— Прогуляемся, а? — предложил он. — Что-то насиделся, даже затекло все...
Прозвучало немного фальшиво. Будто он немного играет на публику. Придумывает оправдание, почему разговаривать прямо в беседке он не будет. Я даже мысленно представил себе комнату с множеством мониторов, на одном из которых мы с Эмилем сидим в простой деревянной беседке возле здоровенного каменного валуна. И оператор, обнаружив такое дело, крутит ручку громкости, чтобы внимательно послушать, о чем это мы собираемся между делом потрепаться. Камеры в беседке я не заметил, но вообще-то, будем честны, я ее и не искал. Вполне можно воткнуть «стеклянный глаз» в любой из внутренних углов. И замаскировать паутиной. Потому как идеальное место для «прослушки». Какое надо. Уединенное, расслабленное, живописное. Самое то, чтобы выбалывать всякие опасные секреты, любуясь увяданием суровой северной природы.
— Да не вопрос, — сказал я, встал и потянулся. — К озеру спустимся?
Эмиль кивнул и бодрым шагом направился дальше по тропинке, которая длинной дугой огибала крохотный медпункт, потом вливалась в дорожку пошире.
Красиво вокруг было. Как я люблю красиво. Не так, что дух захватывает от величия пейзажа, а по-тихому так. Уютно. Когда красота прячется в каждом сантиметре. В крохотных красных каплях на сером узоре лишайника. В текстурах камня, укутанного в зеленую шубу мха. В переплетении янтарных струй торфяной воды ручья. Всегда забавно. Вода, похожая на пиво.
Мы спустились по пологим каменным ступеням к берегу озера. Корявые корни деревьев вылезали из травяного ковра как паучьи лапы. Вода в озере замерла гладью старого зеркала.
— Не сказал я про того обрыгана, не ссы, — тихо проговорил Эмиль, усаживаясь на округлый валун. — Допетрило, когда кагэбэшник явился, что за рожи ты мне пытался корчить. Они тебя тоже опрашивали?
— Неа, — я помотал головой, присел и потрогал воду. Холодная, в пальцах сразу закололо. — Если честно, я не очень понял, почему нельзя рассказывать. И точно ли нельзя...
Эмиль молчал, а я задумчиво посмотрел на свою плюшку. В общем-то, совсем необязательно вешать всюду камеры наблюдения, чтобы знать, о чем мы говорим. Достаточно просто вшить жучок в этот вот девайс. И тогда будет записано вообще все, что мы скажем.
Может быть, это так и есть. А может мои коллеги уже проверили и выяснили, что плюшки не прослушиваются. Потому что если да, то вся эта конспирация с уклонением от всевидящих очей следящих камер вообще не имела смысла.
— Все сложно, — сказал Эмиль и сцепил пальцы. Его растрепанные рыжие волосы засияли на солнце как золотой нимб над его головой. — Слухи про то, что в «тридцать вторую» кроме нас еще какие-то другие люди забредают, и раньше ходили. Кто-то вроде сталкивался, но ничего конкретного не было. Дальше обсуждений не шло. Кто-то вроде бы видел.
— Что такое «нештатная ситуация Сигма»? — спросил я.
— А кто это сказал? — нахмурился Эмиль.
— Лада, — ответил я. — Когда мы в шлюз вышли.
— Все сложно, — Эмиль сморщил нос. — Блин, как бы тебе объяснить?... Если что, я против этой всей системы! Долго спорил, но оказался в меньшинстве, и мне пришлось подчиниться. И пока другое решение не принято, я веду себя, как мы договорились.
— Ты давай уже к делу, Эмиль, — криво усмехнулся я. — Это какой-то ваш внутренний код, о котором вы договорились, так?
— Да, — Эмиль подобрал сухую веточку и бросил ее в воду. На другой стороне озера тут же пришли в движение уточки и, уверенно рассекая неподвижную воду, двинулись в нашу сторону. — Мы же все под строгим надзором. А наши наблюдатели по большей части не очень хорошо разбираются, что у нас тут происходит. И склонны иногда... как бы это сказать... принимать не очень мудрые решения. Следить за нами в «тридцать второй» никак не получается, так что в наших силах информацию дозировать. Сигма — это то самое появление человека.
