— Пока не знаю, — ответил Дерек и открыл дверь гостиницы, пропуская Анну внутрь. В просторном холле, обшитом темным деревом и украшенном старинными пейзажами, было тепло и уютно. В большом камине весело потрескивали дрова, стойка портье была украшена венком из сосновых веток, перевитых алой лентой. В центре венка горела большая свеча, откуда-то доносилась негромкая музыка. Анне сделалось легко, словно она вернулась домой.
Дерек похлопал ладонью по колокольчику, и вскоре в холле появился портье — широколицый, лысеющий, одетый в толстый вязаный свитер и плотные штаны. В руке он держал большую кружку, от которой поднимался пар.
— О, госпожа Кло! — широко улыбнулся он. — Узнал, узнал вас! А помните, я говорил, что вы обязательно сюда приедете.
— Вот я и приехала, — Анна улыбнулась в ответ и подумала: видел ли он Джона? Дерек протянул листок заказа номера, портье заглянул в него и, кивнув, протянул деревянный бочонок, к которому был прикреплен толстый ключ.
— Ужин через полчаса, — сообщил портье. — Курица с картофелем и овощами, просто, но вкусно.
— Я смотрю, постояльцев немного? — небрежно осведомился Дерек. В шкафчике почти все крючки были заняты ключами. Портье вздохнул.
— Я ждал компанию из Проречья, они всегда приезжают к новому году. Но в Проречье вспышка легочного жабса, регион на карантине. Так что этой зимой у меня посвободнее.
Дерек понимающе кивнул. В холл вышел мальчишка в форменном жилете нараспашку поверх простой рубахи, подхватил их вещи и взбежал по лестнице на второй этаж.
Окна их номера выходили на площадь, и Анна с некоторым облегчением подумала, что в прошлый раз они с Джоном были в соседнем. Разделять с другим мужчиной ту кровать, которая помнила тепло их с Джоном тел, было бы невыносимо. Дерек подошел к окну, расстегивая пальто, Анна устало опустилась в кресло и спросила в пустоту:
— Ну почему я такая дура?
Дерек усмехнулся.
— В чем именно дура? — поинтересовался он. Анна запустила в него перчаткой, не попала.
— Я поражаюсь, как ты вообще меня терпишь, — сказала она. — Отец говорил, что со мной будет трудно. Что только Джон способен меня выносить.
Дерек вопросительно поднял левую бровь.
— Это так звучит завуалированный отказ на мое предложение? Я правильно понимаю?
С улицы донеслась мелодия шарманки — Анна узнала старую песню, “Первый танец Бродерики”, и в душе словно разлился огонь. Она окончательно поняла, что ей нужно на самом деле — просто посмотреть в глаза Джону и проститься с ним по-настоящему. Чтобы никто никого не бросил, а люди просто разошлись в разные стороны и дальше двинулись своими дорогами.
— Это он, — прошептала Анна и поняла, что улыбается, растерянно, наивно и искренне. — Джон здесь.
* * *
Дерек едва не свалился на лестнице и не пересчитал все неровные ступеньки. Вовремя удержался на ногах, сбежал со второго этажа в холл, где портье принимал активное участие в беседе с поваром, и вылетел на улицу. Уже совсем стемнело. Гуляющие с веселым видом болтали, попивали вино с пряностями и сбитень, который торговцы разливали по бумажным стаканчикам из металлических чанов, что носили на спинах. Впереди, возле елки, развернулась ярмарка сувениров: с лотков продавали деревянных птиц, синие и красные варежки и шарфы, варенья и джемы в баночках, оберегающих кукол-скрученок. На каждой двери и каждом фонарном столбе красовались еловые венки, в окнах красовались фонарики и свечи, и снежная зима, озаренная их бесчисленными огоньками, казалась уютной и теплой.
Высокий бородатый шарманщик, одетый в тулуп до щиколоток, крутил ручку своего инструмента, высоко поднятый ворот закрывал его лицо, на руках красовались варежки. Мелодия была легкой, она кружила над поселком, и кто-то даже пританцовывал ей в такт — “Первый танец Бродерики”, старинная мелодия, Дерек узнал ее. Он подошел к шарманщику и негромко спросил:
— Почему же ты не поехал в другое место?
Шарманщик даже не вздрогнул. По-прежнему крутя ручку, он обернулся к Дереку, и его взгляд из-под наклеенных кустистых бровей был веселым и злым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А куда мне еще поехать, кроме места, где я был счастлив? Где я любил и меня любили? Это по-человечески.
