стал нам памятней агады?
В чуждом, воющем, злом бедламе
как прошел он среди огней?
Отчего это братство - с нами,
тьмы минувших годов сильней?
3 Швата, 5688
Не жалуюсь!
Не жалуюсь! Свой тесный кров
мечтой пространства подслащу,
в тоске осенних холодов
пурпур и злато отыщу.
Не жалуюсь! Стихи чисты
В криницах сердца моего,
и зелены пески пустынь
с вершин горы Нево.
5687
Кинерет
Как близки Голаны - вот они, потрогай!
Но строга твердыня: не пошутишь там...
Дед Хермон кемарит, разбросав отроги,
холодок сбегает по крутым хребтам.
Там к воде склонился берег низкой пальмой -
плещется, смеется, дрыгает ногой,
как шалун-мальчишка, нежный и нахальный,
каждый день - все тот же, каждый день - другой.
Алой кровью маков загорятся склоны,
крокусы ответят желтизной полей...
Здесь бывает зелень всемеро зелёней,
здесь бывает небо всемеро синей.
Даже если тело сносится, как платье,
и чужие хоры в сердце запоют,
как могу забыть я, как могу предать я
мой родной Кинерет, молодость мою?
Тель-Авив, 5687
http://www.youtube.com/watch?v=_hR3Y21yc8Q
Музыка - Наоми Шемер, исполняет Хава Альберштейн
Ночной кошмар
Меня вели на казнь. Судья потупил взор,
не повернул лица.
Проклятье той, кто сердце на позор
вручит другим сердцам!
Пыль жгла мои ступни. Иссяк последний всплеск
последних сил.
Шипы... колючий куст... глухонемых небес
слепая синь...
Дойду до ям и груд под смерти шепоток
и лишь тогда
я обернусь: а вдруг мелькнет его платок
у стен суда?
5687
Можно сто раз воскликнуть: "конец ярму!"
Можно сто раз воскликнуть: "конец ярму!"
можно стократ восславить свободы прыть,
но не сломать словами мою тюрьму,
звона цепей не скрыть.
Сердце мое ты держишь в своей горсти -
то приотпустишь, то в кровь сожмешь кулаком...
А сердце трепещет, дергается, частит -
просто частит - молчком.
Та, другая, которая после придет...
Та, другая, которая после придет
и поселится в сердце твоем,
чтобы пить эту горечь, отраву и мед,
что еще мы любовью зовем,
та, другая -
стена, пелена, белена...
но ведь ты же вернешься потом -
целовать мою тень, что навек вплетена
в эти строчки нетленным жгутом?
Михаль
И полюбила Давида Михаль, дочь Шаула...
...и презрела его в сердце своем.
(Шмуэль - I, 18, 20; Шмуэль - II, 6, 16)
О, Михаль! Как видна, сестра, поколений связь...
Не смогла загубить твой сад орда сорняков,
На твоей сорочке не блекнет узора вязь,
И звенят браслеты сквозь стену глухих веков.
Сколько раз я видала тебя в угловом окне -
Эту гордую нежность и царскую эту стать...
О, Михаль! Суждено нам обеим - тебе и мне
Полюбить того, кого надо бы презирать.
Моих настроений и мыслей недолог осенний расцвет...
Моих настроений и мыслей
недолог осенний расцвет.
Они, как последние листья:
слетели, мелькнули - и нет.
Лишь ты мне - извечное счастье,
земля, мать сухая земля,
в минуты любви и участья,
в годины дубья и колья.
И в детстве, родном и далеком,
и в смерти, совсем налегке,
прижму свою бледную щеку
к твоей загорелой щеке.
5687
Язычок замка, шепоток дверей ...
Язычок замка, шепоток дверей,
стук шагов твоих - в никуда.
Закричать: вернись! Побежать: скорей! -
Не бывать тому никогда.
Горечь гордых душ, нестерпима ты,
боль несносна чистых сердец...
Одинок мой путь в городах пустых,
как в толпе забытый слепец.
5687
Хитросплетения
Горе мне! Увы... Растут соблазны,
тянут руки в ювелирный ряд,
к тем словам, что светятся алмазно
и огнем рубиновым горят.
Этих слов обличие прекрасно,
величав их царственный удел...
Только блеском притупился глаз мой
звоном злата слух отяжелел.
Как теперь увижу луч рассвета?
