Зузана не заметила ничего. Только меланхолически улыбнулась.
— А в галстуке — бриллиантовая булавка… Парни, интересно, почему вы не носите бриллиантовые булавки? — Алена похлопала меня по руке. — Павел, может, купить тебе к Рождеству бриллиантовую булавку? — Она отхлебнула из своего бокала и снова засмеялась.
— Что-то не пойму, о чем ты говоришь, — отозвался наконец Гонза.
Алена мотнула головой в сторону площадки:
— Погляди, кто там кадрит твою Катаржину. Мы с Гонзой оглянулись. Борек давно уже смотрел туда, вид у него был наполовину иронический, наполовину недовольный. Королева Ядрана, танцуя со своим партнером совсем рядом с нами, послала нам через его плечо страдальческий взгляд. Это не составило ей труда. Она хотя и выглядела тростинкой по сравнению со своим на славу раскормленным партнером, зато была на добрых полголовы выше его. Гонза с досадой отвернулся.
— Идиот! — произнес он. — Брюхо — как бочка, зато бумажник набит марками, и думает, что всему на свете господин.
— Если есть деньги, можешь позволить себе все, что угодно, — философски заметил Борек.
— Только не с Кат! — возразил Гонза. — К счастью, у нас еще существуют женщины, которые чихают на капиталы всех этих паршивых иностранцев.
Алена все еще смотрела на площадку и бормотала про себя:
— Fräulein Katherine, Fräulein Katherine…
Меня вдруг осенило:
— Он сказал — Катерина? Выходит, он знал, как ее зовут?…
Усмешка застыла на губах Алены.
— Ну да, как видишь… Правда, загадка?
— Какая там загадка, — ухмыльнулся Борек. — Просто у Алены слишком буйная фантазия. Особенно когда наклюкается. «Fräulein darf ich bitten»[9] звучит в беглом произношении примерно как «Fräulein Katherine», верно?
Прежде чем я успел осмыслить эту словесную эквилибристику Борека, он спросил Зузану:
— Ты тоже слышала, как он назвал ее по имени?
— Не знаю, — уклончиво ответила та. — Я не очень-то прислушивалась. Сразу начались танцы, так что, может, ты и прав.
— Перестань темнить! — отрезала Алена… — Никаких «darf ich bitten» — самая настоящая «Katherine»! У меня пока что слух хороший. Даже когда я под газом.
— Ну, ладно, хватит… — кисло произнес Гонза и обратился к Зузане: — Пойдем станцуем.
— Да это все шуточки, — попытался я сгладить впечатление.
— Точно! — кивнул Борек. Он встал и пригласил на танец Алену. Я долил себе вина и стал разглядывать танцующих. Главным образом Катаржину с партнером. Несмотря на свое брюхо, танцевал он достаточно умело, легко и свободно и все время что-то говорил Катаржине. Я даже улыбнулся, подумав, что наша подруга получит хорошую тренировку перед экзаменом по немецкому. После первого танца они остановились рядом со стойкой бара. «Ловко работает!» — мелькнуло у меня в голове на долю секунды раньше, чем господин из Германии отважился широким жестом руки пригласить партнершу на два свободных стула. Катаржина сначала завертела головой. Та же игра продолжалась и дальше, с тем же результатом. Раз за разом Катаржина мотала своей шевелюрой, деликатно, мягко, но решительно. Второй танец они уже не танцевали, но беседа продолжалась. Правда, не больше минуты. Наконец Катаржина показала взглядом на наш столик, улыбнулась извиняющейся улыбкой, и они разошлись. Немец отправился к бару, Катаржина — ко мне.
— Представь себе! — едва усевшись, взволнованно воскликнула она. — Он узнал меня по той фотографии из Югославии. Говорит, что ее поместил «Stern»… Какой-то западный немец.
Значит, Алена не ошиблась, подумал я и сказал:
— Он тебя приглашал к бару, да? Удивляюсь, почему ты отказалась. На твоем месте я бы заказал двойной мартель. Или «наполеон». По-королевски!
— Тебе смешно, а ты бы послушал, что он мне предлагал…
— Могу себе представить.
Она приложила ладони к горящим щекам и чуть не со слезами пожаловалась:
— Все настроение испортил, осел!
Я бросил взгляд в сторону бара. «Осел» как раз заказывал выпивку.
— Чтобы избавиться от него, пришлось пообещать, что мы с ним еще выпьем, — продолжала Катаржина. — Но я туда не пойду. Если что-нибудь себе позволит…
— А что бы он мог себе позволить? — поинтересовался я.
— Он меня разглядывал, как голодный кот. Вы, мужчины, — ужасный народ. Если бы ты видел его взгляд! Прямо-таки раздевающий…
— Меткое определение, — заметил я и подумал, что при виде Катаржины почти у всех мужчин взгляд становится «раздевающим».
