красное щекастое лицо сотрудника ДПС и тут же расплылось в улыбке. — Сашка, ты, что ли? Здорова. 
— Привет.
 А про себя подумала: «Черт! Только тебя сейчас не хватало». Этот краснолицый Петренко был лучшим другом и частым собутыльником Андрея…
 — Ты чего тут среди ночи-то катаешься? — Петренко деловито заглянул в салон. — И дочка с тобой? А машина чья? — Он вдруг резко поменялся в лице, его крошечные глазки стали подозрительными и злыми. — Правда, выходит…
 Сашка занервничала еще сильнее, залепетала, сбиваясь:
 — Машину одолжила. Я поеду, ладно? Мне надо… Мы торопимся… Нас ждут.
 Петренко глянул еще суровее:
 — Э-э-э нет, подруга, не выйдет. Мне Андрюха пять минут назад звонил и жаловался, что ты от него к любовнику решила сбежать… Я думал, по синьке он, а, выходит, правда… Так что ты, это, давай-ка разворачивайся и поезжай домой, к мужу родному… А то — ишь! Давай-давай… Я, того, прослежу…
 Санька похолодела от ужаса. Перед мысленным взором всплыло перекошенное лицо супруга и его занесенный кулак.
 Нет!
 Ни за что она к нему не вернется!
 И Санька запаниковала. Газанула с места. Влет, как заправская гонщица, переключила передачи. Петренко еле успел отскочить — «уазик» чуть не проехался по его ботинкам. Пара ловких прокрутов руля, и «форд» ДПС остался позади. Раздались и остались за спиной недовольные окрики. Взвыла сирена, но Санька уже все для себя решила.
 Она не сдастся и не вернется назад.
 — Мама, гони! Мы с тобою, как в фильме про погоню! — радостно завопила молчавшая до этого момента Альбинка.
 — Держись, доченька, сейчас поедем быстро, — сквозь зубы ответила Санька, вперившись немигающим взглядом в пробитую желтым светом фар тьму.
 Дорога вильнула раз, другой, третий, и погоня отстала. Но вот лес резко кончился, потянулась за окнами то ли болотина, то ли поле. В зеркале заднего вида быстро возникла красно-синяя слепящая мигалка и стала стремительно нагонять.
 Санька закусила губу, судорожно соображая, что делать.
 Справа округлились клубы густого ракитника, мелькнули между ними две землистые колеи. «На асфальте они меня точно нагонят, а вот по кривой проселке охотничий «уазик» ловчее их иномарки пройдет», — сообразила Санька и решительно свернула за кусты. Машину задергало, затрясло — дорога оказалась совсем негодной, исполосованной ямами, заваленной камнями, перечеркнутой венами неизвестно откуда взявшихся древесных корней.
 Прутья захлестали по камуфляжным бортам «уазика», словно подгоняя — быстрее! Санька мертвой хваткой вцепилась в руль, чтобы не выбило при тряске. Пролетела, ничего толком не соображая, еще пару десятков метров под горку — дорога спускалась куда-то вниз — остановилась, выключила фары и заглушила мотор.
 Повернулась к Альбинке:
 — Ты в порядке?
 — Мама, класс! Ты как в «Хот Вилс», — веселилась дочка.
 — Тише, — приструнила ее Санька. — Посиди молча, а я погляжу, отстали или нет.
 — Мама крутая. Мама-шпионка, — прошептала, улыбаясь, Альбинка, и Санька тоже улыбнулась.
 Первый раз за этот отвратительный день.
 Похоже, что Петренко действительно отстал: то ли не заметил поворот на проселку, то ли решил не лезть туда на новеньком казенном «форде». Звук сирены отдалялся. Мигалки не было видно из-за густого подлеска.
 Санька огляделась. С двух сторон от дороги, на которой они стояли, росли молодые осинки и березки. Их стройные стволики окружала серебристая мягкая трава, топорщились из нее остренькие пушистые колоски. Один лишь старый пень, весь серый, узловатый и перекошенный, выделялся из общего юного растительного буйства.
