— Ты очень красивая, — произносит он тихо, словно доверяет мне секрет. Я улыбаюсь и протягиваю руку, дотрагиваясь до его щеки, покрытой щетиной. Он не из тех мужчин, что бреются каждый день. Его лицо всегда украшает щетина. Для того чтобы побриться Джеку нужен серьёзный повод. Провожу рукой по его щеке, подбородку, осторожно провожу пальцем по нижней губе, и глаза Джека закрываются. Он улыбается и чуть ли не мурлычет, как кот. Я подтягиваюсь к нему выше и нежно касаюсь губами его губ. Сначала он немного напрягается, но потом обхватывает меня за талию, и я оказываюсь лежащей на нём. Его руки нежно гладят моё тело, а губы в плавном танце дарят мне незабываемые ощущения. Я чувствую, как его плоть начинает твердеть, приходя в боевую готовность. Делаю небольшое движение, скользя по его члену и слышу, как из горла Джека вырывается рык. Его руки крепко вонзаются в мои бёдра, а поцелуй становится жёстче. Язык вторгается в мой рот, зубы кусают губы, что заводит меня ещё сильней. На мне лишь шёлковая комбинация без трусиков. А Джек лежит в одних чёрных боксерах. От этого можно легко избавиться, но мы не торопимся. Мы упиваемся нарастающей страстью, словно пробуя изысканное вино на вкус.
Руки Хастлера забираются под мою комбинацию, двигаясь по позвоночнику и в итоге ложась на мои ягодицы. Я издаю довольный стон, когда он сжимает мою попу, и нечаянно сильно прикусываю его губу. Чувствую металлический вкус крови и разрываю поцелуй.
— Если ты так голодна, тебе нужно просто сказать, и я тебя накормлю, — весело произносит Джек, глядя на меня. В его тёмных глазах пляшут чёртики в заводном танце. Никогда я не видела, чтобы в его практически чёрных глазах было столько света.
— Если честно, то я вовсе не против позавтракать. Я просто умираю с голода.
— Я тоже, так что слазь с меня немедленно, пока я не перекусил тобой, — с хищной улыбкой он смотрит на меня, а потом в шутку кусает за шею. Щетина колет и щекочет кожу, от чего я начинаю хохотать. А Джек, довольный своей выходкой принимается меня щекотать. Из глаз бегут слёзы от истеричного смеха, пока я пытаюсь отбиться от пытливых рук Хастлера. А в следующий миг мы оба сваливаемся с дивана, прямо на пол. Джек падает на меня, наваливаясь всем своим мускулистым телом. По спине проносится волна боли, но я игнорирую её, продолжая смеяться. Джек приподнимается на руках и серьёзно смотрит мне в глаза, отчего у меня в горле встаёт ком и смех отключается, как по команде. Осторожно он убирает прядь волос с моего лба, продолжая сверлить взглядом. Я лежу под ним, явно чувствуя его возбуждение между своих бёдер. Моё сердце внезапно оказывается где-то в животе, колотясь с такой силой, что я боюсь, как бы оно не выскочило.
— Маккензи Джонс, кажется, я в тебя влюблён, — произносит он тихо и вкрадчиво, на последнем слове его голос ломается и становится хриплым. Каждое, произнесённое им слово лишь сильней заставляет понять, как сильно я люблю этого дурака. Сглатываю и чувствую, как глаза начинает жечь. Немного отталкиваю его, и он послушно отступает, садясь на пол. Он, не отрываясь, смотрит на меня, ожидая ответа. Но я не могу вымолвить и слова. Кажется, ещё немного и я разревусь. Не знаю что со мной такое. Встаю на ноги и иду на кухню.
— Я приготовлю завтрак — говорю я, стараясь звучать, как можно беззаботней. Подхожу к холодильнику и достаю яйца, молоко и бекон. Действую механически, как робот, стараясь игнорировать громкий грохот собственного сердца. Взгляд Джека прожигает во мне дыру. Я не смотрю на него, но знаю, что он всё ещё сидит на полу. И наверняка очень злится на меня за то, что я ничего не сказала на его заявление. Но я так боюсь доверить ему своё глупое сердце. Однажды, я уже прошла через адскую яму, которую сама же для себя и выкопала. Что если для него это всё игра? Добиться меня снова, чтобы потом бросить. Кто знает, скольким ещё девушкам он говорил эти слова, а после смеялся над их глупостью.
