прекрасно, как яркий свет для меня.
Она подняла руку в запястье, как бы говоря: «все, я закончила», и снова повернулась, чтобы уйти.
— Поужинай со мной, — быстро выкрикнул я, пока она не ушла.
Девушка остановилась прямо перед дверью, которую подпирала потрепанная книга. Когда она заговорила, то даже не повернулась ко мне лицом.
— И зачем мне это делать?
— Потому что ты заглянула в мою почту, и я думаю, что, может быть, ты скажешь мне правду, если я смягчу тебя немного вином.
— Вином? — она все еще стояла, положив руку на дверь своей квартиры и слегка наклонив голову. — Я ем только сырое, кровавое мясо. Так что это будет жесткое «нет» с моей стороны.
— Тогда мы съедим немного сырого, кровавого мяса. Мне все равно. Просто скажи «да».
Она вошла в свою квартиру и, наконец, повернулась, чтобы посмотреть на меня, но только просунув лицо между дверью и косяком. Это был первый раз, когда я увидел что-то похожее на настоящую улыбку на ее лице, но это была кривая улыбка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Может быть, но у меня есть планы на сегодняшний вечер. Семь дюймов планов.
Она отодвинула книгу в сторону, и дверь сама захлопнулась. Я остался стоять в коридоре, чувствуя, что меня каким-то образом перехитрили в игре, в которую я не соглашался играть. Какого черта?
