Против воли директор посочувствовал невезучему Цвирту.
— Видите ли, — осторожно заговорил тот, не отвечая ни «да», ни «нет». — Суть проблемы такова: прошлой ночью из ковенской тюрьмы исчез… хм… постоялец. Единственное сообщение камеры с внешним миром — это дверь, которая открывается вовнутрь. Взломать ее невозможно, потому что… — Тут он замялся и аккуратно сформулировал: — Словом, я ручаюсь, что этого сделать нельзя. Более того, через дверь постоялец камеры не покидал.
Некромантка хмыкнула.
— Так в чем же проблема? — осведомилась она. Магическая аура строго индивидуальна, и КОВЕНу с его возможностями легче легкого выяснить, где именно находится сбежавший маг. Хотя, конечно, я вас понимаю. Очень интересно, каким образом ему удалось это сделать.
Ковенец замялся повторно:
— Понимаете… постоялец не был магом. Он был… э-э, как бы сказать по-лыкоморски… словом, он был и остается волкодлаком.
Стало совсем тихо. Чуть наклонив голову, Шэнди Дэнн пристально рассматривала собеседника.
— Вы что, с ума сошли? — вежливо спросила она минуту спустя. — Если я вас правильно понимаю, вы заключили в магическую тюрьму существо, не имеющее ни капли магического таланта. Хуже того, не подлежащее юрисдикции Лыкоморья и находящееся в подданстве Серого Конунгата! Вы хоть понимаете, что вы натворили? Никакому КОВЕНу не выстоять против золотого дракона, тем более когда он находится в своем праве!
В этот момент Ирий Буковец отчетливо понял, как конкретно выглядят ожидаемые им неприятности. Он почти въяве увидел, как разъяренный дракон доковыривает лапой то немногое, что осталось от развалин Академии Магических Искусств. Директор затосковал еще больше, и не он один.
— Я не имею права разглашать секретные сведения! — пискнул припертый к стене, но еще не сдавшийся Цвирт. — Это был вопрос государственного значения!
— Интересно… А конунг Валери об этом знает? Хотя о чем я говорю? Дракон на то и дракон, чтобы знать все обо всем…
Пальма сотрясалась мелкой дрожью. Шэнди Дэнн смахнула с рукава несуществующую пылинку и поправила шелковый шарф, перекинутый через плечо.
— Так, значит, вы пришли, чтобы обсудить с магистром Рихтером детали торжественного приема конунга Арры? — мягко поинтересовалась она.
Чувствовалось, что Цвирт изо всех сил борется с возрастающим ужасом, но Буковец недооценил его силы. Ковенец все же нашел в себе достаточно мужества, чтобы ответить на поставленный вопрос.
— Дело в том… — Он прочистил горло. — Дело в том, многоуважаемая коллега, что нам крайне важно узнать, для чего магистру Рихтеру потребовалось заходить на территорию тюрьмы этой ночью в такой неурочный час. Далее. Как он зашел, было зафиксировано, как вышел — нет.
А вот это уже серьезно. Ни одно существо не может перемещаться бесследно — даже телепорт оставляет свои следы, причем всегда строго индивидуальные.
— Спустя некоторое время магистр Рихтер возникает из ниоткуда невдалеке от здания тюрьмы, где успешно строит телепорт. Мы проследили направление телепорта… — («Приблизительное», — хором подумали магистры Дэнн и Буковец, отлично знавшие способности коллеги Рихтера.) — …хоть это и потребовало вмешательства особой комиссии. Но не это самое интересное. Интересно другое: по достижении конечной точки телепорта — заметим, удачном достижении — магистр Рихтер исчезает из мира живых. При этом достоверно известно, что он не умер, равно как и не переместился в другой мир. То есть получается, что он есть — и в то же время его нет.
Магистр Буковец постучал пальцами по столу. Теперь становилось понятно, почему Рихтером интересовался КОВЕН, — прецедент был весьма необычен. Директор назвал бы его уникальным, если бы две недели назад точно такой же финт не проделали четверо адептов. Из которых трое были студентами боевого факультета.
Кажется, Белая Дама подумала о том же. Никем не останавливаемый Цвирт тем временем продолжал:
— Если учесть, что той же ночью из камеры исчез постоялец — а камера имеет только одну общую с нашим миром точку, то есть дверь, — загадочные перемещения господина Рихтера становятся вдвойне интересными. А если учесть еще и тот факт, что телепорт строился на троих… ну, в общем, вы сами понимаете. — Тут он замолчал, со вполне объяснимым опасением глядя на магистра Дэнн. — Короче говоря, я хотел бы видеть магистра Рихтера только потому, что он единственный, кто может помочь нам распутать эту головоломку.