— Павел, в субботу я все равно не осталась бы в Праге. Хотела уехать домой утром первым же автобусом, но, пожалуй, успею и на экспресс в 23.40. Извинись за меня перед остальными, ладно? Этот осел мне весь вечер испортил.
— Ты что, хочешь удрать от него?
— А что мне еще делать? — Казалось, она сейчас расплачется.
— Перестань, не сходи с ума! Если хочешь, я пойду и отошью его. Конечно, вполне корректно и дипломатично.
Катаржина быстро завертела головой, решительно отказываясь, но одновременно гладила мою руку. Чуть-чуть, легонько, но это прикосновение еще больше вывело меня из равновесия. Она не успела убрать свою тонкую, ухоженную руку, как я вновь поглядел на бар. Всего лишь на мгновение, но и этого хватило, чтобы убедиться, что Катаржина не водила меня за нос. Барменша как раз ставила перед толстяком две пузатенькие, наполненные на треть коньячные рюмки.
— Я уйду, как только перестанут играть. Ты пока ничего не говори! Знаешь ведь Гонзу: он может за мной побежать вдогонку.
Я кивнул.
— Как хочешь.
Она ваяла со стола свою сумочку, машинально щелкнула замочком. Третий танец приближался к концу, и я. поторопился спросить:
— А в горы ты в самом деле с нами поедешь?
Она чуть заметно свела брови.
— Ты тоже хочешь, чтобы я поехала? У тебя ведь будет Алена.
— Верно, — слегка смешавшись, возразил я. — Но я беспокоюсь обо всей компании. Если ты откажешься ехать, Гонза может передумать. Понятно?
— Выходит, мне ничего другого не остается, как поехать, удовлетворенно сказала она и улыбнулась. — Но ты должен пообещать, что будешь меня оберегать. От интриг и ловушек.
Ответить я не успел. Оркестр умолк, Катаржина подарила мне экспортную улыбку и встала:
— Ну, пока! Значит, пока что ничего не говори!
Схватила сумочку и направилась к выходу. Но опоздала и столкнулась с Бореком и Аленой, которые возвращались к столику с площадки. Борек придержал ее, но не больше чем на полминуты.
Следующую серию я танцевал с Зузаной, Гонза — с Аленой, а Борек пропустил. Позже я объяснил Гонзе, что Катаржина уехала домой из-за немца.
— Нет, она просто чокнутая. Убегать из-за этого пивного бочонка? — удивилась Алена.
Я пожал плечами:
— Ну, ты же знаешь Катаржину…
— Норовистая девка! — поддержал меня Борек. Гонза промолчал, только с ненавистью поглядел в сторону бара. Немец все еще ждал. После ухода Катаржины я не спускал с него глаз. Свою рюмку он опрокинул, вторая стояла нетронутая. Только минут через десять он выпил и ее; видно, дошло наконец, что остался с носом. Он заплатил и отчалил.
Чуть раньше встала и Зузана. Мозельское, очевидно, ударило ей в голову, но если у Алены развязался язык, то Зузана молчала как убитая. Вернулась она примерно через четверть часа — слегка побледневшая, но снова готовая выпить.
— Вышла на свежий воздух, голова немного разболелась, — объяснила она и виновато улыбнулась Бореку.
— Пить надо умеючи, — отрезал тот, чем рассердил меня, потому что сам выпил совсем мало, две-три стопки, а официант как раз раскупоривал перед Гонзой пятую бутылку. Последнюю. Больше решили не заказывать.
Гонзе почти хватило выигрыша, чтобы расплатиться. Мне он сотню вернул, а Бореку нет.
— Пойду еще куда-нибудь, — сказал Гонза уже на улице. — Деньги у вас есть, можете взять такси. А то намучаетесь с девчонками.
— С Зузаной — точно, — подтвердил я. Та стояла, прижавшись к Бореку, почти повисла на нем, глаза закрыты, голова — у него на плече.
— Не столько пьяная, сколько влюбленная, а это куда хуже, — хмуро, явно думая о своих делах, пояснил Гонза. Потом, уже поспокойнее, добавил: — Насчет меня не беспокойся. Пересплю в сто третьей у Властика. Пепек после обеда уехал домой.
— Ну и прекрасно! — сказал я и отправился ловить такси.
2
— О Господи! — выдохнула Алена и прижалась к Павлу. А он словно окаменел, только фонарик в руке дрожал.
— Это, наверно, Мирка. Вчера нализалась, а теперь ей снятся кошмары. Или решила пошутить. Не слишком удачно.
— Нет! — вся дрожа, выговорила Алена. — В шутку так не кричат. В жизни ничего страшнее не слышала.
Про себя я признал ее правоту, но вслух ничего не успел произнести, потому что за спиной у Алены скрипнула дверь, я в свете фонарика появился Борек.
