ума заводит меня больше, чем всё остальное.
Матвей широко улыбается и неожиданно кладёт руку мне на талию, собираясь притянуть вплотную к себе.
Напрягаюсь каждой клеточкой тела.
— Показать тебе квартиру? Познакомимся поближе.
— В твоих мечтах, возможно, — говорю я.
В следующую секунду джин-тоник прозрачными каплями стекает по уже менее самодовольному лицу Громова. А я, довольно улыбнувшись, выкручиваюсь из его ослабевшей хватки.
— Стерва… — шипит Матвей, слизывая с губ мой любимый напиток.
Его глаза опасно вспыхивают, когда я, вскинув ладонь, демонстрирую ему средний палец.
— Приятно познакомиться.
Громов встряхивает головой, проводит рукой по лицу и короткому ежику волос. Хищно оскаливается и напирает, стремительно двигаясь вперёд. Хватает меня за ворот толстовки и резко дёргает на себя.
Я даже не успеваю испугаться, опять оказываясь притянутой к носу Матвея. Только на этот раз он не распыляется, пытаясь меня очаровать, а просто встряхивает как тряпичную куклу.
Бесить парней у меня в крови. Всё детство, проведённое рядом с братьями, я только и делала, что училась выводить их из себя. А это было сложно, потому что, в отличие от меня, они пошли в наших интеллигентных родителей.
Сейчас, видя, как дёргается у Матвея щека, а расширенные зрачки скользят взглядом по моему лицу, понимаю: я достигла высшей точки мастерства. Становится немного страшно, потому как я совсем не в курсе, что творится в его бритой башке.
Цепляюсь пальцами за мужскую руку, впиваясь в его кожу ногтями. Зло смотрим друг на друга. О взаимном притяжении уже не может быть и речи. Разбилось на тысячу осколков о непомерное эго Матвея, которое я посмела задеть, плеснув в него коктейлем.
— И что ты сделаешь? — спрашиваю тихо, отклоняя голову назад.
— Да вот думаю, — издевательски растягивая слова, произносит Громов. — Свернуть шею, чтобы больше никогда не встречать тебя, или засосать, чтобы больше не выпендривалась?
— Умереть или прикоснуться к твоему языку? — кривлю губы в отвращении. — По-моему, ответ очевиден.
— Проверим?
Матвей опускает мокрые ресницы и смотрит на мой рот. Пытаюсь увеличить расстояние между нами. Наши дыхания перемешиваются.
Он не посмеет…
Воздух снова электризуется и потрескивает. Я вообще словно глохну и слепну. Ничего, кроме Матвея, не вижу и не слышу.
Сердце отбойным молотком колотится о рёбра. Внутренности холодеют. Что, если правда поцелует? Прижмётся губами, укусит, лизнёт? Заставит ему ответить?
На нас пялится добрая половина бомонда университета. И если Громов уже успел оттуда вылететь, то я всё ещё продолжаю учиться и планирую закончить именно этот вуз. Сомнительные слава и популярность мне не нужны. Я люблю свою тихую, необщественную жизнь. Свет софитов нужен Тае, а не мне.
Мне нужна лопата, чтобы сначала двинуть ей Мота по затылку, а потом прикопать его же в лесочке.
— Только попробуй сделать это… — Горло пересохло, а грудь сдавило оковами.
Меня топит паникой с головы до ног. Колени вдруг становятся мягкими и подрагивают.
Не помню, когда последний раз нормально целовалась.
Кажется, это было ещё в школьном лагере. Мне было четырнадцать, Диме — шестнадцать, и он был из другого отряда. Мы удрали с дискотеки и обменивались слюной под трибунами, стоящими на футбольном поле. Он мне действительно понравился, но не настолько, чтобы позволить стащить с себя кофту с бельём. Когда я не дала ему это сделать, он слился и перестал со мной здороваться.
Через пару дней Дима растрепал всему лагерю, что я сама попросила его подержать себя за грудь и залезла к нему в шорты, а он меня прогнал. Ходил с важным видом, улюлюкал и подмигивал, называя ненасытной нимфоманкой. Его друзья смеялись и просили задрать майку каждый раз, когда я проходила мимо. Девчонки презрительно фыркали и шептались, косо поглядывая. С тех пор ни один парень ко мне не прикасался.
Я возвела вокруг себя каменную стену, вырыла огромный ров и запустила туда пираний. Надёжно спрятала свои гордость и сердце. Так мне казалось.
А теперь всё это с легкой руки Матвея может рухнуть к моим ногам, обнажая девственную душу.
Я не могу допустить этого поцелуя. И отвернуться тоже не могу.
— Люблю, когда мне бросают вызов, Ле-ра.
Неожиданно Матвей улыбается, не как обычно — усмехаясь в оскале, а открыто и по-настоящему. Не пойму, что его так развеселило? Мой отказ с ним поцеловаться? Страх в моих глазах? Или ещё что-то?
— Эй ты, больной! Отпусти её! — Пытается влезть, между нами, Тая.
Подруга смело, до треска ткани, дёргает за футболку парня, удерживающего меня. Толкает его в плечо и бьёт небольшими кулачками.
Шум вокруг обрушивается как холодная вода.
Громов поворачивает к ней голову и заторможенно моргает. Словно тоже потерялся в пространстве и забыл, где и рядом с кем находится.
— Пусти.
— Да пожалуйста, — с деланым равнодушием бросает Матвей.
Одновременно дёргаемся и отскакиваем друг от друга в разные стороны.
Матвей отворачивается к бару и хватает несколько шотов с текилой. Опрокидывает их в себя быстрее, чем я успеваю моргнуть.
— Ты как? Он не сделал тебе больно? — обеспокоенно тараторит Тая, ощупывая и рассматривая меня со всех сторон.
Пытаюсь сконцентрировать своё внимание на ней, а взгляд так и сползает на фигуру в тёмной футболке. Его плечи чуть приподняты и выдают напряжение. Матвей проводит рукой по ёжику на затылке и поворачивается к подошедшему другу.
Тая смотрит в их сторону и отрывисто вдыхает.
— Нет.
— Что нет?
— Он не сделал мне больно. Всё в порядке. Я в порядке.
— Напугал? Я же говорила — он псих! Чего ты вздумала его бесить? — говорит, понижая голос, опасливо косится в сторону Громова.
— Само как-то вышло, — нехотя отвечаю.
Обхватываю руками плечи, чувствуя холод, и киваю в сторону дверного проёма:
— Давай уйдём.
— Савва уже приехал? — интересуется Тая, имея в виду моего брата, обещавшего нас забрать.
— Понятия не имею. Просто хочу уйти.
— Ладно. Я с тобой.
Протискиваясь сквозь сборище толкающихся людей в сторону выхода, чувствую на себе чужой тяжёлый взгляд. Приказываю себе не оборачиваться, а просто идти.
Несмотря на то, что Громов больше не учится в нашем универе, и мы в принципе не имеем никаких общих точек пересечения, я вдруг понимаю это не помешает нам встретится еще раз. А потом еще раз. И еще…
Глава 5
— Братец написал, что будет через пять
