Так или иначе, две недели изнурительных перелётов и множество тайных встреч с очень разными и одновременно очень похожими людьми с пытливыми глазами и своеобразным чувством юмора принесли желанные результаты. По всемирному шпионскому сообществу разнеслась весть о том, что не все ещё в стане избранных решили закопать топор войны и заняться мирными делами. Помимо этого, Давид дал понять своим друзьям, врагам и просто соперникам, что Бородач с плохой фотографии, так неожиданно обнаружившийся в стране самой старой парламентской демократии, наверняка намеревался сотворить там нечто совершенно гнусное. Такое, что затмило бы его прошлые «подвиги», включавшие разрушение небоскрёбов и втягивание самой сильной страны мира в нелепую войну с одной из мировых религий. Во всех вышеописанных разговорах присутствовал единственный совершенно ясно изложенный пункт. Страна избранных была готова сдать агентов-ренегатов и даже пожертвовать Богомолом, но никто и ни при каких обстоятельствах не должен был трепать её репутацию, а также подвергать опасности девушку, по описанию поразительно напоминавшую Снежную Королеву. Все собеседники Давида были прекрасно осведомлены о сильных и слабых сторонах друг друга, а потому тут же поняли природу его интереса, не стали тратить время на нескромные вопросы и подтвердили заключённые джентльменские соглашения твёрдыми рукопожатиями.
Заручившись пониманием происходящих исторических событий со стороны мирового шпионства, Давид напоследок навестил старца-поляка, пытающегося уже на пороге ухода в мир иной понять смысл посланных Богом испытаний. Умные глаза древнего полиглота, казалось, никак не отреагировали на рассказ гостя о возможной версии похищения человека из зеркального шара и о том, где можно найти этого индивидуума, посланного человечеству в качестве то ли пророка, то ли антихриста. Под конец встречи Давид попросил святого отца о помощи. После долгой паузы легендарный понтифик пошевелил кустистыми бровями под белой шапкой и пробормотал несколько загадочных фраз:
— А я-то думал, нет ничего более вечного, чем сама вечность… Человек, берегись шума крыльев после полуночи, пока не поймёшь, кто к тебе пожаловал: ангел, демон или птица ночная! Понял, Пращник?
Давид вздрогнул: даже сидевший перед ним старец не должен был знать об истории с египетским часовым, которого он действительно снял удачным и бесшумным выстрелом из пращи и таким образом заработал свою библейскую кличку.
Старец опустил голову ниже когда-то широких и сильных плеч и задремал. Давид, не до конца уверенный в том, что же он только что услышал и чего ему делать дальше, по-прежнему топтался у престола дремлющего понтифика. Старец приоткрыл один глаз и, увидев, что посетитель ещё не ушёл, поманил его к себе:
— Иудей, ты думаешь, я сошёл с ума? Тронулся разумом?
Тот пристыженно улыбнулся и отрицательно замотал головой.
Святой отец усмехнулся и достал из невидимого кармана стеклянную пробирку с чем-то тёмным внутри. Негнущимися бледными пальцами он с трудом открыл притёртую пробку и вытряхнул содержимое прямо в воздух. Жидкость, похожая на кровь, не пролилась на пол, а превратилась в как будто висящие в невесомости капли. Свет, попадавший внутрь древнего дворца через разноцветное витражное стекло, озарил капли, которые засветились красными рубинами. Не верящий своим глазам Давид открыл рот. Повисев несколько секунд в воздухе, капли медленно вытянулись в цепочку и потянулись к окну. Они преодолели его без всяких видимых последствий для стёкол и исчезли в солнечном небе. Старец тихо и счастливо — как ребёнок — засмеялся и, опустившись на пол, простёрся на его некрашеных досках в позе когда-то распятого на кресте плотника из Назарета. Давид понял, что теперь-то аудиенция точно закончена и на подгибающихся ногах пошёл бороться с международным терроризмом и врагами нации избранных. Как и в борьбе христианской церкви с нечистой силой, здесь не следовало ожидать быстрых и лёгких побед. Как и указанная организация, Давид не смог бы до конца честно сказать, что хочет окончательного поражения своих врагов. Когда уже по пути в аэропорт отнюдь не религиозный Давид подумал, а кому же могли принадлежать капли нетленной крови и куда они могли деться, ему стало не по себе.
