Тут я спохватилась, что совсем забыла похвалить Андерсена за уничтожение мышей.
— Хорошая работа, дружок! — искренне одобрила я. Кот видимо, был с этим согласен.
Неделя прошла без особенных происшествий. Посетителей было, как всегда очень мало, а те, что приходили, сдавали книги или выбирали что-нибудь в Библиотеке. Кот во время таких визитов, неизменно и внимательно следил за посетителями. Ему, похоже, нравилось наблюдать, как они выбирают покупку, как листают старые страницы, — можно было подумать, что он пытался оценить их литературный вкус. Во всяком случае, это выглядело так, словно наблюдение за покупателями он считал частью своей работы. Причём он, в отличие от иных охранников в магазинах, не казался насупленным или раздражённо-подозрительным, — но, напротив, — любопытно-благожелательным. К слову сказать, мы потому и отказались от охранников: своей мрачной подозрительностью они умудрялись доводить особо чувствительных посетителей до истерики. Охранникам было скучно и, желая размяться, они частенько развлекались, так сказать, наступая покупателям на пятки, вися у них над душой. Потому-то мы и оборудовали зал кнопками экстренного вызова охраны.
Но, кажется, я отвлеклась от рассказа?.. Сама не знаю, почему мне так хочется, чтобы вы хорошо представляли нашу «Лавку старьёвщика».
Андерсен постоянно был в поле моего зрения. По восемь часов ежедневно мы проводили с ним бок о бок, сосуществовали в едином замкнутом пространстве, хотя, к счастью и не крошечном, — и не раздражали друг друга. Кот оказался умным и спокойным, я привязалась к нему.
У нас в «Лавке» есть отдел «Всякой всячины». Мысленно я называю его отделом «Всякой ерунды». Там хранится и пылится то, что было сдано очень давно и с тех пор упорно не пользуется спросом. Пара затейливой формы стеклянных пепельниц, пять безвкусных ваз, изготовленных из разного материала — и тому подобное… Там среди прочих предметов стояла одна керамическая статуэтка. Это был настоящий африканский идол, — я видела что-то подобное по телевизору, в «Клубе путешественников», — только там они были огромными и сделанными не из керамики, а из камня и дерева. Я не могу сказать, откуда идол появился в нашем магазине, — просто ума не приложу!.. Да это, в сущности, вообще не мой отдел. Идол неизменно стоял слева от входной двери, прямо напротив прилавка, за которым я чаще всего сидела. И хотя расстояние от него до меня было приличное, а зрение у меня никогда не отличалось остротой, эта статуэтка часто приковывала моё внимание, — и это при том, что любоваться там было ну совершенно нечем! И даже наоборот, идол был редкостно уродлив и жуток: было в нём что-то паучье, хищное и коварное, — наверное, когда-то ему поклонялись племена людоедов. Не знаю, почему, но, когда я долго смотрела на идола, у меня начинала болеть голова. Трудно объяснить, почему он так часто приковывал мой взгляд. Я не имела права задвинуть его на дальнюю полку, — и это правильно: у каждой вещи должно быть своё место, чтобы её можно было сразу найти по реестру. Это как в библиотеке: на каждую вещь должен быть номер отдела, полки и её подробное описание. «Лавка старьёвщика», как вы понимаете, не какой-нибудь заштатный, а всё-таки солидный, респектабельный магазин!
А с правой стороны двери находилось громоздкое сооружение — нечто среднее между стеллажом и сервантом. В нём выставлялись деревянные крестики, несколько потемневших икон, старинные издания Библии. Условно мы называли это место «Церковным отделом». На самом деле, в нём хранились предметы, которые скорей всего принадлежали не храмам, а семьям: иконы были небольшого размера, книги, как правило, в тонком переплете… Но название «Церковный отдел» нам нравилось: оно было ясным и кратким.
Однажды, когда вероятные посетители совсем заблудились на пути к нашей «Лавке», я, наконец, решила заняться борьбой с пылью. Начала с запущенного мной «Церковного отдела». Я с удовольствием вновь рассматривала его содержимое. В этих вещах было что-то притягательное для меня, — впрочем, я не смогла бы объяснить словами их обаяние. Особенно мне нравился большой яркий альбом с изображением Святителя Николая на обложке. Он был посвящен выставке, всего несколько лет назад проходившей у нас в Русском музее. Это был яркий, почти новый, отлично изданный каталог уникальной экспозиции, на которой были собраны иконы и скульптурные изображения св. Николая, найденные в разных уголках земли.
Словом альбом знатный. Мы специально поместили его здесь, а не в Библиотеке: он был ярким и привлекал внимание ко всему отделу.
