***
Не стало сомнений. Что удивительно — после ее слов там, в кухне, что лучше потерять день, чем жизнь. Ей было нелегко принять последствия этого разговора и моего решения, но она все равно восхищала. А главное — давала надежду, что не такая хрупкая, как показалось. И что сможет жить в моем мире. Я ведь заберу сына. И ее — тоже. Понимала ли она это?
Я не знал. И спросить было страшно… но лишь до того, как понял — я останусь там, где будет она. Мне все равно, где жить. Был бы снег зимой, и, пожалуй, все.
Белоглазые собрались шустро, и вскоре я возглавлял колонну, возвращая стаю в леса, из которых их выгнали. Я вглядывался в ясный горизонт… а перед глазами стояли мертвые черты Разии. Эта женщина все же оставила в душе след после себя — я чувствовал отвращение к своей земле.
Чем ближе становился лес, тем сильней хотелось повернуть назад. Зверь ненавидел эту местность так люто, что даже жаждал хоть какого-нибудь слова поперек. Но нет — волки неслись домой, воодушевленные моей защитой, и нехотя становились на привалы, которые я делал каждые два часа.
Я переживал за Лали. Поил ее чаем, а сам слушал дыхание и запах, чтобы больше не подвергнуть ее опасности. Если ослабеет — путь назад растянется. Но она держалась молодцом. Уже вечером, когда мы оказались на опушке леса, я приказал разбить лагерь на ночевку и поставил палатку.
Когда внутри потеплело, быстро спрятал свою женщину внутрь и принялся раздевать.
— Киан, все нормально, — устало убеждала меня, но хотя бы не сопротивлялась.
— Ляг, — скомандовал, стянув с нее термокостюм. Когда она подчинилась, склонился к ее животу, бесцеремонно обнюхал шею и сгибы ног. — Как себя чувствуешь?
— Я уже не знаю, какими словами тебе сообщить «нормально». Не супер, потому что устала дико.
Я натянул на нее шерстяной плед под горло:
— Принесу еды. Не засыпай.
— Ты скоро вернешься? — поднялась она на локте, тревожно глядя на меня.
— Ты в безопасности. Я тоже. Не нервничай. Завтра с утра уже поедем в Климптон. — Мне казалось, я сказал все, что она должна была ожидать услышать.
— Ты скоро вернешься? — усмехнулась.
— Не знаю.
— Ладно, — улыбнулась она.
А я решил не откладывать то, что обещал, в долгий ящик, и принялся раздеваться.
— Ты пойдешь медведем за едой? — робко поинтересовалась Лали.
— Нет. Медведем я пойду орать на всю округу, что вернулся, и что стая — под моей защитой. А потом уже пойду за едой. Услышишь рев — не пугайся, все нормально.
— Звучит круто…
— Еще бы.
Мы встретились взглядами, и мне резко перехотелось вообще куда-то идти, кроме как к ней. А лучше — ползти на пузе. И чтобы снизошла потрепать по холке, почесать за ушами…
Лали удивленно вздернула бровь на мой смешок.
— Если я приду к тебе медведем — не пугайся, я наверняка спешил.
И я вышел из палатки, оставшись в штанах. Нелхе ждала у костра.
— Стая Кудина уже окружила нас, — недовольно скривилась она. — Но чувствуют тебя, не подходят.
— Ну и отлично. Разнесут всем, значит, новости.
— И где же твой щенок? — поинтересовалась она.
— Не твое дело.
— Мать бы его не бросила.
— Она не бросила.
— Мы не угроза тебе больше. Если ты нас сейчас бросишь, мы умрем…
Соблазнительно.
Я едва заметно качнул головой, а Нелхе усмехнулась:
— …Мы все равно бы умерли с Разией. С тобой есть шанс. Мы тебе должны.
— Прежней бойни за территории не будет, — взглянул ей в глаза. — Будете жить, как все остальные.
Я опустился в снег… и выпустил зверя закреплять наши договоренности. Видел, как склонилась Нелхе в почтении. Они действительно дошли до крайней степени отчаяния, и в этом мне повезло не ошибиться. Я встряхнулся медведем и побрел к границе лагеря.
Быстро не выйдет — нужно продемонстрировать не только, что я здесь, а еще и то, что я теперь вожак и защищаю стаю по своей воле.
