— Это я тебя засекла, — призналась Эдна.
— Там бы табличка не помешала: «Не входить. Частная собственность», — проворчал он.
— А ее там нет? — удивилась миссис Баркли.
— Была бы, я бы заметил непременно, — заверил Клаус. — Ничего там нет. Горы битого стекла, запустение и одичавший сад. Кому такое «сокровище» принадлежит?
— Какой-то Тени. — Она задумалась. — Эдвин говорил.
Пока старушка вслух перебирала все буквы алфавита, мальчишка старался не загружать ее ветхую память. Он просто молча шел рядом. У закрытой двери с медной табличкой Эдна остановилась.
— Варлоу, — произнесла она. — Леди Варлоу. И имя такое… Радостное какое-то.
Ноги мгновенно превратились в желе. Стоило миссис Баркли вместе с ее «важными документами» скрыться за дверью аналитического отдела, Клаус одной рукой постарался удержать вырывающееся сердце, а другой нащупал холодную шершавую стену, чтобы не упасть.
— Робин Бонни. Тьфу… Робин Хаулинг, — приказал он карманному зеркальцу вкрадчивым шепотом.
Долго ждать не пришлось. До тошноты счастливая Би возникла в отражении.
— Нико…
— Шшшш! — зашипел мальчишка.
— Клаус! — ничего не понимающая дуреха хлопала своими огромными голубыми глазищами. — Где ты? Как дела? Как каникулы проводишь?
— В твоем родном городе, — оборвал глупый девчоночий щебет он. — Нужно встретиться. Адрес прежний. Деда моего ты знаешь, отца, уверен, тоже. Вечером придешь в гости. Там наговоримся, сколько влезет. Сейчас мне пора работать.
Не прощаясь, Клаус захлопнул зеркальце. Следовало немедленно предупредить Робин о том, что она своими сентиментальными экскурсами в предполагаемое общее прошлое действительно нарушает Декрет Секретности, но вести подобные разговоры открыто — форменное самоубийство.
Вдруг где-то внизу, как от боли, взревела сирена. На короткие секунды он решил, что это конец. Что сейчас его схватят за преступление против Ордена «Нарушение тайны личности Тени». Клаус остолбенел, вслушиваясь в тревожный вой. «Меня убьют на месте или сначала осудят, а уже потом?.. Я подставил Би!», — ядовитой стрелой впилось между лопаток.
Стены коридора наполнились топотом. Встрепанная миссис Баркли крепко схватила мальчишку за запястье и поволокла обратно в аппаратную, объясняя что-то на ходу. Отовсюду неслись размытые эхом команды, транслируемые по внутренней связи. Словно сквозь пелену кошмара Клаус наблюдал за преображением милых старушек. Вот они перекидывались веселыми фразочками, менялись рецептами и обсуждали внуков, а вот сидят с каменными лицами, собранные и сосредоточенные, выполняя приказы, больше похожие на собачий лай.
В нос ударил отвратительный запах нашатыря. Мальчишка вздрогнул и часто заморгал.
— Тревога всегда пугает. — Эдна закрыла склянку и отставила подальше.
— Что я должен делать? — коротко спросил он.
— Наверное, успокаивать меня. — На коротенькой щеточке жиденьких ресниц набухли слезы. — Первую группу возглавляет мой старший сын, а во второй состоит средний.
Клаус немедленно соскочил со стула и усадил пожилую женщину.
Сирена все не утихала, но ее дикий рев больше не вводил в ступор, наоборот заставлял мобилизоваться. Храбрая миссис Баркли смахнула воду с лица и снова взяла ситуацию под свой контроль. Мальчишка помог ей подключить большой монитор, похожий на виденный на подстанции Спрятанного Города. На карте алыми каплями мерцали окна перехода и точки поменьше — нежелательные гости. Эдна расправила плечи и выпрямилась, когда рядом с ними одна за одной начали вспыхивать белые искорки.
Клаус знал: каждая такая искорка — живой человек. Он и представить не мог, что чувствует мать, по долгу службы призванная следить за тем, как ее дети рискуют своими жизнями.
— Ты нужен Эдвину!! — перекрикивая голос из динамиков, сказала она.
— Слушаюсь, мэм! — Теперь и Клаус различил в мешанине эха собственное имя.
Не то сирена, не то бешено колотящееся сердце гнало мальчишку вперед по коридору. Он оттолкнулся от пола и черной стрелой помчался к знакомому кабинету. В память врезалось лицо Эдны. На нем не было ни тени страха, только бесконечная гордость и надежда.
— Спустись к Пенни и подтверди вызов трех, а лучше пяти свободных Танцоров, — с порога приказал мистер Баркли.
— Есть, сэр! — Краем глаза мальчишка успел заметить насмерть перепуганного Митчелла, вжавшегося в угол.
