«Всё ближе заветная дата…»
Н. Г.
Всё ближе заветная дата.Я верю, что в этом годуНелёгкой походкой солдатаК тебе на крыльцо я взойду.
На стук мой ты вскочишь с постелиИ, дверь не прикрыв за собой,К потёртой и пыльной шинелиПрижмёшься горячей щекой.
За долгие сроки разлуки,За то, что пришёл из огняТвои драгоценные руки,Как прежде, обнимут меня.
Алленштейн, Восточная Пруссия,1 января 1945День Победы
Если было б судьбой суждено мнеЖить до ста, даже тысячи лет,И до тех бы времён я запомнилДня Победы и облик и цвет.
Слёзы счастья и скорби на лицах,День из горя и радости весь,Залпы тысячи пушек в столице,О Победе разнёсшие весть.
И сердечное краткое словоПоздравленья отцом сыновейВ этот День мы услышала снова,Дети разных земель и кровей.
Это слово не часто звучало,Но всегда укрепляло сердца.С ним прошли мы войну от началаДо Победного Дня, до конца.
Кёнигсберг, 50-я армия. 9 мая 1945.«Разгромим врага», 12 мая 1945Берёза
И быстрые ноги к земле приросли…
Анна Ахматова. «Лотова жена»– О чём твой шум, – спросил я у березыНа перекрёстке русских двух дорог. —Я слышу в нём стенанья, вздохи, слёзы,Но смысла их я разгадать не смог.
– Я не берёзой родилась когда-то, —Мне листья отвечали в вышине. —Была я молодой женой солдата.Он до сих пор ещё на той войне.
Весной победной молодые ногиВстречать его несли сюда меня.Дни напролёт ждала я на дороге,Глаза рукой от солнца заслоня.
Ты знаешь, путник, сколько отзвенелоЗелёных вёсен с давней той поры.Я в ожиданье одеревенела,Надев наряд из листьев и коры.
И к лучшему! – она вздохнула глухо. —Не верю я, что враг его убил.Вернётся он. А я уже старуха.Меня бы он невольно разлюбил.
А так – любовь бедой не обернётся.Я как береза хороша – взгляни!Увидит он меня и улыбнётся,И сядет отдохнуть в моей тени.
Тогда над головой его склонённойТихонько песню спеть я захочу,Чтоб он услышал голос мой влюблённый.Сейчас я песню эту и учу.
Ответив мне, берёза зашепталаОпять о том, чем только и жила.Казалось ей, что дней осталось мало.Она спешила выучить слова.
Поиски первой любви
Мои многие сверстники ныне, уж в зрелые годыВсё стучат и стучат кулаками в ворота любви.Не судите их строго. Их юности нежные всходы,Их мечты и надежды потоплены были в крови.
Надо выстоять было и вспять обратить ту лавину,Что наслали фашисты на землю родимую их.Задолжала им юность рассветов своих половину,И ночей, и черёмух, и песен прекрасных своих.
Огрубели в ту пору сердца, и желанья, и нервы.Они знали одно: сокруши! отомсти! раздави!Потому и любовь начиналась для многих не с первой,А с второй или третьей и даже с десятой любви.
Но о первой, не бывшей, тоска их всё гложет и гложет.И в квартире богатой, и в скромной крестьянской избе,На работе, в пути, на непраздном супружеском ложеВсё она перед ними маячит, всё манит к себе.
Вот возникла опять из-за ближнего вдруг поворотаИ куда-то исчезла, шепнув еле слышно: «Лови!»И бегут мои сверстники, бьют кулаками в ворота…Кулаки их и души разбиты уже до крови.
1974Костыли
Прислушайтесь, имеющие уши:И рядом с вами и от вас вдалиВсё реже, всё печальнее и глушеСтучат о нашу землю костыли.
А вспомните, как яростно стучалиОни везде-везде в былые дни,И облака из пыли и печалиШли над страной от этой стукотни.
Но год от года войско их ределоНа тротуарах и на большаках,Валялись они чаще всё без делаВ чуланах, в сенцах да на чердаках.
Их стук да скрип вот-вот уж прекратятся,И тихо станет среди бела дня.И в тучи облака преобратятся,Всех нас, живущих, тенью осеня.
Коктебель, октябрь 1974,«Правда», 7 мая 1994Если…
Не дай мне Бог вас пережить, собратья…
Пушкин. «19 октября 1825 года»Я на войне зелёным был юнцом,И если б долголетья тяжким даромКак фронтовик был наделён Творцом,То мог предстать бы пред Его лицомПоследним самым, хоть не самым старым.
