осколки.
— Вот же дерьмо, — невольно вырывается у Уэнсдэй.
Обычно она не допускает нецензурных выражений в своей речи, будучи твердо убежденной, что они ограничивают словарный запас человека, но теперь… Маленькие демоны за считанные секунды доводят её до белого каления — Аддамс чувствует, как обычно бледные скулы вспыхивают гневным румянцем.
Если проклятые дети останутся живы к моменту возвращения их матери, это станет восьмым чудом света.
— Дерьмо… — осторожно, словно пробуя на вкус новое слово, повторяет второй близнец откуда-то позади. — Дерьмо.
Oh merda.
Она мысленно считает до трёх и резко оборачивается к нему — мальчик хихикает с таким довольным видом, словно только что разгадал суть уравнения Навье-Стокса.{?}[Система дифференциальных уравнений в частных производных. За подтверждение или опровержение существования глобального гладкого решения назначена награда в 1 млн долларов.]
— Значит так, — медленно чеканит Уэнсдэй, приближаясь к ребенку и решительно вырывая из маленьких пальчиков рахиотом.{?}[Хирургический инструмент, используемый для вскрытия спинного канала.] — Сейчас вы оба сядете на диван и проведете следующие два часа своей никчемной жизни, размышляя над смыслом выражения «нем, как могила». Я предельно ясно объяснила?
Разумеется, они не поняли ровным счетом ничего.
К концу второго часа Аддамс готова твердо поклясться, что скорее отрежет себе руку по локоть, нежели ещё раз останется наедине с отпрысками четы Петрополусов.
Или с какими-либо другими.
Очевидно, сыновья Энид полностью пошли в свою неугомонную мать — иначе как объяснить чудовищную неспособность сидеть спокойно дольше пары минут? В какой-то момент Уэнсдэй попыталась было занять их чтением, достав книгу о средневековых пытках с красочными изображениями мучеников, но эта идея не увенчалась успехом.
Уже спустя шесть минут относительного спокойствия один из близнецов принялся лупить брата увесистым томом. Пришлось развести их по разным углам кабинета, чтобы предотвратить кровопролитие — не то чтобы Аддамс волновалась за их жизни, но Синклер явно не обрадовалась бы, получив обратно на одного ребенка меньше.
За два с лишним часа Уэнсдэй не удаётся сделать ровным счетом ничего.
Разве что потерять пару сотен нервных клеток.
Когда дверь кабинета распахивается снова, у неё невольно вырывается вздох невероятного облегчения.
— Как вы тут? Надеюсь, они не слишком тебе докучали? — Энид сияет, словно начищенный до блеска чайник. Ослепительно улыбнувшись, она несколько раз поворачивается вокруг своей оси, взмахнув аккуратно завитыми платиновыми локонами. — Я ещё и укладку успела сделать! Спасибо тебе огромное, Уэнсдэй, ты настоящая подруга.
Вместо ответа Аддамс закатывает глаза.
Синклер роется в своей огромной сумке и спустя минуту достаёт бумажный крафтовый пакет и ярко-малиновую электронную сигарету.
— Я заказала нам роллы… Не успела даже позавтракать, да и ты наверняка тоже, — пододвинув к письменному столу массивное кресло, Энид самым наглым образом принимается сдвигать аккуратно разложенные листы. — И даже не думай спорить. У тебя хоть изредка бывают перерывы на обед?
— Мама, а можно нам тоже роллы? — подаёт голос один из близнецов, скрупулезно ковыряющий пальцем каретную стяжку на диване.
— Нет, родной, вам это вредно. Через полчаса за вами заедет бабушка, перекусите у неё, — мягко, но категорично отрезает блондинка.
— Вот же дерьмо… — негромко сообщает мальчик, и брови Энид взлетают вверх над удивленно расширившимися глазами.
— Это плохое слово, Рей. В приличном обществе так не говорят, — с напускной строгостью произносит Синклер и, снова повернувшись к столу, сокрушенно добавляет. — И где они только набираются всякого… Просто кошмар какой-то.