— Я так понимаю, в этой уникальной камере сейчас гостит новый постоялец? — небрежно осведомилась Шэнди Дэнн, поглаживая подбородок. — Тот, который раньше отвечал за надежность этой самой тюрьмы?
Цвирт судорожно сглотнул — как успел прочесть Буковец, так оно и было, — но ответить ничего не успел. За окном раздались какие-то трубные звуки; директор обернулся было посмотреть, но тут в коридоре послышался совершенно неуместный топот, дверь распахнулась настежь, и в кабинет влетел скороход самой что ни на есть экзотической наружности.
— О светоч мудрости и опора добродетели! — с порога возвестил он, вздымая руки к небесам. — Я принес тебе самую радостную из всех радостных вестей: мой господин, владыка земли Каф, чьи богатства бесчисленны, как песчинки на дне океана, в своем несказанном величии почтил твой достойный дом, и через некоторое время ты будешь иметь счастье узреть царственный лик!
Скороход перевел дыхание, а магистры переглянулись, но в этот момент за дверью вновь послышался топот, и в кабинете стало несколько тесновато.
— Гонец от князя! — бодро сообщил юноша приятной наружности в заляпанных сапогах, протягивая Буковцу несколько помятый свиток. Подумав, он уточнил: — От князя Побегайло. Князь спешит сообщить, что в столицу, а точнее — в вашу Академию, вот-вот пожалует с неожиданным визитом принц Саид.
Князя Побегайло знали все — трудно не знать человека, возглавляющего Тайный Приказ. Директор быстро глянул на некромантку, одним движением развернул свиток, но прочесть ничего не успел. За стеной Академии раздался рев, которому вторили медные трубы.
Выглянув за окно, директор узрел, как по спешно расстеленным в грязь узорчатым красным коврам во двор Академии царственно вступил кафский принц. Позади него в воротах маячил белый слон.
Буковец медленно сполз по спинке кресла.
3
Полин де Трийе снился кошмарный сон. Ей снилась соседка по комнате, из последних сил удерживающая в руках «Справочник боевого мага». Окаянная книга трепыхалась, вырывалась, щерила невесть откуда взявшиеся зубы и тянулась к несчастной алхимичке длинными когтистыми лапами. В какой-то момент Яльга демонически расхохоталась, отбросила «Справочник» в дальний угол, подскочила к Полин и начала трясти ее за плечо, приговаривая:
— Полин! Полин! Вторая хозяйка, а ну вставай немедля!
«Абзац! — подумала во сне Полин, трепыхаясь не хуже „Справочника“. — Никогда больше не буду есть после шести часов!»
Еда всегда помогала Полин с честью выходить из сложных ситуаций. Девица вспомнила, что голодна, и проснулась. Перед ней полупрозрачным облачком висела элементаль, состоявшая, кажется, только из испуганных глаз и длинной ложноножки.
— Вставай давай! — потребовала флуктуация, отдергивая ложноножку. — Тут это… ой, мама, что творится! Буковец в истерике, Белая Дама аж кусается, по всей Академии ковенцы бегают!
Полин приподняла голову, поуютнее заворачиваясь в одеяло.
— Ну и что? — сонным голосом спросила она. В комнате было пусто, Яльгина кровать стояла заправленная, и на колючем казенном пледе валялось несколько свитков. — Яльга что, уже ушла, да?
— Принц приехал, — замогильным голосом возвестила элементаль.
Сперва Полин не поняла, о чем речь. Потом она зевнула и откинула одеяло, вспоминая, осталось ли в большой банке еще хоть немного джема.
— Ну и что! — повторила она, застегивая брюки. — В Академию-то зачем? К царю бы отправился или куда там еще…
Алхимичка хорошо знала жизнь и не особенно доверяла любовным романам. То есть… ну доверяла, конечно же, только ведь каждой известно, что принцев на всех не хватает. И вообще обыкновенный среднестатистический принц — зануднейшее существо лет под сорок, разговаривающее только про политику и экономику. И зачем оно нам надо?
Особенно если на другом факультете учится наследный герцог Ривендейл. Заметим, молодой, красивый и далеко не дурак!
— Ты не поняла, — еще замогильнее сказала флуктуация. Развернувшись, она ткнула ложноножкой в портрет. — Этот! Принц! Твой который, мрыс дерр гаст! С купидончиками!
Полин, которая в этот момент крутилась перед зеркалом, выронила расческу. В груди у нее что-то екнуло и забилось быстро-быстро. Нарисованный принц страстно взирал с портрета, намекая, что в жизни он даже лучше. А любить будет и вовсе до гроба.