***
Сумерки быстро сгустились до чернильной ночи, поднялся ветер, а я все обходил территорию по кругу, временами встречая кучковавшихся неподалеку волков. Один раз меня обступили, но напасть так и не решились. И больше не решатся. Белоглазые Разии теперь будут в безопасности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я вернулся в лагерь за полночь. У костров собралась вся стая, пахло едой и дымом. Мужчины мрачно проследили мое возвращение, отводя глаза — никто не хотел нарываться. Привыкли, что Разия жестоко за это наказывала…
— Я выдвинусь завтра утром, — встряхнул штаны от снега, когда Нелхе подошла с двумя глубокими тарелками с едой.
— Когда вернешься?
— Не знаю, — выпрямился перед ней. — Вас не тронут.
— Какое-то время…
Я молча взял из ее рук еду.
— …Ты и так сделал многое. Но если не вернешься…
— Как ты можешь представить, что белый медведь не вернется? — перебил раздраженно.
— Эта база, где ты прятался… Там жили люди. Они сделали с тобой что-то…
— Ничего такого, что помешает разгонять волков по твоему периметру, — оскалился я. — Я твой скверный характер терпеть не буду.
Нелхе улыбнулась, демонстрируя идеально ровные зубы:
— Тебе надо было убить ее раньше, медведь…
— Не нужны вы мне были ни раньше, ни сейчас, — огрызнулся я.
— Ты бы мог нас бросить. Завести на лед в тонком месте — мы же ни черта не ориентируемся в тонких местах…
— Отстань, старуха, — прорычал. — А то я в следующий раз и правда заведу тебя на лед.
— Я принесла ей еду, — бросила она мне в спину. — И благодарила за нашу жизнь. А ты — уходи. И не возвращайся больше.
Я обошел ее и направился в палатку, закипая от ее слов. То, что она знала, кто спас ее от холодной воды за шиворот, не нравилось. И то, что сунулась к моей женщине — тоже.
Лали спала. К еде не притронулась — молодец, хоть и не было опасности. Я скинул мокрые штаны, развесил их снаружи. Потом переоделся в сухие и направился к девушке — потрогал лоб, принюхался — все было нормально. Разбудить стоило усилий.
— Киан, — проурчала она. — Старуха приходила.
— Я знаю. Садись поешь… Не испугалась?
Хотелось усадить к себе в руки, но я был сейчас холодным, и нужно время отогреться.
— Немного. Она такая странная…
Могу себе представить.
— Прости, что пришлось задержаться…
Лали сонно уставилась на меня.
— Мы свободны?
«Не представляешь, насколько права».
— Да. Ешь.
Она взялась за еду, а я не мог оторваться — смотрел, как обжигается горячим мясом, такая вся уютная посреди этой ледяной тьмы. Вряд ли было что-то лучшее в жизни, чем то, что она меня ждет в палатке.
— Я больше не вернусь к волкам, — заметил тихо. Приму предложение Нелхе, что уж.
Она перестала жевать, облизывая губы:
— А как же они без тебя?
— Не только у них есть ружья. — Я, наконец, взялся за еду. Мне казалось теперь, что безумие Разии держало другие племена на расстоянии. Они не знали, чего от нее ожидать. А еще и я. Конечно, никто не хотел связываться. Но теперь Разии нет…
Мы помолчали некоторое время.
— Я дал им время. Может, к ним вообще не сунутся. А может, попробуют границы на прочность. Не моя проблема.
Лали заозиралась:
— Ты не боишься говорить это тут? — прошептала.
— Палатка звуконепроницаемая, чтобы зверя на охоте не спугнуть, — улыбнулся.
— А… — моргнула она. — Удобно. Но ты же захочешь вернуться на север. Пусть не к волкам…
— Сначала с ребенком решим. Потом все остальное.
Она смотрела какое-то время на меня, смущаясь все больше:
— Мне нужно было сказать тебе сразу.
— Я понимаю, почему ты не могла сказать. Не переживай — наши дети очень живучи. Он бы и сам выкарабкался…
— Что? — изумленно раскрыла она глаза.
— Он выживет даже без тебя, не говоря про меня. Дети белых медведей приспособлены к выживанию в суровом крае. Не знаю, что пошло не так изначально, но те, кто переживают первую ночь, всегда выживают. Тепло и питание — все, что им нужно. С нашим ребенком все будет хорошо.
