Есть! «Коробочка» этого лотоса весьма своеобразна. Там, где должны быть семена-орешки, под слоем зелёного силикона, мерцают кнопочки с цифрами.
Код! Здесь должен быть код!
Теперь осталось подобрать комбинацию. Но беда — что девять натуральных чисел дают огромное количество вариантов. И провозиться с ними можно ни одну жизнь.
Как же понять, какой код?
— Усложним задачу, — продолжает развлекаться хозяин. Нажимает какую-то кнопку и перед Аристархом вырастает постамент, на котором лежит… серебряный арбалет. — Ну что, маленький Арис, не пора ли вспомнить детское увлечение? Ты же хочешь ещё раз услышать, как поёт арбалетный болт?
Муж тянется к оружию, гладит чуткими пальцами, улыбается…
— Ты, наверное, не знала, Ника, но твой благоверный был чемпионом среди юниоров страны! Едва-едва не попал в лигу чемпионов Европы. Помешала одна досадная случайность, да, маленький Арис?
Тот кивает и произносит на автомате:
— Глупость, блажь, нелепость.
— Расскажешь? — ухмыляется эта тварь.
— И покажу, — Аристарх берёт оружие и вкладывает в него толстую короткую стрелу. Взводит рычаг, натягивает тетиву и принимает нужную стойку.
Взгляд становится ледяным и острым.
В прицеле — я.
— Нужно было стрелять по живым мишеням. Не знаю, кто это придумал. Я был ребёнком и не вникал. Нас привезли, раздали арбалеты и сказали стрелять… Там были маленькие волчата, несмышлёныши ещё, весёлые, как обычные щенки. Я не смог. Бросил всё, устроил скандал, в драку полез. Так моя спортивная карьера и прервалась.
Дрожу, буквально ощущая, как арбалетный болт вспорет кожу, пронзит мышцы…
Нет, Аристарх, нет!
— Я никогда не мог стрелять в живое. Не люблю причинять боль. Но… — он зло хмыкает… — всегда мечтал попробовать… особенно, когда передо мной такое искушение.
Он резко позицию, но перед тем, как отвернуться, подмигивает мне. Осознанно и дерзко.
Наш повелитель «лотоса» срывается и мчится к двери, сообразив, что сейчас произойдёт.
Но он не может двигаться быстрее арбалетного болта. Тот острым жалом впивается в спину мастера…
Раздаётся крик. Хозяин лесного дома падает лицом вперёд.
«Лотос» гаснет и будто замирает.
А здание сотрясает мощный взрыв…
Аристарх
Рано, Сева, рано!
И круто. По ходу, ракетами гасит. Значит, спровоцировали. Мы ждали и готовились. Теперь это дело Темникова и Драгина. Они лучше знают, что делать.
А моё дело выводить отсюда Нику.
Перекидываю через плечо арбалет, хапаю кивер с двумя десятками болтов — пригодится. Мы ж на войне, в конце концов. Тут с голыми руками нельзя.
Подхожу к Нике. Сгребаю сахарную в охапку. Она ещё вся дрожит, трясётся, плачет.
Наклоняюсь и осторожно целую зарёванные глаза, солёные щёки, распухшие от слёз губки.
Маленькая.
Как держалась!
Не истерила, не паниковала, слезинки не проронила. Ещё и где-то силёнки находила меня поддерживать, ободрять, успокаивать.
Уж не знаю, чем я такое чудо заслужил. Но сердце заходится от благодарности, нежности, восторга.
Приподнимаю личико за подборок, смотрю в глаза — сейчас, омытые слезами, они — словно чистейшие изумруды, сверкают, переливаются, поблёскивают.
— Люблю тебя, — говорю, и на душе становится легко. Потому что правильно. Потому что давно надо было. Потому что только теперь ощущаю себя цельным, завершённым, состоявшимся. — Очень люблю. Навсегда.
Она обнимает меня за пояс, утыкается в грудь и ревёт.
Глупышка.
Сердце рвёт мне своими слезами.
— Сахарок, — выдыхаю в рыжую копну, — надо идти.
Она вскидывает голову, кивает, смешно, кулачками вытирает слёзы. Полна решимости, готова к действиям.
Обожаемая. Сладкая. Единственная девочка.
Сжимаю ладошку, и мы устремляемся прочь из этой проклятой комнаты, из этого места.
