Но кентавр скакал настолько резво, что Юрген не мог быть в этом уверен.
Глава III
Сад между рассветом и закатом
Юрген и кентавр добрались до сада между рассветом и закатом, войдя в него так, что это не совсем удобно описывать. В то время как они переходили через мост, перед ними с криками выбежали трое. А когда жизнь была выдавлена из их маленьких, покрытых шерстью тел, уже некому было препятствовать вхождению кентавра в сад между рассветом и закатом.
То был прекрасный сад, однако в нем не было ничего странного. Возникало такое впечатление, что все здесь было до боли знакомо и весьма дорого Юргену. Он подошел к широкой лужайке, спускающейся на север к достопамятному ручью. Тут и там в беспорядке стояли многочисленные клены и акации, и ими лениво играл нерешительный западный ветер, так что листва повсюду металась и дрожала, словно зеленый поток. Но осень была не за горами, и с акаций лился Данаин дождь из круглых желтых листочков. Сад со всех сторон окружали незабываемые голубоватые холмы. Повсюду таился прозрачный полумрак, не освещенный ни солнцем, ни звездами, и вокруг в рассеянном слабом излучении, озарявшем этот сад, который был виден лишь в краткие промежутки между рассветом и закатом, не было ни единой тени.
– Но это же сад графа Эммерика в Сторизенде, – промолвил Юрген, – где я чудесно проводил время еще юношей.
– Держу пари, – сказал Несс, – ты гулял по этому саду не в одиночку.
– В общем, нет. Там еще была девушка.
– Точно, – согласился Несс. – Таков местный указ: и вот те, кто ему подчиняется.
В лучах рассвета к ним подошли привлекательные юноша и девушка. Девушка была невероятно красива, поскольку все в саду видели ее глазами юноши, бывшего с ней.
– Меня зовут Рудольф, – сказал юноша, – а ее Анна.
– И вы здесь счастливы? – спросил Юрген.
– О да, сударь, мы счастливы, но отец Анны очень богат, а моя мать бедна, так что мы не можем быть совершенно счастливы до тех пор, пока я не отправлюсь в чужие края и не вернусь со ста тысячами рупий и песо.
– И что ты будешь делать со всеми этими деньгами, Рудольф?
– Выполнять свой долг, как я его вижу. Но я унаследовал плохое зрение.
– Бог посодействует тебе, Рудольф! – сказал Юрген. – Как и многим другим в твоем положении.
Затем к Юргену и кентавру подошел еще один юноша с маленькой голубоглазой особой, от одного присутствия которой он приходил в восторг. И этот толстый и ленивый на вид юноша осведомил их, что он со своей девушкой гуляет по глянцу банки с горчицей, что Юрген воспринял как тарабарщину, а толстяк сказал, что он со своей девушкой решил больше не взрослеть, и Юрген воспринял это как замечательное проявление здравого смысла, если только у них это получится.
– О, у меня получится, – задумчиво сказал толстяк. – Если только при этом не возникнет неудобств.
Юрген какое-то время рассматривал его, а затем важно пожал ему руку.
– Я сочувствую тебе, – сказал Юрген, – ибо осознаю, что ты тоже чудовищно умный малый: поэтому жизнь тебя обжулит.
– Но разве ум не самое главное, сударь?
– Время покажет, дружок, – ответил Юрген немного печально. – И Бог посодействует тебе, как и многим другим в твоем положении.
И встретил Юрген в саду сонм юношей и девушек. И лица, увиденные Юргеном, были молоды, радостны, весьма прелестны и необычайно самоуверенны, а юноши и девушки толпами приближались к Юргену и проходили мимо него в первых лучах рассвета. И вот так все они шли, ликуя в сиянии собственной юности, а будущая жизнь казалась им лишь неким тщедушным антагонистом, от которого можно с неимоверной легкостью получить все, что пожелаешь. И все проходили парами – «словно вышли из Ковчега», сказал Юрген. Но кентавр сказал, что они унаследовали традиции, которые намного старше Ковчега.
– В этом саду, – сказал кентавр, – пребывает некоторое время каждый человек лишь в окружении своих иллюзий. Я вновь должен тебе напомнить, что в этом саду не встретишь никого, кроме воображаемых существ. Выдающиеся люди отдыхают здесь час-другой и уходят отсюда в одиночестве, чтобы стать старейшинами, и уважаемыми всеми торговцами, и епископами, и восхитительными полководцами на гарцующих конях, или даже королями на высоких тронах. Каждый, находясь потом на своем месте, больше вообще никогда не думает о саде. Но то и дело появляются робкие люди, Юрген, которые страшатся оставить этот сад без сопровождения. Они считают необходимым уйти отсюда с тем или иным воображаемым существом, которое проведет их по тропинкам и обходным путям, ведь воображаемые существа находят не много пропитания на общедоступных дорогах и избегают их. Таким образом, эти робкие люди должны красться в потемках со своими застенчивыми или игривыми провожатыми, и они никогда не рискнут по своей охоте появиться в тех людных местах, где скачут на конях и возводят троны.
– И что становится с этими робкими людьми, кентавр?
– Порой они переводят бумагу, Юрген, а порой переводят человеческие жизни.
– Тогда это отвратительные люди, – решил Юрген.
– Тебе лучше знать, – ответил кентавр.
– О, весьма вероятно, – сказал Юрген. – Между тем здесь есть некто, кто гуляет по саду в одиночку, и меня удивляет, что нарушаются местные указы.
Несс какое-то время смотрел на Юргена, ничего не говоря. И во взоре кентавра было так много понимания и сочувствия, что Юрген встревожился. Такой взгляд показался ему весьма неприятным.
– Да, несомненно, – сказал кентавр, – та женщина гуляет в одиночку. Но ее одиночеству не поможешь, так как юноша, любивший эту женщину, умер.
– Несс, мне бы хотелось благоразумно пожалеть об этом факте. Однако стоит ли принимать столь скорбный вид? В конце концов, умерло огромное количество людей, и, если посмотреть с другой стороны, этот молодой человек мог вообще не оказаться особой потерей для кого-либо.
И вновь кентавр сказал:
– Тебе лучше знать.
Глава IV
Доротея непонявшая
В этот момент к Юргену и кентавру подошла златовласая женщина, одетая во все белое, – та, что гуляла в одиночку. Она была высока, привлекательна и нежна, ее миловидность не была румяно-бледной, как у многих дам, славившихся своей красотой, но скорее имела ровный блеск слоновой кости. У нее был большой, с горбинкой, нос, а изогнутый рот – не из самых маленьких. И однако, что бы ни говорили другие, для Юргена внешность этой женщины была во всем совершенной. Вероятно, происходило так потому, что он никогда не видел ее такой, какой она была на самом деле. Ибо несомненно, что цвет ее глаз навечно остался для Юргена загадкой – нельзя было сказать, серые они, голубые или зеленые: они менялись, как море, но вместе с тем глаза эти всегда были привлекательны, дружелюбны и волнующи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