— Пагубное влияние соцсетей, — безэмоционально отзывается Уэнсдэй, откинувшись на спинку кресла. Головная боль становится все сильнее с каждой секундой, вызывая неприятное ощущение легкой тошноты. Похоже, анальгин совершенно не помог. Или же у неё острая аллергическая реакция на детей.
— Однозначно… — вздыхает блондинка. — Мальчики, следующие три дня проведете без телефонов.
Близнецы синхронно ворчат себе под нос, но возражать не решаются — похоже, мать у них пользуется куда большим авторитетом.
Энид принимается распаковывать пакет, извлекая наружу несколько пластиковых контейнеров с прозрачными крышками. Расставив еду на столе, она глубоко затягивается электронной сигаретой. Густые клубы дыма с отвратительно-приторным ароматом клубники распространяются по кабинету, и Аддамс брезгливо морщится.
Желудок вдруг сводит неприятным спазмом.
— Энид, убери сейчас же эту мерзость.
— Что? — блондинка переводит непонимающий взгляд с электронной сигареты на Уэнсдэй, которая инстинктивно прикрывает нос тыльной стороной ладони. — Тебе всегда было наплевать, что я тут курю. Ты что, заболела?
— Ничего серьезного. Неделю назад отравилась йогуртом, — Аддамс тянется к стоящему на столе стакану с минералкой и делает большой глоток, пытаясь успокоить неприятно ноющий желудок. — Чертов Торп никогда не проверяет срок годности на продуктах.
— Неделю назад, и до сих пор не прошло? — с сомнением переспрашивает Энид.
— Забудь. Я в порядке, — она до сих пор категорически не выносит бессмысленные проявления чужой заботы.
— Думаю, дело тут не в отравлении… — Синклер слегка нахмуривается, явно формулируя очередную гениальную мысль. — А в жутком переутомлении. Ты вообще когда-нибудь берёшь выходные? Зачем так себя изводить, у вас и без этого куча денег. Выглядишь, если честно, кошмарно. Хоть сейчас в гроб клади.
— Спасибо за комплимент.
Но минимальная доля правды в словах Энид всё-таки есть. Детективное агентство, изначально открытое скорее в качестве развлечения, в последние несколько месяцев и впрямь стало для Уэнсдэй практически вторым домом.
Если не первым.
Запутанное расследование о серии убийств с идентичным почерком настолько сильно увлекло её, что шесть дней в неделю Аддамс уезжала из дома ранним утром, пока Ксавье ещё спал.
Приезжала поздним вечером — уставший и сонный, он всегда упорно дожидался её на кухне с давно остывшим ужином.
А свой единственный выходной Уэнсдэй проводила за печатной машинкой — издательство заранее заключило контракт на следующие три книги, и все сроки нещадно горели.
И так на протяжении последних четырех месяцев.
Но Ксавье не возражал.
Он вообще редко ей возражал, относясь с поистине фантастическим пониманием даже к самым странным затеям.
— Тебе нужно лучше питаться. Съешь хоть одну филадельфию… — со знанием дела заявляет Энид.
И тут же настойчиво сует ей под нос пластиковый контейнер, источающий отчетливый запах лосося.
Слишком концентрированный.
Слишком… тошнотворный.
Oh merda.
Похоже, это вовсе не фигура речи.
Зажав рот рукой, Уэнсдэй стремглав бросается в смежную с кабинетом уборную.
А когда выходит оттуда спустя несколько минут, тут же натыкается на настороженный взгляд бывшей соседки. На лице той явственно написано странное выражение, не предвещающее ничего хорошего.
— Боже праведный, Уэнсдэй… И давно с тобой такое?
Что-то в тоне Синклер заставляет её невольно напрячься. Теперь Аддамс гораздо легче интерпретировать чужие эмоции — за годы работы частным детективом ей удалось идеально отточить интуитивное чутье.
— Я же сказала. Неделю, — она