Различу ли зов неслышный твой?
Как теперь... Да полно, я ли это -
верная словам, простым, как вой?
5687
Овечка бедняка
Овечка бедняка - так чувствую тебя я,
овечка, в чьей шерсти
я грею сердце, полное скорбями,
как боль в горсти.
А кроме - ничего. И страх меня корежит:
ведь гол и слаб бедняк -
капризом богача тебя отнимут тоже
и стану мерзнуть так.
5688
Заперт сад
Кто же ты? Руке моей навстречу
почему не тянет руку брат?
Почему, смущенный и увечный,
убегает твой короткий взгляд?
Заперт сад. Ни тропки, ни зарницы.
Заперт сад... впусти...
До крови мне в камень колотиться
иль уйти?
Адар, 5687
http://www.youtube.com/watch?v=8mbykdTsfzo
Музыка - Шуки, исполняют Шуки и Дорит
Лишь о себе рассказать я умела...
Лишь о себе рассказать я умела...
Узок и мал муравьиный мирок:
Все напрягала тщедушное тело,
Силилась выполнить тяжкий урок.
В гору крутую ползла неустанно,
Кровью платила за каждую пядь,
Чтобы небрежным щелчком великана
Быть ради шутки отброшенной вспять.
Ах, великан из кошмарной мороки -
Страх муравьиный на веки веков...
Что ж ты зазвал меня, берег далекий?
Что ж ты солгал мне, огонь маяков?
4 Адара, 5690
Вера мне - в сердце...
Вера мне - в сердце, и в душу - мечты,
не устрашусь наготы листопада;
все принимаю, иного не надо,
осень, не справишься ты -
зелены мира крутые бока;
осень проклятая, ты далека!
11 Нисана, 5690
Братство эха
Он поражает, и Его же рука врачует
(Иов, 5-18)
Разила в упор, врачевать - забывала,
сметая меня в колесо, в колею...
Но что же? - Я это сама выбирала:
и боль, и печали, и участь свою.
Я боли хотела - чистейшей, упругой,
рождающей песни, стихи и холсты,
пластающей душу, как лезвие плуга,
меняющей слезы на влагу пустынь.
В полях этой боли желтеет пшеница,
амбары стоят, принимая зерно...
И если, изранив, не лечит десница,
то я не в обиде за то, что дано...
5 Адара, 5690
В моем сердце-саду расцвел ты, -
нет растения там пышней;
в мои жилы и вены вплел ты
вязь своих ветвей и корней.
И теперь с восхода до ночи
тихий сад мой гудит, как горн...
это ты, это ты грохочешь
миллионом своих валторн.
12 Нисана, 5690
Ветер ночи холодный коснулся лица...
Ветер ночи холодный коснулся лица,
Ветер ночи шепнул мне: "Готовься, сестра..."
Что ж, прости мне упреки и тяжесть конца,
И отчаянье взгляда, и горечь пера.
Будь, как прежде, опорой и берегом будь,
Будь лучом, обещающим свет и покой,
В той ночи недалекой, где кончится путь,
Где возьмет меня ветер холодной рукой.
Адар, 5691
Мои мертвые
"Лишь мертвые не умрут"
Я.Ш.К.
Лишь они остались у моей межи...
Не грозят им смерти острые ножи.
На чужой дороге, на излете дня
Тихие, родные, окружат меня.
Сладки их объятья, вечно их житьё -
Что навек утратил - то навек твоё.
Пятая Звезда
(израильская поэтесса Рахель)
Наливаются кровью аорты,Почему столетья окружают... огнем человека, рожденного в 1891 году и сформировавшегося как личность в тысяча девятьсот десятые годы? Разве не было бы логичнее совместить грань столетий с официальной временной отметкой? Нет, Мандельштам знал, о чем говорил: эпохи цивилизаций следуют своему собственному календарю. Девятнадцатый век завершился отнюдь не с боем курантов, отметивших полночь 31 декабря 1899 года. Всей сутью своей, полной надежд на светлую, чистую, справедливую жизнь, на обновление – обновление всех сортов: индивидуальное, народное, технологическое, духовное, общественное, научное, – всей этой своей сутью девятнадцатый век продолжался еще почти полтора десятилетия. Не зря многие датируют его окончание августом 1914 года (а начало – падением Бастилии в июле 1789-го).
