Когда Тудору исполнилось девятнадцать лет и он готовился сдать экзамены за седьмой класс, его призвали в армию. Учеба была прервана, потеряны три года. А Иляна уже сдала на звание бакалавра. И надо же было случиться, что батарея, в которой служил Тудор, была направлена как раз сюда, в Джулешти, где он родился, где прошло его детство, где он впервые почувствовал трепет от прикосновения руки девушки. Этой девушкой была Иляна. Стоя у орудия, он слышал, как она оживленно рассказывала о последних экзаменах, и с нетерпением ждал вечера, когда он сможет с ней встретиться, принести ей пучок свежей редиски с огородов Лэптару и поздравить с успешным окончанием гимназии.
Лука вышел из барака еще более взволнованный. Приставив ладонь к глазам, он долго смотрел в небо.
Роман тихонько окликнул его:
— Что нового, Лука?
— Они уже прошли Питешти, господин капрал. Сейчас, наверное, будет жарко. Вот-вот сообщат. Если они пролетят над Титу, то будут здесь. Если же пройдут над Тырговиште, значит, мы спасены: они полетят на Плоешти.
Он вытер пот со лба и добавил сокрушенно:
— А господин младший лейтенант все не идет. Дивизион требует, чтобы он доложил, сколько у нас снарядов.
— Так доложи сам, чудак. Подсчитай. Двести снарядов на орудие помножить на три. Итого шестьсот, — посоветовал Роман, наблюдая за небом.
Из дома Лэптару показался младший лейтенант Сасу. Он нервно пощелкивал суставами пальцев. Отозвав Тудора, Сасу приказал ему немедленно проводить мамзель Лили из его комнаты на улицу Ательереле ной.
— Извинись за меня и скажи, что я не могу проводить ее сам. Пусть уходит как можно скорее, скоро начнется бомбежка. Проводи ее тихонько, чтобы госпожа министерша ничего не заметила; она страшно сердится. Понять не могу, откуда, черт подери, она все узнает…
Вдруг издалека, с линии окружной железной дороги, послышались залпы крупнокалиберных зенитных орудий.
— Ну ее к чертям, беги к орудию, — передумал офицер и рявкнул на всю батарею: — По местам!
Словно притянутые магнитом, стволы мгновенно повернулись в направлении Китилы.
Телефонист Лука снова показался на пороге и доложил на этот раз спокойным четким голосом:
— Господин младший лейтенант, с КП дивизиона сообщают: «Самолеты идут на высоте четырех тысяч метров, батарее огонь вести самостоятельно!»
Офицер кивнул и быстро вбежал по ступенькам на площадку первого орудия. Расчеты второго и третьего орудий напряженно смотрели вдаль.
Вдруг гулко задрожала земля.
— К бою! — рявкнул Сасу.
Вдали поднялось огромное облако дыма. Тудор сразу же понял, что это могло быть: пробуют поставить дымовую завесу над городом.
Взрывы раздавались все ближе и ближе. Тудор посмотрел в бинокль и замер от ужаса: рушились, как игрушечные, многоэтажные здания, валились тополя и клены, фонтаны земли и пыли поднимались в воздух. И этот страшный смерч шел от Китилы к ним. Только теперь он понял всю трагедию происходящего. Огромное облако дыма подымалось все выше и выше, оно разрасталось на несколько километров вправо и влево от железнодорожной линии между Китилой и Северным вокзалом. Бомбы сокрушали все: дома, вагоны, с корнем выворачивали деревья. Казалось, наступил конец света. Как сквозь сон, донесся до него голос дальномерщика сержанта Илиуца:
— Курс 280! Дальность 8000… 7500… 7000… 6500…
В небе появились едва заметные точки. Летели бомбардировщики. Они казались серебряными рыбами, плывущими по морю к устью Дуная, чтобы метать там икру. Только «икра» этих рыб весила тонны и несла с собой смерть. Самолеты были видны уже отчетливо, и теперь они стали похожи на прожорливых акул, вышедших на охоту.
Смерть надвигалась с головокружительной быстротой. Самолеты шли на высоте 4500 метров…
— Батарея! Огонь!…
Капрал Роман поднял руку. Наводчик ефрейтор Айленей нажал на педаль. Из ствола вылетел снаряд, потом еще и еще. Тудор посылал их один за другим в ненасытное чрево орудия.
Вдруг небо озарило ослепительное пламя. Сначала был сбит один бомбардировщик, потом другой, вспыхнув, как факел, стал быстро падать за Могошоайей. От горящего самолета отделилось несколько белых зонтиков. Экипаж спасался на парашютах.