Разбиваю яйца в миску и начинаю смешивать их с молоком, когда чувствую рядом какое-то движение. Тихие шаги босыми ногами приближаются ко мне. А стоит мне поднять глаза, как я встречаюсь с сердитым взглядом Джека. Он снова хмурится, и отчего морщинки снова возвращаются на его лоб. В чёрных глазах бушует такой ураган, что мне становится страшно. Он обхватывает меня за талию, больно впиваясь в кожу, но я не издаю ни звука. У него есть все основания так себя вести. Джек усаживает меня на стол, а сам встаёт между моих бёдер. Его горячие руки ложатся на моё лицо, заставляя смотреть только на него.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты мне не веришь, ведь так? — практически рычит он. — Не веришь, что такой, как я способен любить?
Я молчу, лишь киваю головой в знак протеста.
— Скажи это, Кензи. Скажи, чего ты боишься? Ведь я чувствую, что ты тоже меня любишь. Я не могу в этом ошибаться. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо.
— Я не знаю. Я… я, — чёрт, впервые в жизни я мямлю, как идиотка не находя подходящих слов.
— Я не специалист во всей этой любовной хрени, — он качает головой и хватает мою руку, прикладывая её к своей груди, туда, где бьётся его сердце. — Я просто знаю, что когда нахожусь рядом с тобой, то моё сердце оживает. Ты всегда была рядом. Ты одна из немногих, кто не поставил на мне крест. Мне всегда было холодно, я замерзал, пытаясь согреться с помощью всех тех одноразовых девок, но они не сравнятся с тобой. Они были мокрыми спичками, а ты большое и пылающее пламя, которое, наконец, согрело мою ледяную душу. Кензи, я просто прошу тебя о капле веры в меня, в нас. Знаю, я один раз уже напортачил, но ты же знаешь какой я идиот.
— Ты не идиот, — произношу я. — Мы с тобой та ещё парочка. Но ты прав, я люблю тебя. Я отдала тебе своё сердце ещё тогда, год назад. И поверь, мне тогда было очень больно. Весь год в Париже я пыталась забыть тебя и то, что мы сделали. Я встречалась с мужчинами, надеясь, что с ними смогу стереть тебя из памяти. Я говорю это тебе сейчас не чтобы обидеть или сказать какой ты плохой. Просто хочу, чтобы ты понял, что я доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть. Я открываю тебе свою душу, обнажая все уязвимые места. Не делай так, чтобы я пожалела об этом. Пожалуйста.
Я замолкаю и чувствую, как по щеке всё же сбегает одинокая слеза. Хочу её стереть, но Джек успевает раньше и стирает её большим пальцем, а после прижимается к моим губам в нежном поцелуе. Его губы мягкие и горячие плавно движутся напротив моих. И наверно в этот момент он полностью забирает моё сердце. Если он и в этот раз его разобьёт, вряд ли я смогу снова собрать себя в единое целое. Я рискую. Но любовь — это всегда большой риск. А кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
Нас прерывает звонок моего сотового. Я неохотно отпускаю Джека, но он смотрит на меня умоляющим взглядом.
— Не отвечай, давай проведём этот день наедине, без сотовых, — тихо произносит он, наклоняясь и целуя меня за ушком, спускаясь поцелуями по моей шее.
Я уже готова ему отказать, но сотовый продолжает звонить, и я сдаюсь.
— Подожди немного, — говорю я, целуя его в щёку и спрыгивая со стола. Телефон лежит в гостиной на столе, поэтому я спешу туда. — Это моя мама, — говорю я, глядя на экран и принимаю звонок. Джек подходит ко мне и обнимает за талию, прижимая спиной к своей груди.
— Привет, мам, — говорю я, стараясь игнорировать поцелуи Джека на своей шее.
— Привет, дорогая. Ты же не забыла о том, что обещала приехать на выходные? — спрашивает она, на заднем фоне слышен какой-то шум и музыка.
— Конечно, не забыла. Приеду, завтра с утра, — Джек нежно водит руками по моему животу сквозь шёлковую ткань ночнушки. Это действие заставляет меня хихикнуть, и я прикрываю рот, надеясь, что мама не услышала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Хорошо, я сейчас как раз в магазине. Устроим грандиозный ужин, — мама прерывается, после чего я слышу её приглушённый голос, — да, мне пожалуйста вот этих баклажанов и выберите посвежей.
— Мама, не нужно готовить слишком много. Боже, ты как всегда всё преувеличиваешь, — качаю головой и слышу, как Джек за спиной тихонько посмеивается.
