А вот еще маленькая приписка, скромно притулившаяся в конце кричащих лозунгов: «Распределять продтовары (хлеб, муку, сахар, рыбу, масло и т. д.) только по льнотрудодням, не выполнивших нормы отдавать под суд, и, наверняка, победа будет одержана».
Последняя из этих мер и сегодня вызывает чувство легкого испуга. Но жизнь доказала, что угрозы – не метод хозяйствования, административный кнут лишь отторгает человека от земли, а вот принцип распределения по труду мог и должен был стать основой колхозной демократии и главной движущей силой.
Об этом секретаре из Никольска в прежние годы рассказывали легенды. Будто бы, приезжая в Вологду на совещания, он громогласно объявлял: «Революционный Восток прибыл!» Это его революционными стараниями, будто бы, на Борке под Аргуновым и была взорвана церковь и спилена родовая сосна.
Приверженец Хрущевских реформ, он нанес сельскому хозяйству Востока невосполнимый урон. В конце пятидесятых его избрали депутатом Верховного Совета СССР. И вот в благодарность за это, район выступил инициатором сокращения приусадебных участков у колхозников. Идея принадлежала Н. С. Хрущеву. Он считал, что крестьяне слишком много времени и сил отдают работе на своих огородах, вместо того, чтобы отдать их общественному производству.
Никольчане под давлением партийных органов первые обрезали свои огороды на половину. Общественное производство не выросло, а вот из района начался исход колхозников, которые под любым предлогом старались покинуть деревню. Особенно в кадрах тогда нуждался Крым. Переселенцев брали без паспортов, давали подъемные, жилье. В итоге, я сам был свидетелем: многие крымчане на селе говорят на крутое вологодское «О». А последствия этой акции до сих пор аукаются в обезлюдевших деревнях и селах востока нашей области.
А реформы и приватизация в девяностых, казалось бы, принесли в восточные деревни полную разруху.
И вот я еду на встречу со сказкой. Еду в страну Муравию к потомственному крестьянину Геннадию Александровичу Горбунову, который сумел-таки в этой глуши создать уникальное комплексное сельскохозяйственное предприятие, которое может сегодня дать фору многим сельхозпроизводствам Запада.
Осталось хмель посадить
Говорят, что в 19 веке главной статьей доходов в Никольском уезде был… хмель. Так, по крайней мере, рассказывали мне старожилы этого отдаленного от центров городка.
Поражаешься былому величию никольских деревень.
Одна по за одной идут они по водораздельным холмам по пятьдесят, сто и более домов.
А какие дома строили наши предки! Двухэтажные, с огромными подворьями. Значит, было на что, значит экономика в восемнадцатом, девятнадцатом веках здесь процветала. Чем же жили наши предки в этой глубинке?
А был ли глубинкой в те поры Никольск? Стоит лишь поглядеть на карту и тут же тебя осеняет мысль: эта территория, лежащая на водораздельных холмах, обладала выгоднейшим географическим положением. Если учесть, что в прежние времена для наших предков дорогами были реки, то с правого склона холмов никольчане со своим товаром за три-четыре дня попадали в Волгу, а далее в Каспий, а с левого – в Двину и Белое море.
Недаром звались эти места Заволочьем…. На границе Бабушкинского и Никольского района есть болото Мостовицкое. Легенда гласит, что на этом болоте скрыта во мхах ладья с золотом. Казалось бы, откуда в болоте взяться ладье да еще с золотом?
Нет дыма без огня. Это болото еще недавно было озером, из которого вытекали две реки: Вотча, несущая воды в Северодвинский бассейн, и Мостоватка, текущая в Волжский бассейн. Здесь был древний волок, и по нему действительно текли большие деньги, поскольку предки, обитавшие на Увалах, добывали в больших объемах соль, ценившуюся прежде на вес золота.
Но я хотел добавить к этому благополучию подпитку Сибири.
Известно, что в этих краях не было крепостного права. Общины были настолько сильны, что не дали себя закрепостить.
И вот мужское населения востока нашей области уже в пятнадцатом-шестнадцатом веках начало торить дороги в Сибирь. Охотничьи ватаги в 30—40 человек уходили за Урал по первому снегу и возвращались к весне, увешанные связками соболиных шкур, которые ценились в России очень высоко. Охотнику в восемнадцатом веке перекупщики платили по 2 рубля за соболя. А в Москве стоимость его могла доходить до 200 рублей. Известно, что казак в Сибири получал 5 рублей за год службы. Понятно, откуда богатство никольских крестьян.
