ТБ: Ах да. Так на что похож Париж? Поверить не могу, что вы говорите со мной оттуда. То есть переписываетесь.
ПД: Париж великолепен. Без моей бывшей подружки он гораздо лучше.
ТБ: Как раз из-за бывших я подумывала изменить название на «Рассекреченные материалы».
ПД: Очень умно.
ТБ: Я зарабатываю на жизнь плохими каламбурами.
ПД: Художник граффити?
ТБ: Пишу рекламу для хлопьев.
Мои пальцы так и порхали по клавиатуре. Иногда встречаются такие люди: изливаешь им душу, едва успев поздороваться. Но теперь мне хотелось знать, как этот Пьер Дюбуа выглядит. И не врет ли он насчет бывшей. Тут меня озарило. Это же Сеть. Говорить можно что угодно. Ну я так и сделала.
ТБ: Как вы выглядите, сколько вам лет, действительно ли вы одиноки и насколько вы искренни?
ПД: Испускаю тяжелый вздох.
ТБ: Ну, бросьте. Если мы хотим продолжать разговор…
ПД: А какой у вас любимый сыр, играете ли вы в настольный теннис и в порядке ли у вас яичники?
ТБ: Пьер, я шокирована.
ПД: Ну ладно. Так что вас волнует?
ТБ: Я никогда не занималась подобными вещами раньше. Вот разговариваю с вами, а вы ведь можете оказаться кем угодно.
ПД: Je suis Pierre Dubois, одинокий белый мужчина, который ищет одинокую белую женщину.
ТБ: Могу я говорить честно?
ПД: А для чего еще нужен Интернет?
ТБ: Не могу отделаться от мысли, что вы толстый, сорокалетний и носите бороду.
ПД: Вы упустили дурной запах изо рта.
ТБ: И?..
ПД: Мои сорок семь детей и карточные долги.
ТБ: У нас в Австралии таких называют крутыми.
ПД: Продолжайте.
ТБ: Вы крутой?
ПД: Крепкий. Как кофе, если хотите.
ТБ: И прикинутый?
ПД: Какой?..
ТБ: Носите носки и сандалии?
ПД: Только когда занимаюсь сексом: —)
Так все и шло. Мы выстукивали вопросы и ответы, словно играли в пинг-понг: щелк, щелк, щелк. Я чувствовала себя как рыбак, которому повезло с первого захода. Это не какой-нибудь снующий по дну пескарь, это достойный улов. Мой собственный улов! Без всякой помощи Умника Билла.
Еще некоторое время мы болтали, и наконец я поерзала в кресле и обнаружила, что моя правая нога, похоже, отошла ко сну. Как и весь мир. Через окно я видела в доме напротив только два светящихся квадратика — это вместо обычных восьми или девяти.
ПД: Как скверно — расставаться именно тогда, когда разговор становится интересным.
ТБ: Но вы расстаетесь.
ПД: Мой обеденный перерыв закончился, мадам. Собственно, он уже час как закончился.
ТБ: Мне знакомо это чувство. А чем вы занимаетесь?
ПД: C'est un mystere, madame (Это тайна, мадам).
ТБ: Подождите! Я должна посмотреть, который час.
Когда я слетела в спальню и схватила будильник, выяснилось, что уже час ночи. Я протрепалась с Пьером Дюбуа — да не могу же я его так называть, это ведь мальчишка с луковицами из учебника! — целый час.
ТБ: Час ночи.
ПД: Merde![13]
ТБ: Мне пора. Завтра на работу.
ПД: Ваш секрет в надежных руках. Возвращайтесь завтра вечером.
ТБ: Да?
ПД: На то же место, в то же время. Хотите, чтобы это был такой личный чат-уголок?
ТБ:?????
ПД: Чат-уголок для двоих, мадам Техноботаник. Туда не вторгнется никто посторонний. Приходите в семь по вашему времени.
ТБ: Хорошо, Пьер. Я могу называть вас как-нибудь иначе?
ПД: Мое настоящее имя — Винсент Мошонка.
ТБ: Вы меня убиваете.
ПД: Ладно. Доброй ночи Техноботанику от Пьера Дюбуа. Приятных сновидений.
ТБ: Спокойной ночи.
И сама не знаю почему, я приписала: «Целую». Похоже, от Безумного Месяца у меня мозги размягчились.
Глава девятнадцатая
Никогда не забуду заявку для Джодиного документального исследования «Влюбленные женщины» (теперь оно называется именно так). «Кто последует в будущее за гениальной новозеландской женщиной-режиссером Джейн Кемпион, если не мы?» Кроме шуток. Но этим утром, сидя с цыпоньками в их любимом вегетарианском кафе, где подают баклажаны, похожие на сушеных дохлых мышей, я невольно гордилась таким знакомством.
— Ты наше доко помнишь, Вик?
— Еще бы.
Диди захихикала.
— Так вот, мы его делаем, — сообщила Джоди, стараясь, чтобы это прозвучало как можно небрежнее. Но улыбалась она при этом от одной индийской серьги до другой. И тут до меня дошло. Это же первая нормальная работа, которую Диди получила за последние два года. Не удивительно, что они такие счастливые.
