– Ты просто необыкновенна…
– Что ж ты наделал! – воскликнула она, увидев на тонком запястье синяки. В порыве страсти он сильно сжал ее руку, а пальцы у него были, словно из железа. И вот на ее нежной коже остались следы. Это непременно заметят. Сказать, что упала с лошади? Хорошенькое объяснение! Да кто ж ему поверит!
– Я скучал по тебе, – лениво протянул Серж, растянувшись на мягкой зеленой траве. Насытившись, он успокоился совершенно и теперь опять играл роль сибарита.
– Я не могу тебе сопротивляться. Но ты, по крайней мере, мог бы меня поберечь?
– Мог бы.
– Ты мог бы хотя бы сказать, что любишь меня?
– Мог бы.
– Вчера ты это сказал.
– Вчера я думал, что ты мне откажешь в свидании.
Он был невыносим! Но что толку злиться? Как будто это для нее открытие! Она сдалась.
– Извини, Сережа, меня подвела память. Ты не говорил вчера, что любишь меня. Ты говорил, что не можешь без меня жить, а это не одно и то же. К тому же ты не уточнял сколько.
– Что – сколько? – Серж приподнялся на локте.
– Сколько ты не сможешь без меня жить. День, два, неделю… Не думаю, что больше. Одного свидания довольно, чтобы вернуть тебе покой и сон?
Он рассмеялся:
– Ты лучшая из женщин! Я разве не сказал вчера, что люблю тебя? Так вот: я тебя люблю.
– Чем мне ответить? Что еще у меня осталось?
– Не надо хмуриться, Александрин, – весело сказал он. – Бери пример с меня. Ты, верно, знаешь, что у меня большие долги… Что там большие. Огромные! Я вчера опять проиграл в карты несколько тысяч. Ну, не повезло. Впрочем, это пустяки.
– Как это пустяки? – ахнула она. – А сколько же ты должен?
– Эти несколько тысяч ничего не меняют в моем положении, – беспечно сказал Серж. – Мне нужны миллионы. И только лишь выгодный брак меня спасет…
– Где же ты сыщешь такую невесту?
– В Москве и в Петербурге довольно богатых перезрелых девиц… А я нынче в большой моде… Хочу сделать тебе комплимент: вчера ты была самой красивой дамой на балу. Ты блистала бы и в Петербурге, клянусь! В таких-то бриллиантах! Кстати, откуда они? – вкрадчиво спросил Серж.
– Граф мне одолжил.
– Граф? – Он стал вдруг серьезен. – А с какой стати он тебе покровительствует? Ты что, его любовница?
Что-то такое было в его голосе, что она с опаской отодвинулась и потерла запястье, где были синяки от его пальцев.
– Алексей Николаевич – мой друг. Мы много разговариваем о литературе, об искусстве, о Петербурге и Париже, о нравах высшего общества…
– Ты что, у него бываешь? И часто?
– Каждое утро. Я беру книги в его библиотеке. Но я не его любовница.
– Однако же он одалживает тебе на вечер бриллиантовое колье немыслимой стоимости! Или это подарок? – хищно улыбнулся Серж.
– Нет, я бы ни за что не взяла!
– А он предлагал?
– Мне не нравится этот разговор!
– Мне нравится. Я хочу, чтобы ты знала: я делю своих женщин только с мужьями. И если он твой любовник…
– Что ты сделаешь?
– Увидишь. Может, он и алмаз тебе показывал? – как бы невзначай спросил Серж.
– Что ты знаешь про алмаз? – насторожилась Шурочка.
– Так ты видела его?
В ответ она еле заметно кивнула.
– Я всегда думал, что это всего лишь легенда. Таким камнем нельзя владеть тайно. Неужели же он так огромен? – жадно спросил Серж.
– Он прекрасен! «Сто солнц в капле света»! И в самом деле – сто! Ах, Сережа, какая же это красота! Я держала его в руках!
– Граф возит алмаз с собой?
– Да, всегда. Он сейчас лежит в сейфе, в его кабинете.
– Однако же вы с их сиятельством настолько близки…
– Мне же надо вернуть ему колье! – спохватилась она.
– Не возвращай.
– Что ты? Как можно!
– Я думаю, он этому только обрадуется.
– Но это означает, что я буду ему должна! Чем же мне расплачиваться?
Серж усмехнулся и выразительно посмотрел на ее грудь. Захотелось отвесить ему пощечину.
– Ты же сказал, что делишь своих любовниц только с мужьями, – зло напомнила она.
– Я могу с ним поменяться. Он отдаст мне алмаз, а я ему – любовницу. Это выгодная сделка.
– Ну, знаешь! – Она вскочила.
Серж тоже поднялся.
– Разумеется, я пошутил, – серьезно сказал он.
– Скажи, для тебя есть что-нибудь святое?
– Кто бы это говорил, – издевательски ответил он. – Давай принимать друг друга такими, какие мы есть, дорогая. А мы с тобой, право, друг друга стоим.
Она молча оседлала лошадь. А ведь он прав! Но она не предмет для торга, и никогда им не станет. Даже во имя любви. Он прав и в другом: они друг друга стоят. Пусть поищет беззащитную овечку! А она за себя постоять умеет!
– Когда мы увидимся, Александрин? – спросил Серж, задержав ее лошадь. – Тпру-у… Спокойно, спокойно… Завтра?
– Не знаю.
– Полно, – прищурился он. – Разве я так уж плох, как любовник?
– Черти бы тебя взяли!
– Где ваши манеры, барышня? Дамам не пристало так ругаться!