Подумать страшно: вся ушла братва…И что такое Т-34,Сорокапятка, Пэ-пэ-ша, У-2И прочие старинные словаЯ буду понимать один лишь в мире.
Но и один я в майский день придуК Могиле Неизвестного Солдата.А если кто-то бросит на ходу,Увидев, что гвоздики я кладу:– Какой сегодня праздник? Что за дата? —А если кто-то будет сквозь смотретьНа выцветшие орденские планки,То лучше мне сегодня умереть,Чем заживо среди живых горетьВ забвения тяжёлом танке.
Малеевка,«Правда», 7 мая 1994Героическая симфония
Он тенью входит к людям в домИ днём погожим, и в ненастьеИ хнычет без конца о том,Какое у него несчастье.
Вот он сидит передо мной,И меркнет свет в моей квартире.– Ах, горше участи земнойНикто не ведал в этом мире!..
Я встал и музыку включил.И, к нам войдя, сказал Бетховен:– Замолчь! Ты ноги промочил,А он свой тяжкий крест влачил,Где пот ручьём, где лужи крови.
1975Дубки
В тот славный год в начале мая,Надежд полна и весела,Одна крестьянка молодаяДубки из леса принесла.
И в честь победы над фашистомИ чтобы муж-солдат был рад,Дубочки те с мечтою чистойУ хаты высадила в ряд.
Она о той поре мечтала,Когда в их ласковой тениВнучатам сказки бы читалаВ иные благостные дни.
Но не вернулся муж-воитель.В последнем яростном бою,Европы всей освободитель,Сложил он голову свою.
И пролегла рекой разлука…Судьба солдатки тем грустней,Что у неё не только внука,Но нету даже и детей.
Выходит, в той жестокой схватке,Что завершила наш поход,Убит не только муж солдатки,А пресечён был целый род.
Солдатка уж давно седая,Дубки ж её всё зеленей.Они, листву перебирая,Шумят то тише, то сильней.
И песни славы ими спеты,И песни горя да тоски —Они ж сыны самой ПобедыИ смерти воина годки.
И потому так любит слушатьСедая женщина их шум…Ты не посмей ничем нарушитьНи трудных чувств её, ни дум.
«Сельская жизнь», 13 мая 1994Последний парад
На смерть маршала Г. К. Жукова
– Спокойно спи, суровый маршал, —Я прошептал издалека,Когда пред ним в прощальном марше,Чеканя шаг, пошли войска.
Парад последний принимал он,Как встарь, у стен седых Кремля,И шапки медленно снималаВся наша скорбная земля.
То был парад сынов и внуковСолдат минувших грозных лет,Которых он, Георгий Жуков,Водил под стягами побед.
Для битв великих был он скроенИ в стане вражьем сеял страх…Шли батальоны чётким строем,Держа равнение на прах.
Но вот, печальный и красивый,Прошёл последним старшина,И вдруг с небес над всей РоссиейРаспространилась тишина.
И я увидел вещим оком,Что нам дают иные дни,Как за живыми вслед потокомНа площадь хлынули ОНИ.
ОНИ, что пали под Москвою,Чьей жизнью выжил Ленинград,Как будто их водой живоюПодняли нынче на парад.
О ком по всей стране рыдалиИ кем гордиться ей века —Тут сталинградцы шли рядами,Под Курском павшие войска…
Один в тулупчике, в ушанке,Другой в пилотке, босиком,Кто почернел в сожжённом танке,Кто бел лицом, как снежный ком.
И те пришли из крайней дали,Кто брал Берлин и сам рейхстаг,Кого уже с победой ждали,Да не учли один пустяк…
От генерала до солдата —Все перед ним текли рекой.Из них он многих в бой когда-тоПослал державною рукой.
И он порой при этом ведал,Что не вернуться им назад,Что не видать им дня Победы,Как не цветёт зимою сад.
Таков войны закон суровый.И всё ж, им посланные в бой,Они бы и теперь готовыВ бою прикрыть его собой.
И здесь, в его последней Ставке,Хоть у стены стоял портрет,Не старца видели в отставке,А полководца в цвете лет.
…И вот уж прах замуровали,И дело шло к исходу дня,А тени всё маршировали,Молчанье скорбное храня.
И уж закончили мы тризну,И ночь сошла на ширь земли,А те, кто пали за отчизну,Всё шли да шли, всё шли да шли…
23 июня 1974,«Омское время», № 24, июнь 1994Двадцать восьмая могила