— И я, значит, тоже в этом участвую? — спросила я.
— Конечно!
— Я же Королева несчастной любви, сами знаете. Если будете снимать фильм о женской любви, придется брать интервью и у неудачников.
— А что, — подбородок Джоди выпятился вперед. — Неплохо.
— И спасибо, что ты нам помогла, — подхватила Диди. — Мы решили, что тебя надо пригласить на жирный, сочный бифштекс.
Похоже, они два дня выдумывали эту шутку, иначе с чего им было хихикать, словно двум пятилеткам, втихомолку пописавшим прямо в Хилариной библиотеке.
— Да, такой красный, чтобы кровь сочилась. Спасибо. Будете зрителями?
— Без тебя мы не получили бы денег, — сказала Джоди.
— Да ну брось, это же пустяки.
— А хорошо было бы тебя там снять, — заметила Диди, покусывая губу.
— Только без обнаженки.
— Ты же знаешь, у нас не про это, — сказала Джоди. Таким тоном у них в «Женском кружке» говорят: «Давайте это обсудим».
— А про что тогда?
— Про любовь. Про секс. Про то, каково это — быть женщиной. И что это значит для тебя, ну и все в таком духе.
— Что есть любовь? — вопросила Диди, задумчиво глядя в окно — совсем как безработная актриса из уличного балаганчика. Кем она, по сути, и была.
— Тридцатилетний опыт, — заметила я. — По этой части я эксперт. Так что берите у меня интервью, пока я хожу в палтусах.
— В чем?
— В палтусах. Воздерживаюсь от секса, понимаете? Так теперь молодежь говорит, словечко девяностых. Меня Кайли просветила.
Бифштекса мне от них, конечно, не видать, но в фильме я бы снялась с удовольствием. Правда, толку там от меня будет немного. Ха.
Может, следовало рассказать им о Пьере Дюбуа, но я промолчала. Сама не знаю почему. Не потому, что стеснялась, — это не мой случай. Что-то совсем другое. Не хотелось говорить, пока это не стало чем-то более реальным? Кто знает. Не рассказала — и все.
На работе ближе к концу дня я уже слегка дергалась. Это было какое-то странное чувство, напоминающее возбуждение.
— Идешь куда-нибудь вечером? — поинтересовалась Кайли, заметив, что со мной творится.
— Нет конечно.
Мне понадобилось несколько минут и несколько глотков капуччино, чтобы взять себя в руки. Это было совсем не то чувство, которое возникало, когда мимо наших столов проходил Лайм со своими бачками и в замшевой куртке. И не то автобусное безумство с Дэном. Но что-то определенно было… Ох, даже не знаю. Да и хватит ли у меня на такое энергии? В конце концов, речь идет всего лишь о компьютере.
Я не знаю, кто он такой, этот Пьер Дюбуа, сколько ему лет, женат ли… Или, может, он извращенец. Господи, да он живет на другом краю света. Но — тем не менее. Цифра «7» молотом стучала у меня в голове, и в пять часов, когда передо мной все еще торчала сверхсрочная брошюра, мне казалось, что это бесконечно далеко. Может, в жалком, отчаявшемся мире умниц девочек, куда я попала, чат для двоих считается чем-то вроде свидания? Может, в этом все дело?
— Кайли!
— Да-а? — отозвалась она из-за экрана с зелеными тварями.
— Будь ты приличным англичанином, живущем в Париже, стала бы искать женщину через Интернет?
— Шутишь?
— Нет.
— Ни за что. В смысле… — Она состроила гримасу.
— Ага. Ясно.
— Тут и ДУМАТЬ нечего, — рассеянно заметила Кайли, листая свою папку «Худей с улыбкой». — Хотя, может быть, он не знает французского, поэтому и отчаялся. Ему просто не с кем поговорить.
— Допустим, что он знает французский.
— Н-ну…
Она пожала плечами и вернулась к своим делам. Стало быть, так. Гуру Кайли сказала свое веское слово. Но почему, когда в шесть вечера я тряслась в поезде, возвращаясь домой, целые отрывки из разговора с ПД всплывали у меня в памяти? «Какой у вас любимый сыр, играете ли вы в настольный теннис?» И «приятных сновидений».
Чудесно. Знаю, я веду себя просто глупо. Но это действительно было чудесно.
Дома я посмотрела на шоколадку, прилипшую к ковру, на кирпичи под столом и решила, что надо взяться за пылесос. Билл у себя наверху услышит шум, но мне будет чем занять себя с пяти сорока пяти до семи. Потом я сделала кое-что еще более необычное. Выгладила свое белье. В последний раз я таким занималась во времена Филипа Зебраски.
Без трех минут семь. Чем еще заняться? Вымыть окна? Сделать маску для лица? Широкая физиономия монитора бесстрастно взирала на меня, сексуальная не более, чем холодильник. Надо же — у меня участилось дыхание, когда я села за стол. Ну, пора, наверное. Одно только «но». Ничего не получалось. Модем, как обычно, приглушенно хрипел, зажигались три лампочки и… все.