Снова верные крылья и стремительный полет.
Опустившись перед окошком пропускного пункта, Клаус вдруг осознал, что здесь нет ни воя, ни шума, ни топота, только густая звенящая тишина. Если бы не неестественная бледность женщины за стеклом, можно было бы решить, будто все позади.
— Мисс Пенелопа, мистер Баркли просит подтвердить… — начал он, но входная дверь распахнулась, и в помещение вбежала заплаканная девушка.
— Позовите дядю Эдвина! Арти! Арти прошел под лестницей и пропал! — захлебываясь рыданиями, кричала она.
— Инит, девочка, — пролепетала тучная Пенни, но несчастная продолжала повторять одно и то же.
«Инит? Арти?», — в горле застрял ком. Эта пшеничная коса до пояса в кулак толщиной!
— Эдвин, тут Инит, она говорит… — бледность Пенелопы приобрела оттенок синевы.
— Знаю! — оборвал голос мистера Баркли, заглушаемый сиреной. — Успокойте ее! Пусть стажер срочно поднимается к нам!
— Спасите Арти! — девушка уставилась на Клауса слепыми от нескончаемого потока слез глазами.
Передав послание начальника, он опрометью бросился прочь, стараясь не слушать истошных криков Инит, высекавших искры из окаменевшей от ужаса памяти. Но в ушах уже гудело: «Арт такой хороший! Он не может пропасть! Арти должен вернуться живым! Мама не перенесет!..».
— Времени на вдохновляющие речи нет! Вот факты. — Эдвин спешно заряжал ампулами два автоматических шприца. — Мой крестник Артур Боунс выпал в окно перехода около своего дома. Из всех людей, которых я могу послать на его спасение, у меня остались только вы двое и я сам.
Митчелл трясся всем телом, но старался сохранить достоинство.
— Ты, Клаус, можешь отказаться, — продолжил мистер Баркли. — Мы не имеем права рисковать тобой без разрешения твоего Танцора. Более того, вы с Артуром ровесники, и я запрещаю тебе участвовать. Пойми меня правильно, это не из-за недоверия. Не желаю такого горя твоим родителям.
Эдвин еще раз проверил шприц и направился к Митчеллу. В широко распахнутых глазах парня читался животный ужас.
— Клайв, это сыворотка от всего подряд, быстродействующая. Укол в шею. Вот сюда. Потерпи. Будет очень больно. — Мистер Баркли вел себя так, точно Клаус испарился, перестал существовать. — На счет «три».
Тут-то все стало предельно ясно. Сделалось безразлично, опознает ли Арти Боунс погибшего одноклассника или нет, вернется ли он сам из «увлекательного путешествия в иной мир», да даже позволил бы Сэр Коллоу принять участие в спасении! Единственное, что имело значение, — жизнь попавшего в беду человека. Клаус сгреб со стола оставленный без присмотра шприц. Не мешкая, мальчишка перехватил неудобную рукоятку двумя руками, чтобы если все настолько больно, проклятая штуковина не дрогнула.
— Рано меня списывать! — выпалил Клаус и нажал на спусковой крючок.
Таких страшных слов в свой адрес мальчишка не слышал никогда. Пусть общий смысл сказанного сводился к тому, что Клаус сильно не прав, Эдвин не скрывал облегчения. Кому, как не ему знать, что от Митчелла толку меньше, чем от слепой девочки на костылях?
— Теряем время, — сухо оборвал мальчишка.
— Идите к спуску на нижние уровни, оттуда нас переправят, — приказал мистер Баркли.
— Не обязательно, — возразил Клаус. — Положитесь на меня, я знаю дорогу.
Он протянул офицерам руки.
— Из этой части здания перемещаться нельзя. — Эдвин достал чистый лист и что-то быстро писал карандашом, загораживая текст собой. — Чувствительной технике помехи не нужны.
— Тогда на улицу, все равно быстрее получится. — Клайв держался за место укола.
— Ну так не болтай, а шевелись! — мистер Баркли перевернул лист, и все трое вышли в коридор.
На первом этаже никого не было, но рыдания Инит отчетливо слышались за стеной. Мальчишка опасался, что, когда все закончится, у начальника возникнет справедливый вопрос об источнике такой подозрительной осведомленности, только обдумывание вариантов ответа следовало оставить на потом.
В детстве Клаус особенно не дружил с Арти Боунсом, однако мать Артура всегда приглашала его на дни рождения сына. Едва ли их семья успела переехать за эти несколько лет.
Знакомый дом не изменился. Тот же низенький заборчик и фасад из красного кирпича. На вымощенной плиткой дорожке белела дамская сумочка, валялись в беспорядке рассыпанные рядом обычные девчоночьи мелочи и разбитое зеркальце.