* * *
Однорукий мулла был свято верующим и отважным человеком, посвятившим всю свою жизнь непрерывному познанию Корана и борьбе с неверными, которые не смогли или не захотели принять учение священной Книги. И хотя язык её и казался порою неясным, это всё же были слова Бога, переданные последнему пророку архангелом Гавриилом. Он был уверен, что даже не совсем ясные суры всё равно когда-нибудь откроют ему свой истинный смысл точно так же, как в своё время открыли и другие. И пусть его высокий гость — Бородач из Стоунхенджа — вёл себя несколько странно и никак не выдавал своих истинных планов, проводя всё время в молитвах и прогулках по Лондону. И делал он это, казалось, бесцельно и без малейших попыток изменить свой внешний вид, более подобающий песчаным пустыням Ирака. После первоначального ужаса от нежелания гостя расстаться с пастушеским нарядом мулла даже испытал очередной приступ восхищения по поводу мудрости и смелости неуязвимого старца. Ещё более он уверился в способностях предводителя святого джихада, когда его застарелая язва вдруг чудесным образом затянулась вскоре после того, как хаджи приложил к его измученному болью худому животу сухую и очень тёплую ладонь. В общем, ради старика с потёртым кожаным мешком бывший афганский полевой командир был готов слепо пожертвовать не только второй рукой, но и самой жизнью. Но даже он не поверил своим ушам, когда святой человек попросил его найти не партию автоматов, не тонну взрывчатки и не верных бойцов-моджахедов, а… верблюда.
Что ж, разумеется, Великобритания — это не Аравийский полуостров, и верблюды здесь встречаются не так уж и часто, но англичане давно усвоили одну простую истину. Если вам позвонил человек с арабским акцентом и попросил купить или взять в аренду «Майбах», «Боинг» или бегемота, то лучше не изображать спесивое удивление, а немедленно оторвать задницу от стула и обеспечить скорейшее и полное удовлетворение даже самых экзотических желаний ближневосточного клиента. Нефтяным шейхам и их укутанным в балахоны спутницам, скупающим буквально всё в самых дорогих лондонских магазинах, позволяется и прощается очень многое, включая парковку в неположенных местах и ускоренное получение бессрочного вида на жительство. Даже Институт нации избранных строго-настрого предупредили, что за малейшим недружественным шагом по отношению к богатым ишмаэлитам последует немедленное, обидное и окончательное изгнание из туманного Альбиона. За похожий — почти королевский — статус в Великобритании боролись и русские нувориши, но им пока не хватало опыта, критической массы и стиля.
В общем, в одно прекрасное утро перед уже известной мечетью в окружении толпы любопытных, включавшей и неизбежного теперь агента Моссада, стоял прекрасно ухоженный двугорбый верблюд и, величественно поглядывая презрительными огромными глазами на окружавший его бедлам, жевал несколько подобранных с мостовой окурков. Из мечети вышел Бородач из Стоунхенджа и с удовольствием осмотрел белоснежного красавца. Удовлетворённый увиденным, он с трудом дотянулся до огромной головы и что-то ласково прошептал в напрягшееся ухо. Что бы ни было сказано загадочным старцем, это возымело немедленный эффект. Корабль пустыни моргнул коровьими глазами и, предупредительно повернув вбок несуразную башку, аккуратно и смачно харкнул сублимированными окурками. Под гул восхищённой толпы правоверных огромный комок верблюжьих соплей, как ракета, пронёсся над узкой улочкой и угодил прямо в напряжённо открытые глаза агента Института, ошивавшегося возле мечети. Толпа сочла прямое попадание снаряда из флегмы столь почитаемого арабами животного добрым знаком и начала издавать поздравительные звуки. Тем не менее несчастный шпион, утонувший в пюре из соплей и окурков, был просто не в состоянии воспринять выпавшее ему испытание как Божью благодать и едва удержался от потока похабных упоминаний верблюда-обидчика, его облезшей мамаши и того ишака, который помог ей зачать эдакого урода. Последующие полчаса он провёл, пытаясь вновь обрести зрение, слух, обоняние и человеческое достоинство. Поэтому, как он впоследствии вполне логично объяснял в своём пространном рапорте, ему и не удалось увидеть происходившего.
А происходило следующее. Верблюд с библейской кличкой Самсон неуклюже согнул огромные передние ноги и встал на колени. Сухой старикан неожиданно бойко и грациозно запрыгнул ему на спину и одобрительно похлопал по горбу. Самсон снова выпрямился и издал пронзительный вопль явно довольного жизнью животного. Честно говоря, тембр его голоса действительно напоминал ишачий. Толпа правоверных в очередной раз захлопала в ладоши, ожидая продолжения зрелища, прямо скажем, необычного даже для этой части Лондона. Бородач гордо, как опытный погонщик, устроился на верблюжьей спине и издал гортанный звук. Самсон сначала медленно, а потом всё быстрее начал переставлять ноги-ходули и через какую-то минуту исчез из поля зрения. Толпа шумно обсуждала, куда же направился полюбившийся всем хаджи, и пыталась выведать это у однорукого муллы. Его худое лицо аскета загадочно улыбалось, пытаясь скрыть тот факт, что он также не имел понятия о конечном пункте назначения доброго старика. Он был бы очень удивлён, узнав, что Бородач и сам ведать не ведал, куда же его занесёт вошедший в спортивный раж Самсон. Хотя, поразмыслив, наверняка бы вспомнил уже когда-то имевший место прецедент из жизни последнего пророка. Ведь именно таким образом тот, вернувшись когда-то в святой город, решил отдать себя в руки Аллаха и поселиться там, где остановится его верблюд.
