Тот случай, когда заказчик на цены вообще не смотрит, подписывает всё, что подсунут.
— Не боишься? — спросил я.
Илайя помотала головой, улыбаясь, как ребёнок на карусели. Но тело всё равно было напряжённым донельзя.
Я ускорился, побежал уже в полную силу.
Двери, которыми заканчивался коридор, становились всё ближе.
Оттолкнувшись от пола, я подпрыгнул и оказался рядом с Илайей. Она вздрогнула, с недоумением уставилась на меня, но тут же вновь заулыбалась.
Мы вместе летели на «каталке» по коридору. Мне интересно было понять, как поведёт себя инерция. По идее, если работает только сопротивление воздуха, этак мы ещё долго будем «катиться». Надо будет соскочить и затормозить, потому что двери могут оказаться запертыми. И тогда покатушки закончатся ДТП.
Но «каталка» была всё же каким-то прибором, который действовал по неизвестному мне принципу. «Каталка» не просто безвольно летела. Начать с того, что она безупречно держала направление, не «рыскала» по коридору. Как я начал толкать её вперёд — так она и держалась, будто пущенная в цель стрела.
Сидя на ней, я чувствовал, как будто что-то напрягается, какой-то механизм, или типа того. В общем, «каталка» постепенно тормозила. И я скоро понял, что спрыгивать нет никакого смысла.
К дверям мы подлетели с такой скоростью, что даже в стену было бы врезаться не страшно.
Край «каталки» коснулся дверей, и те распахнулись. Звук удара эхом раскатился по залу…
Улыбка сползла с лица Илайи.
Мы влетели в помещение Утилизатора и остановились.
Первое, что бросалось в глаза — груда трупов. «И ядрам пролетать мешала гора кровавых тел», — подсунула мне строчку филологическая память.
Трупы лежали у стены слева, и запах, который я почувствовал только здесь, пробрал до мурашек. Совершенно безжалостный, беспощадный в своей откровенности запах. Если бы не видеть эту груду — было бы легче, но так… Обоняние смешивалось с осознанием, и в результате получался кошмар.
Где-то там, среди этих тел — обезглавленная Лин. Если, конечно, её уже не поглотил Утилизатор.
— Надо же. Не думал услышать в этих коридорах радостный смех и топот детских ножек, — глухо произнёс Ликрам.
Он стоял посреди зала, перед круглым возвышением, вокруг которого скользили беззвучные фиолетовые разряды. Как будто ещё один цилиндр, большей частью невидимый.
Ликрам даже головы не повернул. Стоял спиной к нам, заведя руки за спину.
— Что ты тут делаешь? — спросил я, соскочив с «каталки».
— Что ты тут делаешь? — эхом откликнулся Ликрам.
Его голос мне совершенно не понравился. Он был мертвее той груды у стены. Мертвее исходящего от неё запаха.
— Просто зашёл посмотреть, — сказал я. — Смотрю, чем мы… обладаем.
— А, — кивнул Ликрам. — Ревизия. Что ж, дело хорошее. Посмотрел?
— Ага. Увидел странного чувака, который по ночам торчит тут с грудой гниющих мертвецов. Если бы ты такого обнаружил — ты бы что сделал?
Ликрам помолчал. Складывалось впечатление, что он серьёзно обдумывает вопрос.
— Я? — переспросил он. — Ну… Для начала, наверное, вытащил бы его отсюда за шкирку. Потом серьёзно поговорил с ним. Выяснил причины такого поведения. И постарался сделать что-нибудь, чтобы эти причины устранить.
— В чём дело, Ликрам? — спросил я.
Он негромко засмеялся, и я вздрогнул.
В этом смехе отчётливо слышались слёзы.
— В чём дело? Дело в том, что я вот уже час стою здесь и ищу повод сделать шаг назад, а не вперёд. Хотя бы один повод…
— Ликрам… — Я шагнул к нему.
— Не приближайся! — рявкнул он.
Развернулся, уставился на меня. И вот тут у меня действительно поджилки затряслись.
Ликрам плакал. По его лицу текли слёзы.
— Я трижды обошёл весь цилиндр, — прошептал он. — Я лично сопровождал каждую каталку. Я утилизировал Лин. Я утилизировал тебя! — Он ткнул пальцем в сидящую на каталке Илайю, и та вздрогнула. — И я молился, сам не знаю, кому, чтобы не увидеть здесь только одного лица. Я боялся до истерики увидеть его!
