До дома мы шли молча.
Мама встретила приветственными воплями и ничего необычного не заметила. Дядя Катя удивленно посмотрел на наши серые вытянувшиеся лица и предпочел не спрашивать. Ужин прошел на редкость тихо, только мама время от времени покрикивала на подававшую еду Марту и жаловалась на чиновников, которые, видимо, разворовали казенные деньги, вместо того чтобы заменить асфальт на каучуковые плитки по всему городу, а не только на центральных улицах.
— Я купила себе туфли на стеклопластовом каблуке. И выглядят эффектно, и сидят потрясающе. Прошлась в них по Невскому — как новенькие. Но стоило мне пойти два метра от такси до двери Нелли… Кстати, я была у нее и поздравила от нас всех с днем рождения, подарила какие-то духи. Ей все равно, она не разбирается в парфюмах. Так вот. Стоило пройти два метра, как подошва и каблук уже были настолько исцарапаны асфальтом, что туфли пришли в ужасное состояние, будто я носила их неделю, не снимая. Кстати, Ферро, ты все еще собираешься написать про этого чудесного мальчика Гокхэ?
Я предчувствовал недоброе. Похоже, мама, уцепившись за невзначай оброненную за завтраком фразу, решила вывести мальчугана в свет. О, лучше бы она взяла его к себе в фавориты, во всяком случае, с этим она обычно справлялась без сыновней помощи.
— Мама, — тихо сказал я, — твой вундеркинд меня очень заинтересовал. Я даже думаю, что на следующей неделе непременно посещу его выставку и возьму большое… Нет, очень большое интервью.
— Завтра, — безапелляционно заявила мама. — Ты встречаешься с ним завтра. В галерее.
На мою вялую попытку спорить мама взмахнула вилкой, и горошина, засевшая между зубцами, сорвалась и ударила Марту в висок. Я ждал, что за горошиной метнется Экзи, но, видимо, он был уже сыт на месяц вперед.
— Ладно хоть не всей вилкой, — пробубнила Марта и вышла из столовой. Мама скорчила кислую мину, и Марта, словно почувствовав это, громче загремела кухонной посудой. Но еще через мгновение высунулась из двери, к моему огромному удивлению, поманив к себе дядю Брутю. Тот выждал минуту или две и, извинившись, покинул столовую.
Ужин иссяк. Мама поднялась наверх, чтобы предаться омолаживающему сну. Она всегда была немного худовата и, чтобы поддерживать себя в форме, потребляла огромное количество мучного и обязательно спала после еды.
Марта мыла посуду, а мужчины собрались в домашней библиотеке. Мы сидели в глубоких креслах друг напротив друга и молчали. Дядя Катя курил короткую и очень толстую сигару, дядя Брутя трепетно, как наградной пистолет, разбирал и чистил трубку. Перед ним на маленьком столике в идеальном порядке были разложены инструменты для этого священнодействия: белоснежные ершики, салфетки и жуткие на вид инструменты трубочной хирургии. Я просто сидел, закинув ногу на ногу, и старался уложить в своей голове события сегодняшнего дня.
Была половина десятого. Белый день неторопливо сменялся белой ночью. Я первым решился нарушить молчание и как можно беззаботнее вполголоса попросил дядю Катю передать мне газету. Он вынул изо рта сигару, оглядел журнальный столик и подвинул мне пачку сегодняшних газет. Я взял верхнюю, просмотрел первую полосу и положил газету на стол.
— Дядя Кать, а зачем прилетает консул Раранна?
— Откуда ты знаешь? — изумленно произнес дядя, и сигара чуть не выпала у него изо рта, но он крепко сжал ее губами, а потом осторожно положил на край пепельницы.
— Дядя Брутя должен встретить его.
Дядя Катя жестко посмотрел на брата, и дядя Брутя виновато поднял плечи, однако пальцы его продолжали невозмутимо, словно отделившись от владельца, выворачивать мундштук.
— И ты, Брут, посвятил в это дело Ферро?! Это же государственная тайна.
— Это уже давно секрет Полишинеля, дядя Кать, о том, что ты в курсе, нам рассказал профессор Насяев.
Дядя Катя потер кулаком лоб, в замешательстве подергал себя за бакенбарды и снова посмотрел на меня.
— Но ты ведь не сделаешь из этого очередную сенсацию для своего журнала?
Он выглядел столь потерянным и печальным, что я не мог даже сердиться на него за такие нелепые подозрения. Я улыбнулся и подмигнул ему со всей возможной жизнерадостностью:
— Ты же знаешь, я гад, но не скотина. Поэтому можешь смело рассказать нам о том, зачем консулу понадобился ты.
Все оказалось просто до невероятности. И мы не поверили.
Дядя Катя должен был встретиться с консулом в лингвистической лаборатории, совместными усилиями отладить электронные переводчики, а потом встретиться с пиар-командой Матвея Колобова для разработки программы адаптации психологии рядового землянина к встрече с саломарской делегацией.
Я с недоверием посмотрел в глаза дяде Кате, но он говорил чистую правду, из чего я сделал вывод, что он сам был добротно и качественно облапошен.
— И зачем вся эта дребедень с адаптацией?
— Что ты, Ферро, это очень важный вопрос. Уже был казус. Один из ученых, летавших к ним на конгресс, учудил там что-то такое, отчего они решили тщательно изучить наш фольклор и стереотипы мышления и разработать программу по замене отрицательного и враждебного образа негуманоидного инопланетянина на положительный и дружелюбный.
Я искренне верил, что подобная программа была необходима, но вот во что я не верил ни на мгновение, так это в то, что такую программу можно было осуществить за неделю. Нет, не за этим прилетел к нам консул Раранна, и не из-за этого он получил пулю.
— И когда же консул должен был прибыть, по твоим сведениям? — хмуро спросил я.
— Сегодня, — недоумевая, ответил дядя Катя, — в семь часов вечера. Я просидел на кафедре до восьми, но он так и не появился. Может быть, ты его не встретил?
Дядя Катя уставился на дядю Брутю, как контрразведчик на немую испанскую машинистку, и я решил не обострять и без того невеселую ситуацию.
— А ты думаешь, дядя Кать, мы весь день на метро катались? Мы на вокзале в каждую банку заглянули…
— И? — сурово произнес дядя Катя, протягивая руку к сигаре.
— Консул Раранна… — начал дядя Брутя, виновато скосив брови.
— …кинул нас, как рваного плюшевого медведя. — Я понимал, что бестактнейшим образом перебил его, и утешал себя только тем, что сделал это для его же пользы. Не время было дяде Кате узнать об истинной судьбе консула.
Катон Шатов гневно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на дядю Брутю и проговорил с изрядной укоризной:
— Брут, ты окончательно испортил парня. Саля хотя бы глупая женщина, к счастью, она меня не слышала. Но ты! Дипломат межпланетного масштаба! Мне начинает казаться, что ты зря куришь свою трубку. Она неспособна помочь тебе сохранить лицо, если ты позволяешь племяннику перебивать себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