 Санька еще раз прислушалась. Сирена прозвучала совсем далеко и замолкла окончательно. Туман серебрился почти у самых ног. С запада надвигалась гроза.
 Санька задумчиво посмотрела в сторону шоссейки. Интересно, куда поехал Петренко? Хорошо бы в город. Иначе до Полянкино им не добраться. Она оглядела две тонюсенькие колеи и устало вздохнула. Эх, да тут сначала развернуться бы. Проселка такая узкая, стиснутая с двух сторон кочками и канавками. Станешь крутиться — засядешь крепко, тогда вообще, как в капкане…
 Придется проехать еще вперед и подыскать подходящее место для разворота.
 Вернувшись в машину, Санька пристегнулась и заблокировала дверь по старой привычке. Один раз у нее еще из Андреевой «Волги» утащили на заправке кошелек…
 Стало тихо-тихо, от этого Альбинкин изумленный шепоток прозвучал над ухом просто оглушительно:
 — Мама, ты его видела?
 — Кого? — не поняла Санька, оборачиваясь к дочери.
 Та, завороженная чем-то, указала пальцем за окно.
 Санька вгляделась в прогал между березками.
 Серого пня под ними больше не было.
 — Аль, а кто там был-то?
 Санька проверила центральный замок — закрыто. В душе возникло странное, неопределенное чувство, будто все происходящее в какой-то пропущенный ею по невнимательности момент обернулось из яви сном.
 Протерла ладонями глаза. Может, показался ей этот пень? Может, не было его вовсе? А Альбинка просто шутит? Фантазирует от усталости и скуки?
 Хотя какая уж тут скука…
 В ответ прозвучало:
 — Зверь какой-то.
 Зверь. От этого Саньке сразу стало спокойнее. Ну конечно! Мало ли какие в лесу лисы-барсуки бегают? Хотя размер у «пня» был явно не лисий. Но и не медвежий.
 Собака еще, быть может, бродячая…
 — Какой зверь? Расскажи конкретно? — стала допытываться она у дочки.
 Альбинка виновато развела руками:
 — Не знаю. Не разглядела. Вроде уши у него были…
 — Уши, Аль, у всех есть, — отметила Санька.
 — А вот и не у всех, — стала спорить Альбинка. — У рыбы нет.
 — Есть. Внутри головы. Снаружи не видно…
 Санька еще раз внимательно оглядела седую траву под вуалью тумана. Луна взошла и теперь светила бледно сквозь облачную вату. Пролегли от березок и осин акварельные тени.
 «Уазик» завелся и пополз вглубь молодого леса. Все дальше и дальше от странной полянки. Санька посмотрела в боковое зеркало и обмерла. Пень торчал позади, чуть правее от прежнего места, в тени. Он казался еще более узловатым и бесформенным, чем при первом появлении, и где там Альбинка разглядела уши? На зверя точно не похоже.
 Стоило Саньке подумать так, как у верхушки серого пня зажглись два ярких желтых огонька.
 И погасли.
 Машина нырнула в темень сгустившейся зелени.
 Альбинка припала к стеклу и воскликнула удивленно:
 — Что это, мама? Что это так странно светится?
 — Гнилушки. — Санька бросила за окно быстрый взгляд. — Ночью в лесу много всего светится: гниющие бревна, старые кости, светляки.
 — Глаза-а, — таинственно протянула Альбинка.
 — И глаза. Должные же ночные звери как-то видеть в темноте? — отозвалась Санька.
 Снова заглянула в зеркало.
 Лес за «уазиком» плотно сомкнулся. Под колесами зачавкало — здесь так и не высохли лужи от позавчерашнего дождя. Мрак сгустился. Туман отступил. Вентилятор тянул в салон прохладный аромат мокрого леса.
 Новый дождь нагнал их на выезде из чащобы.