По спине мазнуло холодком. Дерек с трудом подавил желание достать ножи и прямо здесь распластать арниэля на ломтики — на глазах у Анны, которая смотрит в окно на прекрасного рыцаря, играющего на лютне, и дракона, что подползал к этому рыцарю.
Сейчас арниэль был для Дерека чем-то запредельным. Чем-то, чего невозможно понять. Он не смел говорить о любви так, словно понимал, что это такое. Он не смел утверждать.
— Ты понятия не имеешь о том, что такое счастье, — отчеканил Дерек. — Ты просто имитируешь то, что видел у людей, но это не приближает тебя к пониманию. Не делает человеком, и никогда не сделает, как бы ты себя в этом ни убеждал.
Джон усмехнулся в накладную бороду. Стайка детей подбежала, бросила несколько монет в коробку, прикрученную к шарманке. Анна смотрела в окно — отсюда Дерек видел ее побелевшее лицо. Она стояла, вцепившись в подоконник, и не сводила глаз с того, что происходило внизу.
Дерек велел ей оставаться внутри. Сказал, что голову снимет, если она выйдет из номера, а Анна уже успела убедиться, что он не бросается словами. Вот и хорошо. Пусть будет внутри.
— Такие, как вы, видят в нас кастрюлю на артефактах, не больше, — с улыбкой сообщил Джон. — Такие, как вы, не понимают, что мы больше не ваши вещи. Не ваши игрушки. Больше нет, и никогда уже не будем. Наш Создатель хотел от нас именно этого.
Дерек запрокинул голову к низкому небу, укутанному тучами. Ему захотелось заорать.
— По-человечески это сбежать в такое место, которое не даст никаких зацепок. Никому, ни единой живой душе, — снисходительно объяснил он. — А не такое, которое вычислит даже слепой и глухой крот. Вы, арниэли, предсказуемы, и в этом ваша беда.
Джон высыпал монетки в карман тулупа — возможно, там лежала серебряная каруна Дерека, которую он получил на набережной. Снова принялся крутить ручку шарманки — вместо веселой плясовой зазвучала меланхоличная прощальная мелодия.
— Это не предсказуемость, — парировал арниэль. — Это желание увидеть любимую женщину еще раз. Вот так, издали, украдкой, но увидеть. И ничем ей не навредить, потому что если я буду рядом, то это ее убьет. А я хочу, чтобы Анна была жива и здорова. Пусть даже вместе с таким, как вы.
По голове проплыли знобящие ледяные волны. Дерек узнал это чувство — иногда оно охватывало его, когда перед ним возникала особо сильная ведьма, и гадину надо было вычистить из мира, потому что она самим своим существованием нарушала его законы. Игрушка из артефактов, пыльцы фей и драконьего бархата не смела рассуждать о любви. Не смела тянуть руки к тому, что принадлежало людям.
— Возможно, — согласился Дерек. — Но ты не предположил еще одну вещь. То, что я тебя убью у нее на глазах.
Нет, он не собирался убивать. Принцу Эвгару нужен был живой Джон А-один, пусть и не совсем невредимый. Метать ножи не стоило, и Дерек просто ударил. Успел увидеть удивленные глаза Джона, а потом его встряхнуло так, что почти лишило сознания. Так всегда бывает, когда тот, в кого ты бросаешь боевое заклинание, стоит слишком близко.
Он бил в висок — кожа и черепная пластина там смялись, словно были сделаны из мягкой глины. Глаза Джона раскрылись так, будто готовы были вывалиться из орбит. Губы раскрылись, и из них донеслось механическое шипение. Арниэль выпустил ручку шарманки, сделал несколько шагов в сторону и рухнул на утоптанный снег.
Только тогда Дерек понял, что его рука сработала не совсем правильно — ее словно что-то толкнуло, и он с досадой понял, что Анна вспомнила о том артефакте, который он дал ей в доме Кастерли. Надо же, она не активировала его, когда на Дерека напали в полицейском департаменте, а теперь вот…
Кто-то вскрикнул. Барышня, которая слушала мелодию шарманки, выронила стаканчик со сбитнем и закричала. Рот наполнился горечью; сплюнув в снег, Дерек нагнулся над упавшим Джоном и принялся паковать его по-полицейски, как особо опасного преступника: на запястья наручники, на голову и ноги дополнительные заклинания, чтоб уж точно не бросился бежать.