Аккуратно протерев от пыли альбом, я снова водрузила его на верхнюю полку. За всё время работы, Андерсен не отходил от меня ни на минуту. Он, подобно охранникам, наступал мне на пятки, только, в отличие от них, не сопел, а умиротворенно мурлыкал.
— Значит, одобряешь? Полезным делом занимаюсь? — задала я ему риторический вопрос.
Да, он одобрял. Я уже давно заметила, что мой бурый кот был большим аккуратистом, — чистюлей, попросту говоря. Не могла же я всерьёз предположить, что ему и в самом деле нравятся предметы «Церковного отдела»!.. Андерсен очень умён, это бесспорно, — но не до такой степени, чтобы разбираться в искусстве.
Наведение порядка в «Церковном» не заняло у меня много времени.
— Ладно, пойдём теперь в отдел «Всякой ерунды», — сказала я коту, и он послушно проследовал за мной.
Надо сказать, что здесь кот повёл себя иначе. Он больше не ходил за мной попятам и не мурлыкал. К вытаскиваемым мною вещам он иногда подходил, осматривал их выборочно, нюхал, но вяло, без энтузиазма. «Устал, наверно, намурлыкался уже», — предположила я.
Когда же очередь дошла до керамического идола, которого мне, к слову сказать, неприятно было и в руки-то брать, кот почему-то встрепенулся и начал нервно помахивать хвостом. Как назло идол оказался самым запылённым, и оставлять его в таком виде было бы просто негигиенично. Я переставила фигурку на журнальный столик, — кот вспорхнул туда же и стал тщательно обнюхивать африканскую реликвию. При этом он не удержался и два раза громко чихнул. Прочихавшись, Андерсен как-то вызывающе повернулся к статуэтке спиной и через несколько секунд спрыгнул со стола.
Мы с котом наскоро пообедали, и я вновь взялась за уборку — на этот раз отправилась приводить в порядок Библиотеку. «Ну и денёк, — думала я, — ни одного человека!..» Впрочем, по понедельникам почему-то такое случается нередко. Размышляя о том, где заблудились наши покупатели, я задумчиво перебирала книги на стеллаже.
Прошло, думаю, около часа, когда привычную тишину нарушил резкий звук разбивающейся посуды. Обернувшись, я не заметила ничего необычного. Но что-то всё же разбилось, — в этом я не сомневалась. Как из-под земли передо мной вырос Андерсен.
— Ну, веди! — уверенно приказала я. — Показывай свои подвиги!
Кот победно вздёрнул хвост и повёл меня куда-то по направлению к двери. На полу, примерно в полуметре от стеллажа со «Всякой ерундой» лежали осколки керамического идола. Я машинально подняла глаза вверх. Без зловещей африканской статуэтки стеллаж явно преобразился к лучшему. «Как хорошо-то стало!» — промелькнула у меня в голове неожиданная мысль. Но, когда, взглянув на Андерсена, я не заметила в нём ни тени раскаяния, — это меня рассердило.
— Ну и зачем ты её разбил? И как это, интересно, ты это сделал? — начала я бесполезный допрос.
«А может, она сама упала?» — с надеждой предположила я. Но это казалось и вовсе неправдоподобным. Я точно помнила, что поставила фигурку вплотную к стене: я все предметы старалась именно так ставить, а уж тем более идола, — ведь по своему расположению, размеру и необычной форме он являлся главным зрительным объектом в отделе. Андерсен потянулся, присел, сделал рывок и запрыгнул на среднюю полку, оттуда быстро вскарабкался на самый верх, на то место, где стояла статуэтка, и нервно замахал хвостом. Я смотрела на него, открыв рот от удивления.
— Какая наглость! Ты понимаешь, что он тут сто лет стоял? Теперь мне придётся за него из собственной зарплаты платить!.. Хорошо ещё, что из двойной зарплаты, — с некоторым утешением вспомнила я.
Кот, словно почувствовав, что мысли мои уже не так мрачны, спрыгнул на пол. Взгляд его был исключительно невинен. Я некоторое время с удивлением смотрела на него.
— Честно говоря, мне тоже это Идолище никогда не нравилось, — неожиданно для самой себя, призналась я Андерсену. И… покорно отправилась за шваброй и совком.
Планета людей
В конце дня колокольчик над дверью зазвонил. На пороге магазина стоял невысокий, крепкого телосложения мужчина с толстой синей книгой в руках. Двухнедельная щетина посетителя слабо отсвечивала серебром, глаза блестели нездоровым блеском так, словно у него была лёгкая лихорадка.
