— Месяца через полтора явятся гости, — сказал Андрей. — В конце апреля или в начале мая. Смотря какая будет нынче весна: ранняя или поздняя.
— Откуда же им знать, ранняя весна или поздняя? — удивился Тим.
— Сорока телеграмму пошлет… — засмеялся Андрей. И серьезно добавил: — Они все знают, они, брат, умный народ, птицы. Знают, когда нужно прилетать, когда улетать. Помнишь, осенью мы видели с тобой на озере, как они готовились к отлету, силы накапливали?
— Гоголи?
— Не только гоголи. Уток там всяких было много: свиязи, трескунки, широконоски…
— А почему их трескунками назвали? — спросил Тим.
— Голос у них трескучий, особенно у селезня. Трек, трек! А широконоска, будто ангиной переболела, совсем охрипла: кр-уок, у-ок, кр-руок!
Тим улыбнулся, глядя на брата. Здорово он умеет подражать птицам. Если не знать, что это он, так и поверить можно — птицы кричат, трескунки или широконоски.
Часам к двенадцати управились, поставили последнюю дуплянку и поехали обратно. Солнце поднялось высоко и начало пригревать. Снег подтаял, размяк и шуршал под полозьями саней. Тим лежал на мягком сене, блаженно прижмурив глаза, и дорога казалась ему бесконечно длинной, куда хочешь можно по ней уехать — хоть на север, хоть на юг. Размечтался Тим и решил про себя, что лучше, конечно, на юг ехать, на юге всегда солнце, тепло. Не успел он так подумать, как вдруг шуршанье оборвалось, лошадь остановилась.
И Тим услышал чей-то густой, надтреснуто-хрипловатый голос:
— Привет лесному начальству!
Тим приподнял голову и увидел краснолицего, толстомордого парня с как попало расставленными глазами, отчего один из них косил куда-то влево, а другой вправо, с кое-как пришлепнутым и слегка сплюснутым носом, толстыми губами и несоразмерно огромным, тяжелым подбородком. На голове парня была пушистая ондатровая шапка, был он в черном полушубке нараспашку, в валенках, с чуть ли не наполовину загнутыми голенищами, шерстяные перчатки торчали из карманов. Жарко ему, видать, было. И весело отчего-то. Улыбался парень, широко растягивая губы, и глаза его разбегались при этом в разные стороны.
— Привет, говорю, нaчaльcтвy! — повторил он.
— А-а, Половинкин, — сказал Андрей. — Привет, привет. Как поживаешь?
— Не жалуемся, — и подмигнул Тиму. — Помощника завел?
Андрей слез с саней и подошел к Половинкину, и оказалось, что он чуть даже повыше его, только плечи у Половинкина пошире да подбородок потолще, да кулаки, пожалуй, поувесистей. Но это ничего еще не значит.
— Давненько я тебя не видел, — сказал Андрей.
— Соскучился? — глаза у Половинкина нахально поблескивали. Странно как-то они разговаривали, непонятно.
— Ну, скучать-то мне некогда, — сказал Андрей. — Но поговорить с тобой давно собираюсь. Говорят, ты лыжню за кордоном проложил?
— Кто это говорит? — насторожился Половинкин и перестал улыбаться. — Кто говорит-то? Какую лыжню? Ничего не знаю. Впервые слышу.
Что это ты меня об этом спрашиваешь? Что я тебе, контрразведчик какой, что ли, контрразведчик я тебе, да? — повторил он. — Если лыжня за кордоном, лесника спрашивай, он там живет. А я при чем тут?
— А ты ни при чем, — сказал Андрей, усмехнувшись, и похлопал Половинкина по плечу, как будто лучшего своего дружка-приятеля, хотя Тим сразу понял: никакие они не друзья и не приятели, а совсем даже наоборот. И потому с первой минуты возненавидел этого парня. — Ты ни при чем, — сказал Андрей, — но я тебе советую лыжню прокладывать где-нибудь подальше от заказника.
— А ты меня не пугай, не пугай. Понял? — вздыбился Половинкин. — Я где хочу, там и буду лыжню торить. Я, понимаешь, может, тренируюсь для всесоюзных соревнований, а ты мне тут будешь указывать…
— Ну, ну, чемпионам решил стать? По какому виду?
— А я, может, по всем видам. И не твое это дело. Понял?
— Ладно, Половинкин, тренируйся, только о разговоре нашем не забывай. Чемпион… — покачал головой Андрей, садясь в сани и трогая Орлика. Сани опять зашуршали по размякшему, подтаявшему снегу.
А Половинкин остался позади и некоторое время стоял неподвижно, как столб, и зло смотрел им вслед. Потом сплюнул и выругался.
— Глухарь несчастный! — крикнул он вдогонку. И пошел быстро в противоположную от них сторону, полы его полушубка отлетали, взмахивались, будто крылья какой-нибудь птицы. И даже со спины было видно, какой он злой, этот Половинкин.
— Ишь, герой, — задумчиво проговорил Андрей.
— Не бойся его, — сказал Тим. — Пусть только попробует, мы ему…
Андрей засмеялся и обнял Тима за плечи.
— А я разве боюсь, с чего ты взял, что я боюсь? Волков бояться — в лес не ходить. Так ведь? А нам с тобой нельзя не ходить в лес. Если мы не будем ходить, то кто же станет охранять наших друзей, лесных жителей — косуль и маленьких зайчишек, белок, лосей?.. Лоси хоть и большие, а в защите тоже нуждаются. Знаешь, что этот Половинкин прошлой весной удумал? — спросил он вдруг. — Утки отложили яйца и уже сидели на гнездах. А когда они сидят на гнез-дах, они словно глохнут и подпускают совсем близко. Вот он и повадился к озеру, этот Половинкин, и убивал птиц не то, чтобы на взлете, а прямо в гнездах. Представляешь, убьет утку, а в гнезде останется целый десяток недопаренных яиц. Вот сколько сразу гибнет утят! Разве это дело?
— Не дело, — согласился Тим. — Посадить его надо за это, чтобы знал.
— Оштрафовали его, — сказал Андрей. — Предупредили строго. А он, видишь, не унимается. Вот и выходит: земля — это наш общий дом, потому что все люди живут на земле, и свой же дом мы грабим и разрушаем. Земля, конечно, богата, очень богата, но если не охранять ее богатства, так скоро от них ничего не останется.
Представь-ка себе на минуту: нет на земле лесов, а раз нет лесов, значит, и рек, озер тоже нет, исчезли травы, хлеба, цветы, нет птиц, животных, зверей… Смогут люди жить на такой земле?
— Нет, — качнул головой Тим, — не смогут.
— Так-то, брат, — сказал Андрей. — Если мы научимся быть добрыми и бережливыми хозяевами в своем доме, на своей земле, так и земля наша останется доброй и богатой… А значит, и людям будет хорошо на ней жить: Это надо всегда помнить. Всегда!
— Я буду помнить, — поспешно отозвался Тим, будто клятву произнес, — всегда буду помнить. Вот увидишь! И тебе буду помогать. Мы вместе будем охранять… Ладно? Пусть попробует Половинкин, пусть только попробует!.. — искренне и горячо говорил Тим. Очень уж ему хотелось, чтобы все было хорошо на земле, чтобы не случилось так, как говорил брат: ни лесов на ней, ни рек, ни людей… Ничего! — Мы будем вместе охранять, — твердо и решительно повторил он, глядя прямо в лицо Андрею.
