чуть выше моего плеча. Предполагаю, примерно там виднеется лицо её парня.
— Блть. Сколько ты хочешь?
Удивленно приподняв брови, оборачиваюсь. Парень хлопает себя по карманам и достаёт на свет толстую пачку денег. Свернутые вдвое пятитысячные купюры, стянутые тонкой зелёной резинкой.
— Вот так бы сразу.
Несколько минут торгуемся. Бритоголовый, оказывается, жмот и с трудом уступает мне лишнюю тысячу за моральный ущерб.
Расходимся.
Парень садится в миник за руль и посылает мне убийственный взгляд через лобовое стекло. Я только что его поимела.
Его сладкая блондинка прыгает рядом, продолжая умываться слезами, просит прощения и рассыпается благодарностями. Хватает его за щёки и, повернув к себе, набрасывается с поцелуями. Одна её рука соскальзывает на мужскую грудь и ползёт ниже, к паху.
Боже мой…
Средь бела дня.
Постыдились бы.
— Какая мерзость, — бормочу, поворачивая голову к замолкшей Тае. — Ты тут как? Жива? Чего притихла?
— Ты с ума сошла? — выдыхает подруга, продолжая таращиться в окно на рядом стоящую машину и сосущуюся парочку.
В животе неприятно тянет.
Меня сейчас вырвет.
— Вполне вменяема. У меня даже справка из психушки есть. Выдали, когда на права сдавала. А что такое?
Тая тяжело вздыхает и заправляет за уши волосы.
— Это же Матвей Громов. Ты совсем по сторонам не смотришь? В каком мире ты живешь?
— В том, где плохих парней всегда наказывают, — усмехаюсь, имя в виду свои сериалы. — Это ты про него говорила? Он новенький? К нему на вечеринку мы идём?
— Серьёзно? Это Матвей…
— Громов, ага, я услышала. И что с того? Он что-то типа суперзвезды?
— Помнишь историю, как в том году вертолёт на окраине города упал? Три человека погибло, один выжил.
— Помню. Папа оперировал выжившего. Вроде его отправили на восстановление в Германию. Но там прогноз был так себе. Это он? Я что, обобрала инвалида? Нужно было предупреждать!
На мгновение мне становится стыдно. И я даже подумываю выбраться из машины и всунуть деньги обратно этому Громову. Но Тая отрицательно машет головой и судорожно вжимается в кресло, когда рядом раздается визг шин.
“Мини Купер” срывается с места. Задумчиво смотрю ему вслед. Задние фары несколько раз раздражающе мигают.
Позёр.
— Это был его отец. Матвей учился с нами в универе, вылетел летом. Не помнишь его?
— Вообще ни разу…
— Он тогда иначе выглядел, — продолжает делиться Тая. — Связался с дрянной компанией, говорят, спускает отцовский капитал в унитаз. Наркотики, выпивка, гонки и девочки. Творит, что хочет. От таких нужно держаться подальше. Я вообще думаю: вдруг эти купюры, ну те, что он тебе дал, меченые? И он специально дал. Ты решишь ими расплатиться, и тебя повяжут, как соучастницу.
— С чего бы?
— Ты с ним так разговаривала… У него девицы по струнке ходят! Я его боюсь. Как посмотрит, внутри всё сжимается. Я пыталась тебя предупредить. Даже смс написала.
— Телефон в сумке лежит, — произношу задумчиво, переваривая нужную информацию.
И отмахиваюсь от неё, как от назойливой мухи. Деньги на починку машины у меня есть. Осмотрев купюры в луче света, убираю их в карман.
— Смешная ты, Тайка, — успокаиваю нервно кусающую губы подругу. — Не верь всему, о чём болтают в женских туалетах на длинных переменах. Думаю, мы ещё нескоро встретим этого Громова. Из универа он вылетел, с плохой компанией связался. Где же нам пересекаться? Думай лучше, что наденешь на вечеринку новенького. И не переживай.
Глава 3
Матвей
Звук стандартной мелодии мобильника врывается в мой беспокойный сон подобно отбойному молотку.
Мля…
Только вырубился. Повидаться со стариной Морфеем в последнее время без колес удается нечасто. И такой облом.
Перекатившись на бок и прищурив один глаз, шарю рукой под кроватью. Именно оттуда раздаётся раздражающий, насилующий перепонки перезвон.
«Клим».
Мать проще игнорировать, чем этого козла.
— Чё надо? — спрашиваю сипло.
— Спишь, принцесса?
Мычу, перекатываясь обратно на спину. Обвожу взглядом пространство перед собой. Хата не моя. Шторы на окне плотные, утренний свет ни хера не пропускают. Или уже далеко не утро?
— Проспись и пой, — нараспев проговаривает Клим, явно веселясь. На заднем фоне у него грохочет музыка. — Дашь телефон бабы, которая тебя так укатала?
— Заткнись. Сколько времени?
— Ты чё, в пространственно-временном континууме затерялся? Я точно хочу познакомиться с этой красоткой. Или их там две? Три дня от тебя вестей не было. Думал, ты уже сдох. Мать твоя звонила.
Лучше б сдох.
— И ты чё?
— Сказал, ты у меня. Должен будешь, — посерьёзневшим тоном говорит Клим. — Ты в порядке?
Нет.
— Да.
— Отлично. Тогда жду. Адрес напомнить?
— Склерозом не страдаю.
— Похвально.
Скидываю звонок и несколько секунд пялю в потолок.
Клим Ледовский по прозвищу Айс считается моим лучшим другом класса с пятого. С тех пор как мы начистили друг другу рожи из-за какой-то девчонки с синими бантами, а потом решили, что она этого не стоит.
Последний, самый хреновый год в моей жизни Клим в городе отсутствовал. Ездил на учебу в Америку, в какую-то физико-ядерную школу. Повышал свой скилл, уровень английского и, судя по его пиздобольным рассказам, трахал баб всех национальностей и возрастов.
Безостановочно.
Знал бы его папаша мэр, что за скилл повышал его сын.
Айс вернулся на той неделе. По этому поводу в пятницу на ушах будет стоять весь город и его новоиспеченный универ. И я, мать вашу, не планирую это пропускать.
— Привет.
Выхватив в фокус дверной проём, слежу, как Оксана, переступая порог, на ходу расстёгивает чёрную блузку. Её задница и бёдра, упакованные в тесную юбку-карандаш, призывно виляют.
— Ты долго спал, я уже забеспокоилась.
— Не стоило.
Склонив голову набок, наблюдаю, как она полностью обнажается, не стесняясь своего идеального тела. Опускает трепещущие ресницы и быстро облизывает губы, посматривая через плечо.
— Не поможешь?
Не шевелюсь, до сих пор пытаясь унять звон в ушах. Который появился там благодаря её куриным мозгам, а не звонку Клима.
Оксана насколько красива, настолько же и безмозгла. Права ей богатый папаша купил вместе с машиной. Куда она вчера смотрела, когда везла нас к себе, забрав меня с вокзала, так и не смогла ответить. Я сам не видел, как синяя развалюха появилась перед нами. Естественно, мы впечатались. И я, сука, не был пристёгнут.
