Возраст
Хосе Нуньо, другу из Барселоны
О, годы! Что со мною сталось!Очки, морщины, седина…Неужто в самом деле старостьИ чаша выпита до дна?
Но как же старость, если МоцартТеснит дыханье мне опять,И сердце учащённо бьётся,И, как ему, мне тридцать пять;
И если Лермонтова строкиЗовут меня на бой за честь,На бой бесстрашный и жестокий,И, как ему, мне двадцать шесть;
И если над судьбой ДжульеттыМеня опять застал рассвет,И я шепчу её обеты,И мне, как ей, шестнадцать лет.
Уезжает Рая Коган
Как с утра у нас в подъездеТолько «Ох!» да только «Ах!»,Все квартиры, все соседиСловно на похоронах…
Подкатило ровно в десятьГрузовое к нам такси.Не успели всё мы взвесить,Как уж слышим: «Выноси!»
Ты ли это? Это Рая ль?Ты ли это, чёрт возьми,Отправляешься в ИзраильС малолетними детьми?
И выходит Рая Коган,Грузит шкаф, диван, бельё…Не судите слишком строго,Люди русские, её.
Потому что Коган Рая,Покидая отчий край,Едет хоть и не из рая,Но едва ли прямо в рай;
Потому что ей за сорок,Два мальчишки-сорванца,И удел их, право ж, горек:Есть отец, и нет отца;
Потому что у РаискиБлажь гнездится в голове,Что альфонсы в ТельавивскеСовестливей, чем в Москве,
Что в земле обетованнойРазорвёт мытарства круг —Там квартира с суперванной,Там и суженый супруг…
Безотцовщину видалиНаши бабы столько раз!Но отчизну чтоб кидалиДа с детьми – в чужие дали, —Это видят лишь сейчас.
И, не зная, слаще ль, горшеТам им будет – «Ох!» и «Ах!» —Плачут русские лифтёршиО еврейских пацанах.
Весна
Зима была такой унылойИ беспросветно-затяжной,Что всем казалось: с прежней силойНе обновится мир весной.
Зима была такой тяжёлой —Метели, вьюги, холода, —Что думать о весне весёлойКазалось дико иногда.
Зима была такой жестокой —Тоска, хандра давили всех, —Что о весне голубоокойМечтать казалось просто грех.
Но день пришёл – она насталаИ прядь откинула с чела,И, как обычно, заблистала,И, как впервые, расцвела.
Апрель 1978Август
Прекрасно всё,куда ни брошу взор —Цветы, деревья, птичьи трели, небо,Безбрежных далей манящий простор,Волна, бегущая по полю хлеба.
Прекрасно всё,что слышу – дальний смех,Шуршанье листьев, лёгкий шаг любимой,Шум детских нестареющих потех,Свист крыльев птицы, пролетевшей мимо.
Прекрасно всё,что ощущаю яИ рук, и тела каждым сантиметром —Текучих вод прохладная струя,Полдневный зной и дуновенье ветра.
Прекрасно всё,что на душе сейчас —Любовь, восторг, печаль, благодаренье…Со мной и с вами было так не раз —И всё-таки достойно удивленья!
Юность в шинели
«Нельзя включить воспоминания…»
Нельзя включить воспоминания,Как телевизор или свет —Тут бесполезны все старания,Тут никаких рецептов нет.
Они приходят как бы сами.Законы их сложны, тонки,Но, уж явясь, идут за намиПорой до гробовой доски.
«Когда мне снится-вспоминается…»
Когда мне снится-вспоминаетсяТо, что я видел на войне,Со мною иногда случается —Кричу невольно я во сне.Как я боюсь, чтоб этот крикВ твою светёлку не проник.
«Ты всего на три года моложе меня…»
Ты всего на три года моложе меня —В нашем возрасте это пустяк.Но меня опалило дыханье огня,Хоть и ты уж давно не простак.
И тебе довелось натерпеться всего,Тоже лиха досталось хлебнуть,Только горьких прозрений пути моегоНе знавал и не знает твой путь.
Я тебе это вовсе не ставлю в вину.Никому не судья, не кумир, —Просто видел ябольше тебяна войну,На огромный и яростный мир.
Ровно в четыре часа
Он в эту ночь уснуть не может,Сосед мой, отставной майор.Та боль его доныне гложет,Тот гнев горит в нём до сих пор.
А если и вздремнёт усталый,То уж в четыре-то часа,Как по команде запоздалой,Он вскочит и протрёт глаза.
