Влад о подобных мелочах размышлять не привык — он каждый день имел дело с банковскими переводами, чековыми книжками и пластиковыми картами. В общем, чем‑то далеким и совершенно непонятным.
Но я настолько влюбилась, что попросту не обращала внимания на несовместимость — взглядов, привычек, принципов. А спустя год невообразимого счастья, все же упала с небес на землю, когда он бросил меня. Сухо, брутально, совершенно чужим голосом. На вопрос почему, ответил: так бывает.
Бывает…
Что ж, согласна. У кого‑то это просто один день в жизни, а кому‑то приходится собирать себя по кусочкам. Прости, так вышло — банальная фраза.
Впрочем, Влад не извинялся. Молча смотрел, как я собираю вещи, вся в слезах, из‑за которых чувствовала себя еще хуже. Внезапно превратился в безразличного и чужого человека. Стоял в проеме двери, скрестив руки, а его тень длинным бесформенным пятном стелилась по паркету.
Словно раковая опухоль, во мне нарастало чувство вины и собственной ничтожности. Я не дала богу то, чего он хотел. Оказалась недостойной.
С каждым днем глядя в зеркало, множила отвращение к себе и менялась под его гнетом. Сломалась. Под завязку заполненная комплексами отметала даже мысль о новых отношениях.
Во — первых, после Влада все мужчины казались недостаточно сильными, волевыми. Сливались в безликую толпу и раздражали.
Во — вторых, я верила в собственную несостоятельность как женщины.
Пока не появился Матвей.
Нет, он не возник случайно. Несколько раз в неделю заходил пообедать в кафе «Восточная сладость», где я работала официанткой. Всегда оставлял хорошие чаевые, а однажды просто написал номер телефона на салфетке и приписал: «Позвони». Три дня я не решалась, но Вика все же убедила набрать номер.
Мы встретились, погуляли в парке, затем пришли в «Сладость», и я смущалась, когда нас обслуживали коллеги. Тамара — сменщица — подмигнула, как бы одобряя выбор.
После кафе Матвей проводил меня домой и целомудренно поцеловал в щеку.
Мы встретились еще пару раз, и ни разу он не позволил себе лишнего. Словно увидел у меня на лбу предупреждение «Не подходить ближе, чем на три метра» и решил не рисковать.
Незаметно он начал нравится мне. Матвей никогда ни о чем не спрашивал — просто оставался рядом. Не давил, подкупая медленно заботой и вниманием, и, в конце концов, я сдалась.
Мы начали встречаться, спустя полгода сняли квартиру, и я ощутила некое подобие счастливого быта. Защищенности.
Матвей знал о Владе из кратких язвительных реплик Вики, которая, как истинная подруга, воспылала к обидчику лютой ненавистью. Но все реже и не так яростно отстаивая мою честь, Вика вскоре выкинула Влада из головы.
Прошлое потускнело, затерлось настоящим, отступая в сторону.
И вот теперь, спустя полгода мнимого покоя, я снова встретилась с ним.
Тут же вернулось противное чувство потерянности, неуверенности в себе. До жутких мурашек. Я стояла, переминаясь с ноги на ногу, и не знала, что сказать.
− Выпьем кофе? — внезапно предложил он, и в голосе звучала все та же властность. Но потом, словно стараясь подчеркнуть, что у него больше нет на меня прав спросил: — У тебя есть время?
− Нет, извини… Мне пора! — выпалила я, подавляя дикое желание согласиться.
— Ничего. — Влад слегка улыбнулся и погладил меня по плечу. — Был рад тебя видеть.
Я не могла прийти в себя до вечера. Повторяла, что все кончено, ничего не вернешь, и нечего строить напрасные иллюзии, но сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Ну, почему именно сегодня? Когда я начала строить планы на будущее, окончательно забывая детали прошлогоднего позора.
— Ты в порядке? — Матвей выдернул из суетливых мыслей, и я вздрогнула. Удивительно, ведь даже не заметила, как он вернулся.
— Все нормально.
— Выглядишь взволнованной.
— Да, просто… забудь.
— Расскажи.
Впервые Матвей настаивал на разговоре. Будто знал. Будто чувствовал.
— Ерунда. Иногда прошлое ставит нас в тупик. — Я сжала его руку. Он не улыбнулся — напротив, стал серьезным, напрягся и спросил:
— Ты видела его?
Черт, у меня что, на лице написано? Врать я не хотела, потому кивнула. А затем вспомнила о главном событии сегодняшнего дня.
— Я должна тебе кое‑что сказать.
— Постой. — Он высвободил ладонь и отвернулся. — Мне кажется, я знаю, о чем пойдет речь.
— Вот как?
— Только говори по существу. Если рвешь все, то делай это быстро.
— Рву… что? — опешила я.
— Ты ведь бросаешь меня.
Я посмотрела на Матвея, а увидела… себя. Ту себя, которая уходила из привычного и любимого мирка, рвала связи, прощалась с прошлым. Он словно готовился к тому же.
— Что ты говоришь такое? — Провела ладонью по гладко выбритой щеке, и испуг в карих глазах сменился надеждой. — Конечно, нет!
— Нет?
Я глубоко вздохнула.
— Я беременна.
Он нахмурился, словно не мог осознать смысла услышанного, а затем тихо спросил:
— Ты… что?!
Показалось, его голос дрогнул. Я застыла, ожидая других слов — сидела, не зная, что будет дальше. Вдруг Матвей еще не готов? Не превратится ли ребенок в обузу для него?
Он громко выдохнул, а затем улыбнулся. Как‑то растерянно, по — мальчишески посмотрел на меня.
— Не врешь?
Я покачала головой.
— Полина! — Сгреб меня в охапку, и я задохнулась в сильных объятиях. — Я так счастлив!
Я прижалась к широкой мужской груди. Вот она — надежность. Не зыбкое счастье, сжигающая страсть и дневные терзания, а тихая уверенность.
Матвей только мой. А навязчивый образ Влада я прогоню. Не буду больше сомневаться. Мое будущее рядом с Матвеем. Навсегда.
Но сердце продолжало колотиться в груди, словно предчувствуя беду. Словно зная, как все будет.
Глава 2. Предательство
А потом начались эти сны. Однообразные, туманные и пропитанные эротизмом. Яркие, насыщенные, безумные.
Со снами приходил Влад. Улыбаясь недобро, приближался, околдовывал.
В этих снах не было расставания. Только желание — безудержное, резкое. Растворится в нем, любить, любить… Чувствовать. Прикасаться.
Мы целовались до исступления, избавляясь от одежды, руки сжимали, царапали кожу, дыхание обжигало, шепот вгонял в транс.
Казалось, ко мне вернулось что‑то, что было важным, существенным.
Я хватала губами воздух, повторяя:
− Люблю тебя, люблю…