Так, за соболиным хвостом, писал Сергей Марков, исследователь подвигов русских землепроходцев, русский мужик добежал до Тихого океана. А там уже и океан переплыл.
Во второй половине ХХ века главной статьей дохода никольчан были лен и лес. Ради знаменитых длинноволокнистых льнов был построен в городе Красавине современный льнокомбинат, ныне закрытый. А для вывоза леса и связи никольчан с миром прокладывалась широкая железнодорожная колея от Вохтоги, строительство которой остановилось всего в нескольких километрах от Борка. (Это уже другой Борок – крупный поселок лесозаготовителей в Кеме).
В конце девяностых, начале двухтысячных экономика Никольщины настолько упала, что казалось, на всех конторах и управлениях, дворах и гаражах впору заколотить крест на крест окна и двери и написать: «все ушли на фронт».
И вдруг долгожданный и между тем неожиданный расцвет. Пока лишь в одном хозяйстве, бывшем колхозе, а ныне закрытом акционерном обществе «Агрофирма имени Павлова». Имени Героя Советского Союза Василия Михайловича Павлова.
Невероятно, но надои здесь свыше восьми тысяч литров, почти в четыре-пять раз выше, чем это было в восьмидесятых, еще благополучных.
Ежедневные надои за 20 тонн молока, свой маслозавод, свой хлебозавод, свое зерно, свое мясо, свои магазины, кафе, свой банк, свои пасеки, свой лес, свои рыбоводческое и охотничье хозяйства, оздоровительный центр, базы отдыха, газета… Не достает пока льна и хмеля…
А качество молочных продуктов таково, что европейские ценители готовы закупать все, что здесь производится.
Однако, генеральный директор «Агрофирмы имени Павлова» Г. А. Горбунов твердо убежден, что прежде всего нужно наполнить свой рынок.
Выходит, и наш собственный крестьянин может в условиях среднегодовой отрицательной температуры не только конкурировать, но и превосходить западное сельское хозяйство. И верно, каждое хозяйство, существующее или уже загубленное, способно воскреснуть, как птица феникс и стать желанной «Страной Муравией», о которой мечтало столько поколений русских крестьян.
Говорят, люди делятся на созидателей и разрушителей. И, рассказывая о Никольском районе, нельзя не вспомнить тех, кто отдавал не жалея силы на развитие его.
Эпоха папы Толи
…Хмурым сентябрьским утром на полупустынный перрон вологодского вокзала ступил из вагона скорого московского поезда высокий плечистый мужчина средних лет. Его встречали. Несколько человек в начальственных шляпах шагнули на встречу. Один из них, протягивая руку, представился:
– Милов – первый секретарь Вологодского обкома партии. Пока еще первый!
– Дрыгин! – отвечал на рукопожатие приезжий. – Бывший второй секретарь Ленинградского обкома партии.
Эта встреча на утреннем перроне была для Вологодчины, можно сказать, поворотной. Человек, вступивший на вологодскую землю, задержится на ней на двадцать пять лет и круто повернет ее судьбу. Хотя у этой встречи была своя предыстория.
17 сентября 1961 года в Кремле шло рядовое заседание Политбюро, на котором слушали кандидатов на различные государственные и партийные посты. На трибуне с докладом о подъеме сельского хозяйства Ленинградской области, все еще не оправившейся от оккупации, выступал второй секретарь Ленинградского обкома КПСС Дрыгин, которого рекомендовали на должность председателя Ленинградского облисполкома. Хрущев слушал в пол уха, перелистывая газету «Советская Россия». Но вот его внимание привлекла статья «Вологодское разнотравье», где корреспондент резко критиковал сельское хозяйство Вологодчины, которое по надоям, урожайности, поголовью скота опустилось ниже довоенного уровня.
Статья была хлесткая, и Хрущев не на шутку рассердился.
– Надо менять в Вологде первого! – повернулся он к своим помощникам.
– Никита Сергеевич! Еще и года не прошло, как сменили. Рано ожидать результатов.
Но Хрущева понесло. Действительно, недавно избранный первым секретарем Вологодского обкома Милов был специалистом в лесной промышленности, сельского хозяйства не знал и за год руководства областью не сумел, да и не мог решить проблемы, копившиеся десятилетиями.
– Менять! – отрубил Хрущев.