И перед ним опять виденьяТого рассвета, дня того,Когда свершилось нападеньеНа землю милую его.
На пограничном полустанкеИх было горсточка людей,И через них прорвались танкиНа спящих женщин и детей.
Он будто слышал, как границаВнезапно хряснула. А онМог лишь стонать да материться,Последний расстреляв патрон.
Ему нет дела до масштабаЧужой вины и в чём вина.Просчёты Сталина, ГенштабаОн на себя берёт сполна,
Поскольку в том бою неравномОстановить врага не смогНа направленье самом главном,Что прямо к сердцу – на восток.
Те танки-псы да бомбовозыТогда побили всю братву…И он сейчас глотает слёзыДа шепчет: – А вот я живу…
Старик не верил в Бога сроду,Но вот уже в конце пути,Как Богу, молится народу:Ведь ты всемилостив. Прости…
Коктебель, 1976,«Сельская жизнь», 21 июня 1994Павшие в сорок первом
Всем, за Россию павшим, славаИ память скорбная вовек!Их свято чтят и мать-державаИ каждый честный человек.
О всех нам не избыть печалиСредь будней, праздников и дел,Но у того, кто пал в началеОсобый всё-таки удел…
Им, кто сражался в Бресте, в Орше,В Смоленске, Вязьме, у Орла,В земле лежать не всех ли горше? —Им неизвестно, чья взяла.
Они не знают, удалось лиНам отстоять Москву зимойИ как и что там было послеСо всею Русью, всей страной.
И что с детьми? И что с женою?Жива ли мать? И где отец?Ещё пойдём ломить стеноюИли уже всему конец?..
Над ними годы проплывают,Как многотонные суда,Но ничего они не знаютИ не узнают никогда.
Но без раздумий всё отдали,Всё совершили, что моглиИ, не колеблясь, прахом сталиРодной единственной земли.
Июнь 1974,«Правда», 29 июня 1994Изверг
Осень сорок второго года.Мы от фронта верстах в пяти.Учат нас. Командиром взводаИзверг – хуже не приведи.
Только зыкнет бывало: «СвязьюОбеспечить КП за час!»И бежишь, и ползёшь ты грязью,И потеешь ты десять раз.
Как спасения ждешь отбоя.Он нужней, чем хлеба кусок.Только снова: «Тревога! К бою!»Или – ночью-то! – марш-бросок.
С полной выкладкой, всё по форме.Верст на двадцать – «Вперёд, братва!»И не поят тебя, не кормят,И душа в тебе чуть жива.
Вот и ноги совсем как вата.А комвзвода – песню свою:«Тяжело в ученье, ребята,Но ещё тяжелей в бою!»
Кто-то раз ему брякнул: «Врете!»Да и я считал, что брехня.Но при первом же артналётеОн от взрыва прикрыл меня.
«Правда», 29 июня 1994Алтарь победы
Памяти Игоря Зайцева, Кости Рейнветте-ра, Володи Семёнова, Вали Андрусова, Фридриха Бука, Лени Гиндина, Толи Федотова и всех моих одноклассников по 437-й московской школе, не вернувшихся с войны
Сорок четвёртый. Польша. Висла.Мне двадцать лет. И как Вийон,Я жизнь люблю сильнее смысла,Сильней значения её.
Как все, хотел в живых остаться,Без костылей прийти с войны,Но, как нетрудно догадаться,Я знать не мог ещё цены
Любви, испитой полным кубком,Отцовства радостям простым,Труду, смиренью и уступкам,Ветвям черёмухи густым,
Неторопливым наслажденьямНеспешного теченья дум,Случайным нежным песнопеньям,Тропе, что выбрал наобум…
Потом лишь это всё изведав,Я оценить сумел вполне,Что отдал на алтарь Победы10-й «А» на той войне.
Май 1974, «Правда», 29 июня 1994«Всё ближе заветная дата…»
Н. Г.
Всё ближе заветная дата.Я верю, что в этом годуНелёгкой походкой солдатаК тебе на крыльцо я взойду.
На стук мой ты вскочишь с постелиИ, дверь не прикрыв за собой,К потёртой и пыльной шинелиПрижмёшься горячей щекой.
За долгие сроки разлуки,За то, что пришёл из огняТвои драгоценные руки,Как прежде, обнимут меня.
Алленштейн, Восточная Пруссия,1 января 1945День Победы