— Кого? — хрипло спросил я.
— Себя! Я боялся увидеть себя, Крейз!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тишина, в которой я мог услышать биения трёх сердец.
— И сам-не-знаю-кто услышал меня, — прошептал Ликрам. — Меня среди них не было.
Я молча смотрел на него, не зная, что сказать.
— Ты не понял, Крейз? Я тоже понял не сразу. Меня нет. Меня — не было. Вся моя жизнь до Места Силы, вся моя память — иллюзия. Скорее всего, даже все пройденные уровни Места Силы — фальшивка. Меня не существовало никогда! И этот мой страх был вживлён мне в голову, чтобы я не искал себя, когда оказывался здесь. Никто не предполагал, что я однажды займусь утилизацией трупов.
Мне было решительно нечего сказать.
— Я не человек. И никогда им не был, Крейз. Вот такая вот херня. Можешь себе представить, каково это — осознать, что ты — лишь клон, созданный с заранее определёнными целями?
— Это ничего не значит… — начал я.
— Уйди. Оставь меня здесь — и уйди. Если утром увидишь меня — значит, я нашёл хотя бы один повод сделать шаг в направлении двери. А если нет — значит, оставшуюся часть дерьма тебе расхлёбывать в одиночку.
Ликрам отвернулся от меня и уставился на тихо сверкающий цилиндр Утилизатора.
Я молча толкнул каталку обратно к дверям.
33. Соринка
— Привет.
Я вздрогнул, услышав голос. Так увлёкся проектом, что не услышал, как она вошла. Ощутил её пальцы на плече и, обернувшись, улыбнулся.
— Алеф.
— Крейз.
Она наклонилась, будто бы для поцелуя, но сама лишь примостила подбородок на поём плече. Взгляд заскользил по разложенным на столе бумагам.
— Успеваешь?
— Угу. — Я постучал карандашом по недописанному листу. — Хочешь прочитать?
— Нет! — Подбородок поёрзал у меня по плечу. — Доделай до конца, потом. Не хочу портить впечатление. Ходят слухи, что ты собираешься произвести революцию в литературоведении?
— Ну уж… — смутился я. — Просто немного другой подход. В основном — в выборе персонажей для анализа. Мне кажется, так мы сможем достичь большего…
Я замолчал. И она не замедлила вклиниться в это молчание:
— Чего именно, Крейз?
Отстранилась, подбородок исчез с моего плеча. Я уставился на свои бумаги, с которых только что выплёскивалась жизнь.
Теперь они стали мёртвыми, пустыми.
— Я не собираюсь тебя ругать, критиковать, — поспешила заверить Алеф. — Мне просто хочется понять, чего именно ты хочешь достичь с этой работой.
Я молчал.
Я коснулся кончиком карандаша полей листа и провёл линию.
— Ты ведь помнишь, что сдавать через неделю? — спросила Алеф, не дождавшись ответа.
— Помню.
— И мы все должны успеть соединить свои наработки в проект.
— Да, Алеф, я знаю. Ты со своим закончила?
— Ещё вчера. — Она откашлялась. — Я не особо… — Ещё один приступ кашля. — Я не старалась сделать что-то особенное, знаешь…
Я встал. С растущей тревогой смотрел на неё. Алеф сложило пополам, её лицо покраснело он напряжения.
— Алеф?..
— Всё нормально. — Она выпрямилась, вытерла губы тыльной стороной руки и спрятала ладонь за спину, я не успел заметить… — Вдохнула соринку.
— Какая здесь может быть соринка?
— Со мной всё хорошо, Крейз! — Голос изменился, стал жёстким. — Просто делай то, что должен. Большего от тебя никто не ждёт.
Она вышла из комнаты.
Я проводил её взглядом.
Я так и не разобрал, была ли кровь на её губах.
На её руке.
***
Открыв глаза, я долго лежал неподвижно, смотрел в потолок.
Откуда-то пришло ощущение осени. Медленного умирания природы. Казалось, выйди наружу — и почувствуешь холодный ветер, который бросит к твоим ногам ворох шуршащих ярко-жёлтых листьев.