Что случилось потом, Тудор плохо помнит. Его будто схватил кто-то за горло и сбросил с площадки. Он пролетел несколько метров, чувствуя тяжелый отвратительный запах серы. В ушах стоял пронзительный свистящий звук. Сейчас он разобьется о землю. Тудор инстинктивно вытянул руки, поджал под себя ноги — совсем как во время прыжка с трамплина в воду. И он действительно упал в воду. Почувствовал резкую боль в плече. «Может, я умер и прибыл на тот свет? Откуда взялась река, ведь я только что был у орудия? Ах да, над нами прошел ливень из сотен бомб по пятьсот килограммов каждая. Уж, конечно, ни от меня, ни от моего орудия ничего не осталось. Прощай, Иляна! Так и не успел я поздравить тебя с окончанием гимназии. И свежей редиски ты сегодня не получишь. Прощай!…» Вода в горле, в носу, в ушах. Он тонет! Тудор взмахнул руками, вздохнул полной грудью и поплыл к ближайшему берегу. Теперь он все понял. Взрывной волной его отбросило в одну из ям в песчаном карьере, где Лэптару разводил рыб. В том самом песчаном карьере, откуда десятки лет добывали песок для кирпичного завода. Тудор плакал и смеялся от радости: он жив, жив! Он плыл к берегу, к батарее. Но батареи больше не было! Исчезли бараки. На их месте валялись обломки пианино, разбитый бочонок, из которого струйкой лилось красное, как кровь, вино. Невдалеке лежал отброшенный взрывом трамвайный вагон. Вокруг — кучи мусора и щебня. Дом госпожи Джики рассыпался, будто был сделан из песка; трактир Вишана пылал, второе орудие вместе с лафетом отбросило далеко в сторону. Остальные два, накренившись набок, все так же смотрели в небо, затянутое дымом взрывов.
Остался только тополь у ворот, да и то вершина его срезана осколками снарядов, а листья сожжены. Трамвайные столбы вместе с проводами выворочены, отброшены в сторону, изломанные рельсы перемешались с песком, землей и обломками вагонов. На улице, у разрушенных зданий, лежат трупы женщин, стариков и детей.
Стрелки уличных часов застыли, показывая 14.30.
Дальномерщик Илиуц, телефонист Лука и капрал Роман перевязывали раненых. Солдаты молча озирались, стараясь понять, что же произошло.
Через несколько часов, под вечер, была проведена перекличка батареи. Из семидесяти артиллеристов в строю осталось лишь сорок. Двадцать были ранены и отправлены в госпиталь, а десять погибших уложены в ряд на перепаханном бомбами поле. Всю вторую половину дня до позднего вечера оставшиеся в живых собирали трупы в поле, на улицах, во дворах и домах. Пять автомашин батареи, чудом уцелевшие от бомбежки (шоферы укрыли их в одном из заброшенных карьеров), увозили погибших домой. А неопознанных — их было несколько сотен — похоронили в общей братской могиле на кладбище около стадиона Джулешти.
На следующий же день перепуганная насмерть госпожа Джика и господин Моцяну погрузили остатки своего имущества на четыре грузовика, принадлежащих батарее, и уехали подальше от города. С тех пор никто их больше не видел. Сасу не знал, куда себя деть от досады. Вечерами он сидел на груде развалин, жадно затягиваясь сигареткой.
Иляну Тудор отыскал с трудом только на третий день в госпитале Витинг. У нее был нервный шок. Во время бомбежки она побежала через весь город на станцию Гривица-товарная, где работала ее мать. Старушка укрылась в убежище. Дом Иляны, как и большинство домов квартала, был разрушен. Тудор не сказал ей об этом, но Иляна догадалась сама. Он гладил ее золотистые волосы, милое лицо с веснушками. В одной руке она сжимала измятый клочок бумаги: это было свидетельство о том, что гимназистка Врабие получила звание бакалавра со средним баллом 9,00.
Пустынно стало в Джулештях. Даже кошки и собаки и те пропали. Только псы Лэптару — Корбя и Азор — остались верны своему дому, они тоскливо выли каждую ночь, не понимая, откуда пришло такое несчастье.
Снова были установлены на позиции орудия батареи. Вместо разрушенной бомбежкой колокольни ориентиром стала служить труба кирпичного завода.
Личный состав батареи пополнился новобранцами. Во второе орудие пришел солдат Безня. На старых солдат он смотрел с восхищением: это они сбили четырехмоторную «акулу» и прошли сквозь ад 4 апреля.
Капрал Роман похлопал его по-дружески по плечу и, улыбаясь, тихо сказал:
— Ничего, солдат, скоро все переменится! Вот увидишь, скоро что-то произойдет! И тогда среди этих развалин мы посеем семена новой жизни. Загорится еще наша звездочка. Как та, про которую в песне поется, — И он негромким, но чистым голосом запел:
Любимая всем сердцемЗвезда, душа родная…
II. ИЗ ЗАПИСОК ЕФРЕЙТОРА ТУДОРА
