ткнула ее в бок. Ей не нравилось, что Оля издевается над Тюлей.
– Помните, мы вместе фотографировались?
– Да, в нашем подвале, – припомнила Ленка. – На таймер поставили мыльницу. – Это было осенью уже прошлого года, но пленку из тридцати шести кадров растягивали надолго. Потом проявляли, печатали фотографии. И на это требовались деньги.
– Так вот, я привезла каждой по снимку! – Она достала из сумки фотографии. Раздала их всем. – Предлагаю написать на обратной стороне пожелания.
– Отличная мысль, Даша, – улыбнулась ей Алка. – И спасибо тебе.
– Какая я страшная, боже, – протянула Мавей. – С фингалом.
– Да мы все тут на ахти, – хмыкнула Алка. – Кроме Мары, разумеется. – То был единственный раз, когда она поехала с ними в Москву. И они ради нее взломали дверь подвала, чтобы показать, где они тусили все лето.
– Богема тоже ничего, – заметила Пила. – Ей черное идет. Ведь тогда были поминки по твоему деду? Сороковой день?
– Так, не будем о грустном! – хлопнула в ладоши Мара. – Давайте праздновать.
Сели за стол. Тюля тут же узрела селедку под шубой и начала облизываться на нее.
– Это, кстати, нам презентовала соседка, – сообщила подругам Мара. – А еще рулет и лобио. – Про хлеб умолчала. Она его утром доела, разогрев в буржуйке.
– Какая соседка? – спросила Богема.
Мара объяснила.
– С сыном, говоришь, отмечала Новый год?
– Ага.
– Совсем крыша съехала у тетки, – вздохнула та. – Умер он давно.
Мелкая ахнула:
– А что случилось?
– Он дурачком родился. Ядвига себя в этом винила. Тренировалась, будучи глубоко беременной. Не могла от Олимпиады отказаться. Ей уже под сорок, карьера на закате. Хотела уйти красиво, взять медаль, да еще в родном городе – Москве. В итоге золото выиграла, а ребенка родила больного.
– Тут не нагрузки, наверное, повлияли, а нервы…
– Может быть, – пожала плечами Элиза и плеснула себе в шампанское водки. У отца слила. – За победу Ядвиге крупную денежную премию дали, она на нее дом себе купила в этом поселке. Сюда она своего Коленьку-дурачка и отправила вместе с нянькой. Сама в Москве осталась. Там жила, детей тренировала. Я его не застала. Отец – да. Рассказывал, что тот непоседливым был, постоянно сбегал от няньки. Хотел играть с другими ребятами, а тут летом полно детворы было. И дачники, и из рабочего поселка ребята. Коля к девочкам тянулся. Они не обижали его, как пацаны. Но он уже лет в восемь стал им юбки задирать, свои шортики стягивать, чтоб «кукушонка» показать. Родители девочек явились к Ядвиге с требованием держать своего озабоченного дурачка подальше от их детей. Та сменила пожилую няньку на относительно молодую, бывшую спортсменку, как и Ядвига. Вроде бы из какой-то союзной республики. Она не хотела возвращаться на родину, а тут жить негде, вот и согласилась приглядывать за Коленькой. И крыша над головой, и зарплата…
Девчонки слушали Богему с интересом. Впрочем, как всегда. Она складно говорила, легко составляла длинные предложения, мат использовала не для связки, а для усиления эффекта и вворачивала словечки, которые Матвей, к примеру, не понимала. Какие-то заумные, но прикольно звучащие.
– Как ее звали? – спросила Тюля, с удивлением обнаружившая, что ее тарелка пуста. А ведь она не только сельдь под шубой на нее положила, но и картошку, и лобио.
– Без понятия, отец не говорил. Но в поселке ей дали кличку Балу.
– Медведя из «Маугли» так звали.
– Точно. Он был нянькой мальчишки. Как и наша дама. И она везде ходила с Коленькой. Зорко за ним следила. И защищала. Чуть кто из пацанов крикнет в его адрес что-то обидное, она ему оплеуху.
– И как же он умер? – нетерпеливо спросила Мара.
– Убили Коленьку, когда ему семнадцать исполнилось. Балу тоже за ним недоглядела. Убежал на реку. Там девушки купались. Он к ним. А они кто в трусишках одних, кто голышом. Колька давай за ними бегать, чтоб пощупать. Издали парни увидели это, решили разобраться с дурачком. А пьяные все… – Аллочка вскрикнула и прикрыла рот ладошкой. – Да, Алла, забили Коленьку кулаками и ногами. А когда поняли, что натворили, в реку скинули. Балу все это видела. Когда обнаружила пропажу своего подопечного, бросилась его искать. Крики услышала, дунула к реке. Но не успела помешать расправе.
– Бедный Коленька, – всхлипнула Аллочка. Из нее все душещипательные истории слезу вышибали.
– Да, дурачка жалко. Но и мать его. Опять себя винить начала. Будто она бы за ним не уследила! – Богема еще себе налила. Ее язык начал заплетаться, но мысли пока не путались. – Ядвига тогда с собой покончить пыталась. Вешалась. Но у олимпийской чемпионки шея сильная – выжила она. В дурке немного полежала. Потом вроде нормальной стала. А теперь оказывается, что нет. С дуба рухнула окончательно.
– Так сразу и не скажешь, – цокнула Мара. – Говорит складно.
– А как готовит! – причмокнула Тюля, доев остатки лобио. – Может, сходим к ней? Звала вроде…
– Нет уж, – отрезала Матвей. – Давайте от психов подальше держаться.
Остальные с ней согласились.
Первый день нового года банда лифчиков провела прекрасно. Девчонки ели, пили, катались с горки, в снежки играли, плясали под Верку Сердючку. Умаялись так, что не пошли на дискотеку. Решили отложить на завтра…
Не знали они тогда, что завтра будет таким, в каком даже врагу не пожелаешь оказаться!
* * *
Мара проснулась из-за того, что ей нечем было дышать. Думала, ей снова приснился колодец, когда она спала в неудобной позе, но нет… Комната оказалась вся в дыму.
– Девки, горим! – закричала она и только потом увидела пламя.
Спящая рядом Ленка пнула ее ногой. Не мешай, типа. Одесса затрясла ее за плечо:
– Вставай! – И бросилась к огню.
Полыхал пол вокруг буржуйки. Мара схватила со стола скатерть, принялась тушить. Но почему-то только хуже сделала. Масло,
