постоянно лгать и утаивать факт замужества.
- Стыдишься меня? - спрашивает Амир с кривой ухмылкой.
- Что? - губу закусываю. - Нет, конечно. С чего ты взял?
- Да так, - мрачнеет. - Боишься, напугаю твою родню. Запретят нам встречаться.
Как будто ему и правда можно что-то запретить.
- Поверь, если моя семья не одобрит наш союз, все равно ничего не изменится. Мы поженимся. А они... хм, у них не останется выбора.
- Мари, - от того, как он произносит мое имя в низу живота разливается свинцовая тяжесть. - Думаешь, я им не понравлюсь?
Не думаю. Ничего не думаю. Как можно думать, когда он смотрит вот так? И говорит этим невозможным, безумно возбуждающим голосом? Между ног становится до жути влажно, а когда я осознаю, что мои бедра раздвинуты его крепкими ногами, мелкая дрожь сотрясает изнутри.
Мы не должны обсуждать моих родителей в такой момент. Не должны. Ещё и в такой позе.
- Думаешь, я не найду с ними контакт? - протягивает задумчиво. - Мари. Не молчи. Марианна.
Это ненормально. То, как он произносит мое имя. То, как это влияет на меня.
Выгибаюсь под мужчиной. Ощущаю жар и напор его плоти, что настолько плотно прижата ко мне.
- Мар-р-ри, - тут он буквально рычит.
Губы жадно движутся по шее. Алчный рот сминает мою грудь, втягивает сосок, обводит языком, заставляя простонать в голос.
Амир настолько неистово терзает меня, что наверняка оставит засосы. Памятные метки. И черт, я точно больная, ведь обожаю это. Носить на своём теле знаки, которые не видит никто другой. Синяки, кровоподтеки, следы от укусов. Мой мужчина любит дико. Одержимо. Как животное. И я люблю.
Он называет меня по имени исключительно наедине. Обычно именно в постели, в моменты близости. Поэтому вырабатывается рефлекс. Стоит ему произнести мое имя, мозг отключается, отдавая власть инстинктам. Воля растворяется.
Как перед ним устоять? Как такому не покориться?
Я кричу, когда Амир проникает в меня, заполняет целиком и полностью, овладевает мною безраздельно. Очень плохо представляю, как мы доберёмся до знакомства с родителями. Лучше остаться здесь. Лучше не отлипать друг от друга, потеряться в пороке.
+++
Амир умеет вести себя прилично. Фильтровать речь. Располагать людей к себе. Если он действительно хочет, то в принципе умеет абсолютно все. Никаких проблем для него не существует. Поэтому я с восхищением смотрю на этого мужчину, когда мы оказываемся перед моей семьей, под прицелом пристального внимания.
Амир безупречен. Или я пристрастна? Допускаю, что мой мозг до сих пор не включился, но я не вижу, к чему можно придраться в его поведении.
Но у моей мамы другое мнение. Она ухватывает меня под руку, утаскивает на кухню и устраивает настоящий разнос.
- Ты понимаешь, кто он? - шипит, понизив голос, устрашающе выпучивает глаза, вцепляется ногтями в мое плечо. - Ты хоть что-нибудь понимаешь?
- Нет, - выдыхаю устало. - Совсем не понимаю тебя, мама.
- Марианна! - трагически всхлипывает. - Он же бандит. Ещё и такой... такой... ты разве не видишь какой он?
- Какой? - тупо повторяю дурацкий вопрос.
- Ужасный человек! Такой огромный. Видно, что буйный. На него смотреть жутко. Просто смотреть! Как ты могла его в дом привести? Неужели на свидание ходила? Боже мой. Дочь, не узнаю тебя.
- В чем проблема? - безуспешно пытаюсь избавиться от маминой хватки. - Я правда не понимаю.
- Как?! - трясёт меня. - Ну как? Люди его нации творят жуткие вещи. Страшные. Чудовищные. Они там все... без царя в голове. Больные. Фанатики!
- Мама, люди творят жуткие вещи, да, - согласно киваю. - Но это никак не зависит от нации. Вспомни Илью. Мой бывший парень был полон сюрпризов. Сейчас он в тюрьме и отбывает срок не по ошибке, а очень заслуженно,
- А этот хуже, - цедит уверенно и едко. - Хуже! Я смотрела передачу. Вчера показывали. Про террористов...
- Амир не террорист, - обрываю поток бреда.
- Они живьём людей жгут и на камеру снимают. Головы отрезают. Там все показали. Четко показали. Я тебе название передачи скажу. Выпуск свежий. По центральному каналу показывали. «Нельзя молчать» называется. Вот о таком нельзя молчать. Люди истину показывают. Обрати внимание. Услышь меня.
- Нет, извини, но такую чушь я слушать не хочу, - говорю твёрдо. - Амир не террорист. Не знаю, кто там сжигает и режет, но мой мужчина к этому не имеет никакого отношения.
- Твой мужчина? Твой...
Мама задыхается от возмущения. А я пользуюсь случаем и вырываюсь из ее цепких рук.
- Как далеко все зашло? - произносит с надрывом. - Ты... ты была с ним? Он что сделал тебя своей наложницей?
- Он сделал мне предложение, - показываю кольцо. - Очень скоро я стану его законной женой. Поэтому давай обойдёмся без этих бредовых обвинений.
- Мари, - оседает на стул, за сердце хватается. - Ради этой стекляшки ты готова отказаться от своей семьи? От веры? Ради этой вот бижутерии?
- Причём тут вера? - хмурюсь. - Папа атеист. А ты... мама, ну серьёзно, когда ты последний раз в церкви была? На собственном венчании? На моем крещении?
- Ты обратилась, - драматично всхлипывает. - Приняла их веру?
- Что? - с шумом втягиваю воздух. - Мы это не обсуждали. Но не думаю, что религия будет иметь значение.
- Он промыл тебе мозги.
- Мама, да что ты несёшь? - поражаюсь.
- За вот эту бижутерию всех нас продаёшь.
- Это не бижутерия, - нервно потираю виски. - Бриллиант. Настоящий. Если не веришь, покажу сертификат. Убедишься лично.
- Бриллиант? - за руку меня хватает, присматривается. - Такой огромный? Сколько же тут карат?
- Не уточняла.
- Он украл его? -