– Хорошо. Завтра. Здесь же. И если ты опять вздумаешь не прийти… Я тебя застрелю, слышишь?
Он засмеялся и отпустил повод ее жеребца.
– Пошел!
…Похолодало, чему она несказанно обрадовалась. Можно надеть платье с длинными рукавами или накинуть на плечи шаль, спрятав под ней синяки на запястье. Пристально глянув на нее, Евдокия Павловна спросила:
– Ты, часом, не больна, душа моя? Бледна, под глазами круги.
– Это после вчерашнего бала. Я так устала, – отмахнулась она.
– Вчера граф Ланин оказал тебе большую честь.
– Один лишь танец, маменька.
– Однако граф недурно танцует. Он еще молод, полон сил.
– Я не понимаю, о чем вы?
– Эти знаки внимания… Покровительство… – по-французски сказала Евдокия Павловна. – Все это наводит на определенные мысли.
– Маменька, перестаньте! Граф – мой друг. Кстати, мне надо вернуть ему колье.
– Что ж, поезжай, душа моя, – вздохнула Евдокия Павловна. – Кланяйся его сиятельству.
Она поспешила уйти. Как ни странно, сегодня ей вовсе не хотелось ехать в графскую усадьбу, но надо вернуть ему драгоценности. А то граф подумает, что она не держит слова.
Ворота были открыты, словно в усадьбе кого-то ждали. К Шурочке тут же кинулся конюх, принять лошадь, с поклоном поспешил лакей:
– Доброе утро, барышня.
Копошащиеся в парке дворовые оторвались от своих дел и тоже поклонились до земли. К ее частым визитам в усадьбу уже привыкли и знали, что граф с Шурочкой ласков.
– Могу я видеть Алексея Николаевича?
– Пожалуйте, барышня. Их сиятельству немедля доложат.
Граф принял ее на веранде. Он знал, что Шурочка ее уже полюбила. В доме ей и впрямь было неуютно, внутренние покои утопали в роскоши. Здесь же было попроще, к тому же чудесный вид из окна на парк, на ровные дорожки, цветущие клумбы. И хотя сегодня накрапывал дождь, она все равно предпочла бы веранду. Граф словно угадал ее мысли.
Подали чай. Шурочка достала из книги бриллиантовое колье и положила его на стол:
– Я вам так благодарна, Алексей Николаевич! Я обязана вам своим вчерашним успехом на балу.
– Ну, этим вы обязаны своей молодости и красоте, Александра Васильевна, – улыбнулся граф.
До колье он даже не дотронулся. Оно лежало на столе, и когда из-под скорлупы облаков наконец проклюнулся солнечный луч, бриллианты вспыхнули и заиграли. Шурочка старалась на них не смотреть. Она успела уже привыкнуть к драгоценной безделушке, ей казалось, что камни уже впитали в себя ее запах, тепло ее кожи. Хотя это и не возможно. Камень не может хранить тепло, не может менять настроение и цвет, меняя владельца. И он ничего не чувствует, потому что это всего лишь камень. Шурочка тихонько вздохнула.
– Вы так мало танцевали вчера на балу, Алексей Николаевич. Один лишь танец.
– В мои-то годы, помилуйте! Прыгать в мазурке! Если бы я был также молод и хорош собой, как тот господин, который не отходил от вас весь вечер, я бы, конечно, не пропустил ни одного танца.
– Вы о Соболинском? Я знаю, вы с ним знакомы.
– Как и всякий, кто бывает в салонах у модных дам. И хотя я бываю там редко, разумеется, я о нем наслышан.
– Однако вы вчера не сказали друг другу ни слова.
– Я, милостивая государыня, человек занятой, человек государственный. В то время как Соболинский повеса. Нам с ним не о чем разговаривать. Я еще не слышал от него ни одного умного слова. Да и никто не слышал. Однако это не мешает ему иметь оглушительный успех у женщин. Даже у вас.
– Я… Я, право, не знаю, что вам ответить, – засмущалась она. Все-таки Шурочка перед ним еще робела, когда он говорил так, как сейчас, рассерженно.
– Не надо ничего отвечать, я вчера и сам все видел. Я вас не виню. Вы еще ребенок. Я знавал дам, развращенных совершенно и разбивших немало сердец, которые сами теряли голову из-за Соболинского. Этот человек опасен, ибо в нем нет никаких чувств: ни высоких, ни низких. Иные просто подлецы, а этот играет чужими жизнями в полном равнодушии к ним. И к себе тоже. Он даже не задумывается об этом. Если вы скажете ему, что он – мерзавец, то получите в ответ усмешку и безразличное: «Ну, и что с того?» Он даже не вызовет вас на дуэль. Ему безразлично, что о нем думают. Если же вы вызовите его на дуэль, то получите пулю в сердце, потому что он никогда не теряет хладнокровия. У него стальные нервы и стальная рука. Я знаю, что он ежедневно упражняется в стрельбе, а его кажущаяся слабость лишь маска. Если вы попытаетесь его опорочить, сказав, впрочем, чистую правду, то общество единодушно станет на его защиту. Он игрок? Нечист на руку? Так это совершеннейшие пустяки! Он соблазняет невинных девиц? Какая малость! Ведь он так красив! Девицы сами должны быть осторожны. Но как тут осторожничать, если любая замужняя дама будет гордиться такой связью, а остальные замужние дамы ей завидовать? У него одна лишь слабость – карты. И здесь ему фатально не везет. Видимо, потому, что в любви нет человека удачливей, чем он. Вот вам портрет вашего героя, если хотите.