— А остальные коды какие? — спросил я. Сигма — это же прямо сильно не первая буква греческого алфавита! Значит этот чертов код состоит из кучи пунктов, которые надо будет запомнить, потому что записывать нельзя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Альфа — это когда кто-то из нас натыкается на опухоль, — сказал Эмиль. — Ты пока не видел, что это. Но увидишь — не перепутаешь. Из земли такой болезненный бугор выступает, как будто кожей обожженной покрытый. У него внутри прячется... всякое... Бета — это когда группа попадает в зеленый туман. Гамма — светящаяся паутина.
— Как-то странно, — нахмурился я. — Мы же вроде «тридцать вторую» исследуем. Ну, в смысле, ученые исследуют, а мы туда ходим, чтобы им материал добыть. А ты говоришь, что мы должны скрывать всякие тамошние явления.
— Я же говорил, что я тоже против! — фыркнул Эмиль. — Но среди нас считается, что если в границу будут ходить безопасники или солдаты, то все сразу станет плохо. Потому что... В общем, было решено все не рассказывать. Мол, не время еще.
— Глупо, — хмыкнул я.
— Согласен, глупо, — Эмиль кивнул. — Но такое уж у нас цеховое правило. Или ты ему следуешь, или ты не жилец...
— Ого, даже так, — присвистул я.
— Это образно, — сдал назад Эмиль. — Оторвешься от коллектива, долго не протянешь.
— А вот чисто гипотетически, — прищурился я. — Допустим, этот вот милейший дядька в сером костюме, как его там?
— Дикон Павлович, — подсказал Эмиль.
— Ну да, Дикон, точно, — я уселся на камень рядом с Эмилем. — Ну так вот, чисто теоретически. Если Дикон узнает, что у вас есть специальный код, согласно которому вы не отвечаете на его вопросы. Что тогда произойдет? Вас, в смысле, нас расстреляют? Или на Соловки сошлют?
Глава 16
... даже вся магия мира не стоит того, чтобы продавать за нее свою совесть.
Себастьян де Кастелл «Творец Заклинаний»
Эмиль посмотрел на меня странно. Как будто я сморозил дичайшую глупость только что.
— Расстреляют... Дикость какая... — проговорил он. — Сейчас не тридцать седьмой, чтобы за такое расстреливали. У вас что там, в Нижнеудинске, какие-то другие правила?
«Вот черт, надо быть осторожнее с тупыми вопросами! — подумал я. — Все-таки не все здесь знают, что я совсем уж новичок». И еще подумал, что надо поговорить с Романом. Состыковать, так сказать, мое представление о мире и местное. Эмиль для такой синхронизации не годится. Слишком простоват.
— Я пошутил, конечно, — отмахнулся я. — Просто никогда раньше мне не случалось иметь дело с КГБ.
— Шуточки у тебя... — скривил губы Эмиль.
— Но я и правда не очень хорошо себе представляю последствия, — развел руками я. — Ведь раз мы сознательно скрываем данные, то это получается... ну, что-то вроде саботажа, разве нет?
— Вот! — энергично кивнул Эмиль. — И я говорил то же самое! Что «тридцать вторая» вовсе не наша собственность. Что на нас возложена определенная задача по ее исследованию. И то, что кроме нас никто туда не ходит, вовсе не делает нас исключительными!
Эмиль на меня не смотрел. Говорил он тихо, но горячо и убежденно. И как будто уже не в первый раз. Потом поднял на меня взгляд.
— Прости, — он поморщился. — Наверное, я не должен на тебя все это вываливать. Голосование решило иначе, и я не имею права...
— Так я же сам начал, — пожал плечами я. — Ладно, пойдем уже в столовую, ты же есть хотел. Лада обещала вечером выдать разъяснения, послушаю другое мнение тоже.
Я хлопнул Эмиля по плечу, и мне на глаза снова попалась плюшка. Нет, ну это самое КГБ был бы совсем уж простачками, если бы не вшил в этот прибор следящее устройство. В этом случае игры младших научных сотрудников в конспирацию становятся совсем уж детскими.
До разъяснений дело вечером так и не дошло. Лада вместе со Стасом укатили в Соловец, а меня взял в оборот Вася-Папай. Потому что несмотря на уже случившийся первый вход в «тридцать вторую», я все еще был зеленым новичком, и меня следовало научить еще массе всего и всякого.