Когда проходим мимо мастера, он пытается схватить Нику за ногу. Очухался, недобиток. Но прежде, чем я успеваю сориентироваться — Ника заряжает ему каблуком. Великий мститель заходится в вое, а мы вскакиваем в коридор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты страшная женщина! — говорю, а самого распирает от гордости и восхищения.
Моя. Лучшая на земле.
Никуша кровожадно усмехается:
— Вот знай и бойся.
— Не могу, — расплываюсь в маньяческой ухмылке, — грозные рыжие боевые котята — мой фетиш.
Навстречу нам, из-за поворота, выскакивают Темников и Драгин.
Сева машет в сторону:
— Идите туда, там чисто.
Ну, ещё бы — там, где прошли эти двое, грязно быть не может.
— А вы?
— А мы — цветочки собирать, — многозначительно улыбается Драгин и подмигивает Нике. Моя девочка мучительно краснеет и прячет глаза.
Скрываю её в кольце рук.
Кидаю сухо:
— Удачных сборов.
Не хочу, чтобы мою чистую касались прежние тёмные и дурные воспоминания. Ей хватит на сегодня.
Парни — с ними ещё пяток до зубов вооружённых бойцов — проносятся мимо. А мы с Никой бежим к выходу.
Дом этот Сева знатно потрепал, но тот ещё держится. Хотя где идут трещинами перекрытия, проседают балки, сыплется штукатурка.
Замечаю, что Ника слегка испуганно оглядывается по сторонам. Видимо, опасаясь, чтобы нас не прибило ненароком каким-нибудь особенно лихим кирпичом.
Надо отвлечь.
— Тебе интересно, почему «лотос» не сработал?
Она мотает головой, но всё-таки поясняет:
— Было, пока я не увидела Драгина и Темникова. «Цветок» — всего лишь излучатель. Значит, его можно глушить, как глушат, например, сотовую связь. Это же не фантастика в наши дни. Нам в академии рассказывали о подобных технологиях.
— Бинго, Сахарок, — я даже чуть уязвлён её сообразительностью. — Но было что-то ещё.
— Ещё?
— Да, — говорю так таинственно, как позволяет обстановка. — Воздействие на мозг можно оказать, только если мозг открыт и не занят чем-то более важным. — Притягиваю к себе и, наклонившись, выдыхаю в волосы: — Я вспоминал нашу брачную ночь. Мгновенье за мгновеньем. Твою отзывчивость, твои стоны, то, как ты сладко выгибаешься. Раз за разом. Словно видео на реверсе. У цветочка не было и шанса.
Ника краснеет и улыбается.
Вот и хорошо, пусть знает, что я под завязку полон ею. Что я дышу, живу, передвигаюсь вообще лишь потому, что она рядом. Что я должен её защитить. Вытащить из этого дерьма.
А потом — залюбить. Долго-долго. Пока не сорвёт голос.
Мы уже почти у двери, за которой нас ждут вертолёт и свобода, когда — словно черти из табакерки — выскакивают эти идиотские адепты. Сколько их? Считать некогда. Болтов у меня всего двадцать пять. Вернее, двадцать четыре — один застрял в мастере.
Отталкиваю Нику в ближайшую нишу, закрываю собой. Вкладываю первый болт.
Ну, что ребята, потанцуем!
Обожаю это оружие. Его точность. Его мощь. Его музыкальность.
Убивать нельзя. Но арбалетный болт, вонзаясь в тело, и так основательно выносит.
Пятнадцать.
Ещё девять в запасе.
— Идём.
И снова маленькая ладошка ныряет в мою. Осторожно сжимаю тоненькие пальчики…
Бежим, почти несёмся к выходу. Потому что вокруг — форменный ад. Здание вот-вот схлопнется, как карточный домик.
Драгин с Темниковым должны были уйти через другую дверь.
Надеюсь, они знают, что делают.
Наконец, мы выскакиваем во двор.
Оу, уже воцарилась ночь. До вертолёта — метров сто. Скоро будем далеко отсюда.
Но, блядь, не зря говорят: хочешь насмешить бога — расскажи о своих планах.
Потому что бог такой — оба! — а у меня на тебя другой расклад.
Как «поёт» арбалетный болт — я угадаю всегда. Успеваю только оглянуться.
Летит прямо в Нику.
125 метров в секунду — это скорость, с которой несётся смертоносный арбалетный снаряд. Скорость, которая не оставляет времени на размышления. Которая заставляет принимать решение мгновенно.
Единственно верное.
Я кидаюсь навстречу серебряному «жалу». Между Никой и смертью.
